Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей
«Под деревом зеленым» — слова из английской народной баллады, которую персонажи шекспировской комедии «Как вам это понравится» распевают в Арденнском лесу, — своеобразной утопии. Слова эти могут служить ключом к пониманию замысла романа. «Под деревом зеленым» — патриархальный мирок, изолированный от покрытого копотью города с его контрастами и противоречиями.
Гарди искал социальную почву, способную взрастить подлинно человеческие отношения. Ему казалось, что в поисках идеала не стоит устремляться вперед, можно удовлетвориться трудовой патриархальной жизнью на лоне природы. С наслаждением и упованием показывал он глухие уголки, уцелевшие неподалеку от крупных городов, порой по детали восстанавливал целую картину. Утопические представления писателя, его попытки отмахнуться от неизбежного, осудить прогресс или приспособить нововведения к старым условиям сказывались в идеализации патриархальной ограниченности, в слабой обрисовке характеров, лишенной типической значительности. Однако сам же писатель показывает, как действительность опрокидывает умозрительные построения: под кронами его «зеленого дерева» возникают далеко не идиллические сцены.
«Вдали от обезумевшей толпы» — опять-таки цитата, на этот раз из «Элегии на сельском кладбище» Томаса Грея, в которой английский поэт XVIII века воспевал патриархального крестьянина, его быт, чуждый городскому. «Вдали от обезумевшей толпы» — это, следовательно, вдали от города, от цивилизации и все под тем же «деревом зеленым». «Обезумевшая толпа» — обобщенный образ с резко выраженной эмоциональной оценкой. Это все то, что враждебно «Уэссексу», подрывает и губит его: корыстолюбие и эгоизм собственника, разжигаемые ими слепые страсти, душевная суета, внешний лоск и нравственная опустошенность… Автор по-прежнему ищет выход в бегстве от действительности, лелея мечту о «старой веселой Англии», но чувство жизни, трезвость взгляда приходят в столкновение со столь дорогими ему иллюзиями. Все реже слышен «под деревом зеленым» шум веселого дружного хоровода, омрачилась и нарушилась сельская идиллия — писатель не мог не ощущать беспочвенность своей утопии.
«Возвращение на родину» — возвращение в родной Уэссекс из цитадели «обезумевшей толпы». Та же коллизия выражена здесь еще более резко и контрастно. Уже само место действия — Эгдонская вересковая степь, связанная с именем легендарного короля Лира, — придает произведению трагический колорит. Если «Под деревом зеленым» напоминает о веселых изгнанниках, нашедших безмятежный приют в Арденнском лесу, то Эгдонская степь — о старом бездомном Лире, застигнутом бурей.
Трезвое чувство действительности все сильнее берет верх над личными симпатиями. Гарди сознает невозможность возврата к прошлому, видит ограниченность патриархального существования, хотя и продолжает сокрушаться о его гибели.
Символика заглавий, свойственная трем первым книгам серии «Романы характеров и среды», исчезает в четвертой книге: «Мэр Кестербриджа. Жизнь и смерть человека с характером». Гарди концентрирует внимание на индивидуальном герое — простом человеке, выступает в его защиту, видя в его печальной судьбе отражение народной трагедии. В центральной фигуре и вокруг нее сосредоточивается борение чувств, с нею связываются проблемы, ранее волновавшие писателя или вновь возникшие перед ним.
В Тэсс глубок отпечаток трудовой патриархальной среды с ее светлой и темной сторонами, среды, отжившей свой век. Пленяющая цельность, непосредственность и бескорыстие чувств сочетаются в героине с отсталыми представлениями, наивной созерцательностью, беспочвенной одухотворенностью, душевной уязвимостью. Суеверный страх тяготит ее дух, ослабляет, а временами и вовсе парализует волю, редко-редко в самозабвении преодолевает она изнуряющее состояние тревоги. Многие черты сближают ее с Маргаритой из трагедии Гете «Фауст» — поэтическим воплощением патриархально-идиллической гармонии. В отличие от Маргариты Тэсс способна бросить вызов, выдержать испытания — если бы не мягкотелость Энджела, если бы не замкнутость в узком кругу, из которого нет выхода. Приноровленность Тэсс к движению вперед, к быстрому развитию, к решительной перемене — примечательное ее свойство, отмеченное автором, однако не раскрытое им во всем его реальном значении.
В сюжет романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» привнесены мотивы, которые, расширяя рамки основной темы, в то же время склонны так сместить перспективу, что реальное может стать фантастическим, преходящее — принять вид извечного, злосчастье — быть увязано с господством слепого рока над людьми.
Джон Дарбейфилд, родитель Тэсс, не просто пожизненный арендатор, он «сэр Джон», нисходит «по прямой линии от древней рыцарской семьи». Героиня не обычная крестьянка, она Тэсс из рода д’Эрбервиллей. Она «д’Эрбервилль по крови», которая передает ее отцу чахлую энергию угасшего рода, а ей — утонченность чувств и восприимчивость к страданию. Тэсс несет на себе проклятие, обречена расплачиваться за преступления некогда могущественных предков, жестоких и властных феодалов. Злые силы жаждут возмездия и искупительной жертвы.
Вдову «сэра Джона» и его детей выселяют: «Дарбейфилдов, бывших некогда д’Эрбервиллями, постигла та же участь, на какую, без сомнения, в бытность свою олимпийскими богами графства, обрекали они, и довольно жестоко, таких же безземельных, какими стали теперь сами».
Алек д’Эрбервилль с холодным расчетом использует наивность и беспомощность Тэсс: «Несомненно, в былые времена кто-нибудь из одетых в кольчугу предков Тэсс д’Эрбервилль, возвращаясь навеселе домой после битвы, причинял деревенским девушкам то же зло, если не с большей жестокостью». Героине являются зловещие предзнаменования, словно в романтической трагедии рока. Древнее предание, легенда о карете д’Эрбервиллей, вплетается в события, освещая их таинственным светом. Стук этой странной кареты раздается как предвестник надвигающегося на Тэсс несчастья.
Не следует преувеличивать роли этих мотивов, того, что часто оказывается лишь «фантастической формой», облекающей реалистический замысел писателя. Нельзя не видеть горькой иронии в той настойчивости, с какой он говорит о Тэсс как о наследнице рыцарей-феодалов. Все же эта ирония связана с фаталистической идеей, усугубляющей мрачный колорит романа. Две одинокие фигуры, потрясенные и опечаленные, Клэр и Лиза Лу, бредущие по дороге в тот час, когда свершается «правосудие», излучают свет надежды, но робкий, символический, являют пример стоического сопротивления невзгодам, взывая больше всего о сострадании.
Тэсс среди мегалитов Стоунхенджа — развалин древнего языческого храма, в котором приносились жертвы Солнцу, — патетическая сцена, построенная на контрасте между романтической приподнятостью, мужественной и нежной человечностью и мертвящей обыденностью, механической жестокостью.
Необычность площадки действия, одновременно реальной и фантастической, контрастная живопись и строгая пластика отвечают замыслу автора, его намерению показать героиню-жертву простой и величественной, противопоставить язычески светлое мироощущение, живое доброе чувство, чистое сердце — догме, фальши, бесчеловечности религиозно-филистерской морали и казенной законности. Сцена выразительна и эффектна. И все же трудно освободиться от ощущения театральности. Не случайно здесь преобладает изобразительность романтического искусства, в то время как большинство эпизодов книги выдержано в реалистической манере.
Лунатические блуждания Энджела Клэра, алое пятно на потолке, напоминающее «гигантского туза червей», — кровь убитого Алека д’Эрбервилля, ее мерное капание в мертвой тишине — детали, более свойственные «сенсационному роману» Уилки Коллинза, автора хорошо известных у нас «Лунного камня» и «Женщины в белом».
Углубление реализма, острота и страстность в защите демократических убеждений, сам материал, не терпящий эпического спокойствия, ломка и движение характеров, требующие убедительной психологической мотивировки, — все это сказалось на повествовательной манере Гарди.
Отчетливее, чем в «Мэре Кестербриджа» и других, более ранних его романах, выражена в «Тэсс» публицистическая струя. «Будем говорить честно», — вдруг прерывает автор рассказ о том, как радость бытия в переменившихся к лучшему условиях берет в героине верх над придавленностью, усиленной предрассудками, и доказательством от действительности опрокидывает скудоумные положения «любезных теоретиков», как он называет схоластов и догматиков своего времени. Наряду с подобного рода прямым обращением к читателю Гарди более настойчиво, чем ранее, изыскивает способы косвенного выявления авторской точки зрения, стремится выразить ее так, чтобы она была очевидной, но ненавязчивой. Дважды приводит он текст последнего письма Тэсс, подчеркивая этим его значение и свое одобрение тому, что в нем сказано. Преодолев чувство самоуничижения перед Клэром, Тэсс осуждает за жестокость своего супруга: он пренебрег особенностями случая в угоду схеме, предпочел быть «справедливым» по мерке, вместо того чтобы «быть чуточку добрее».
