Замок Отранто и другие истории - Уолпол Хорас (Гораций)

– Увести меня! Нет, ни за что! В ней была вся моя жизнь, и я хочу умереть вместе с нею.

Услышав голос матери, Матильда подняла веки и взглянула на нее, но тут же опустила их снова. Биение крови все более слабело, рука стала влажной и холодной, и вскоре на спасение несчастной девушки не осталось никакой надежды. Теодор последовал за лекарями в соседнюю горницу и, услышав их приговор, впал в отчаяние, граничившее с полным безумием.

– Если ей не дано жить, – вскричал он, – то хоть в смерти она должна быть моей! Отец! Джером! Вы соедините наши руки? – обратился он к монаху, который, так же как и маркиз, не отходил от лекарей.

– Что за дикое безрассудство! – воскликнул Джером. – Разве сейчас время для бракосочетания?

– Да, именно сейчас, – кричал Теодор. – Увы, другого времени не будет!

– Молодой человек, ты сам не знаешь, что говоришь! – произнес Фредерик. – Ужели в этот роковой час мы должны внимать твоим любовным излияниям? Какие у тебя права на дочь князя?

– Права князя, – ответил Теодор, – суверенного властелина княжества Отранто. Этот почтенный старец, мой родитель, поведал мне, кто я такой.

– Ты бредишь! – воскликнул маркиз. – Здесь нет другого князя Отрантского, кроме меня, поскольку Манфред, совершив убийство – святотатственное убийство, – сделал недействительными свои притязания.

– Господин, – твердо и решительно заговорил Джером, – он говорит правду. В мои намерения не входило так скоро раскрыть эту тайну, но судьба спешит осуществить предначертанное ею. То, что выдал его страстный порыв, подтверждают мои холодно взвешенные слова. Знайте же, маркиз, что когда Альфонсо отплыл в Святую землю…

– Время ли сейчас для разъяснений? – вскричал Теодор. – Отец, идите же, соедините меня с нею; она должна быть моей женой – во всем остальном я буду беспрекословно повиноваться вам. Жизнь моя! Обожаемая Матильда! – воскликнул он, вбежав в покои, где лежала она. – Хочешь ты быть моей женой? Даруешь ли ты своему…

Изабелла знаком остановила его, чувствуя, что конец Матильды близок.

– Что? Она умерла? – закричал Теодор. – Неужели?

От его душераздирающих возгласов к Матильде вернулось сознание. Она открыла глаза и посмотрела вокруг, ища мать.

– Свет очей моих, я здесь, я здесь! – вскричала Ипполита. – Не бойся – я не покину тебя.

– О, как вы добры! – произнесла Матильда. – Но не рыдайте из-за меня, матушка. Я ухожу туда, где нет горестей… Изабелла, ты любила меня, пусть же моя дорогая мать всегда ощущает твою любовь к ней, такую сильную, чтобы она могла заменить ей любовь дочери… Ах, право, я так слаба…

– О, дитя мое, дитя мое! – повторяла Ипполита, рыдая. – Как продлить мне твою жизнь еще хоть немного?

– Это невозможно, – промолвила Матильда, – препоручи меня Господу… Где мой отец? Простите ему, родная моя матушка, простите ему мою смерть – это была ошибка… О, я забыла, моя родная, ведь я дала обет никогда больше не видеть Теодора – может быть, оттого и произошло это несчастье, но это было ненамеренно… Можете ли вы простить меня?

– О, не мучь еще больше мою истерзанную душу, – ответила Ипполита, – ты никогда ничем не могла обидеть меня… Увы! Она кончается! Помогите, помогите!

– Я хотела бы сказать еще кое-что, но уже не могу… – с трудом произнесла Матильда. – Изабелла… Теодор… ради меня… О! – С этими словами она испустила последний вздох.

Изабелла и служанки силой оторвали Ипполиту от тела Матильды, но Теодор пригрозил смертью всякому, кто попытается его увести от нее. Бесчисленными поцелуями покрывал он ее холодные, как мрамор, руки и произносил все ласковые и горестные слова, какие только могли быть подсказаны отчаяньем погубленной любви.

Изабелла тем временем отвела подавленную горем Ипполиту в ее покои, но посредине двора они встретили Манфреда, который, все более безумея от мучивших его мыслей, почувствовал непреодолимое желание снова увидеть дочь и направился в горницу, где она лежала. Так как луна стояла уже высоко, он по выражению лиц обеих несчастных женщин догадался, что произошло самое страшное, чего можно было ждать.

– Что? Она умерла?! – закричал он в диком смятении – и в этот миг удар грома сотряс замок до самого основания; колыхнулась земля, и послышался оглушительный лязг огромных нечеловеческих доспехов.

Фредерику и Джерому подумалось, что наступает светопреставление. Джером ринулся во двор, увлекая за собой Теодора. В то мгновение, когда Теодор появился во дворе, стены замка за спиной Манфреда рухнули под действием какой-то могучей силы, и среди развалин восстала разросшаяся до исполинских размеров фигура Альфонсо.

– Склонитесь перед Теодором, истинным наследником Альфонсо! – возгласил призрак и, произнеся эти слова, сопровождавшиеся раскатом грома, стал величаво возноситься к небесам; покрывавшие их тучи раздвинулись, и сам святой Николай встретил дух Альфонсо, после чего видения сокрылись от взора смертных, утонув в сиянии славы.

Все, кто видел это, пали ниц, признав в явленном им Божью волю. Первой нарушила молчание Ипполита.

– Господин мой, – сказала она обессилевшему Манфреду, – вот какова тщета человеческого величия. Конрад покинул этот мир! Нет больше Матильды! В лице Теодора зрим мы истинного князя Отрантского. Каким чудом стал он им – мне неведомо, но довольно и того, что мы знаем: судьба наша определена. И что же остается нам, как не посвятить жалкий остаток наших дней молениям к небесам, чтобы они впредь отвратили от нас свой гнев? Господь изгоняет нас отсюда, – куда же нам бежать, если не в обитель Божию, где мы еще можем найти убежище?

– Безвинная страдалица! Несчастная жертва моих преступлений! – воскликнул Манфред. – Наконец сердце мое открыто для твоих благочестивых увещаний… О, если бы я мог… Но это невозможно… Вы недоумеваете… Так пусть же я сам наконец свершу над собою суд. Я сам должен выставить на позор свою голову – это единственное удовлетворение, которое я могу дать оскорбленным небесам. Мои деяния навлекли на меня эти кары; пусть хоть исповедь моя искупит… Но чем можно искупить вину узурпатора и убийцы собственной дочери, загубленной им в священном месте! Внимайте же все, и да послужит эта кровавая история предостережением будущим тиранам!

Как вам известно, Альфонсо умер в Святой земле… Тут вы прервете меня; вы скажете, что он умер не своей естественной смертью – и это будет чистая правда, иначе бы Манфреду не пришлось сейчас осушать до самого дна горькую чашу искупления. Рикардо, мой дед, который был мажордомом Альфонсо… я надеялся утаить преступления моего предка – но теперь это бесполезно! Альфонсо умер отравленный. Подложное завещание провозглашало Рикардо его наследником. Преступления Рикардо преследовали его – но ему не пришлось утратить сына и дочь! Я один расплачусь сполна за незаконно захваченные права. Однажды Рикардо был застигнут на море бурей. Мучимый своей виной, он дал обет святому Николаю основать церковь и два монастыря, если он доберется живым до княжества Отранто. Жертва его была принята: святой явился ему во сне и обещал, что его потомки будут править в этом княжестве до тех пор, пока его законный владетель не станет слишком велик, чтобы обитать в замке, и доколе будут существовать потомки Рикардо мужского пола, которым только и может быть предоставлено это право. Увы, увы! Нет уже больше потомков ни мужского, ни женского пола, кто представлял бы этот несчастный род, кроме меня самого. Я все сказал… Ужасные беды, происшедшие в последние три дня, досказывают остальное. Как мог этот молодой человек оказаться наследником Альфонсо, я не знаю и все же не сомневаюсь, что это истина. Ему принадлежат эти владения, я отступаюсь от них… Но я и не подозревал, что у Альфонсо есть наследник… Я не оспариваю Господню волю: в бедности, заполненные молитвами, протекут немногие печальные дни, отделяющие еще Манфреда от часа, когда он будет призван к Рикардо.

– Остальное должен поведать я, – сказал Джером. – Когда Альфонсо отплыл в Святую землю, буря прибила его корабль к берегам Сицилии. Другое судно, на котором находился Рикардо со свитой князя, как вы, должно быть, слышали, ваша светлость, было отброшено бурей далеко от первого.