Мигель Астуриас - Зеленый папа
— Джо Мейкер, ты согласен?.. — спросила дочь, выводя его из задумчивости. — Согласен заключить со своей дочерью договор наудачу?
— Я должен знать, о чем идет речь…
— Если тебя назначат губернатором новых территорий, ты простишь Рэя Сальседо.
Мейкер Томпсон почти выдернул руку, лишив Аурелию опоры, но она снова взяла его молча под локоть, и они возобновили свое шествие по улицам, она — глядя себе под ноги: мелькали башмаки прохожих, колеса автомобилей; он — ища глазами часы на зданиях, чтобы проверить время.
— Предположим, что не прощу… Аурелия пришла в себя, подняла голову.
— Значит, Джо Мейкер, ты не прощаешь и меня, не прощаешь…
— Отлично, значит, и тебя не прощаю. Кстати, поговорим уж обо всем сразу… Не знаю, известили тебя мои адвокаты или нет о том, что весь капитал твоей матери и Майари, твоей сестры, находится в твоем распоряжении, он твой, можешь вступить во владение и действовать, как тебе угодно.
— Они вчера мне сообщили… Но речь идет не об имуществе, а о том, что не переводится в валюту, о твоем прощении. Мне кажется, если ты простишь его, Рэй навсегда останется для меня таким, какой, я думаю, он есть на самом деле. Без твоего прощения, Джо Мейкер, совсем другое дело.
— Я считаю оскорблением не то, что ты станешь матерью, а то, что он сбежал, не написав мне ни строчки о своих намерениях. Ты почти брошена. Не имеешь о нем известий. С какой стати мне прощать его? Нет, ни в коем случае.
— Он напишет. Он в Египте, ведь археологи забывают всех живых, когда оказываются в мире тишины, который они открывают.
— Если не оставил тебе адреса, позвони ему по телефону в Каир…
— Сказал, что вышлет…
— Он знал, в каком ты положении?
— Я ему ничего не сообщила. По-моему, это значило бы связать его еще не появившимся на свет существом; нас и так жизнь связала помимо нашей воли. Зачем же превращать в капкан и путы то, что еще не родилось?..
Они ускорили шаги. Джо Мейкер торопился на важное деловое свидание. Время переодеваться. Черные брюки, черный галстук, белый смокинг, сигареты, духи и маленький револьвер.
Кто знает, вода ли, тишина ли плыла мимо дома, если бы отблески окон не золотили поверхность Миссисипи. Слуга-негр проводил Мейкера Томпсона в салон, обтянутый гобеленами, заполненный фарфором, слоновой костью и стильной мебелью. Дрогнуло на дверях драпри, и навстречу Томпсону вышел самый крупный акционер «Тропикаль платанеры», коренастый, ноги втиснуты в узконосые лаковые туфли.
— Добро пожаловать!.. Я знаком с вами по докладам, по докладам и нашей переписке!
— Благодарю, мистер Грей… Очень рад пожать вашу руку. Мне тоже доставляет большое удовольствие познакомиться с вами лично.
— Сигарету… Прикажем принести нам виски и сядем. Где хотите. В этом кресле вам будет удобно.
— Прекрасно…
— Минеральной воды? Простой? Сколько виски?
— В тропиках, не знаю, известно ли вам, виски пьют с кокосовым молоком.
— Говорят, хорошее средство от лихорадки.
— Хорошее средство от скуки.
— А посему его едва ли выдумали англичане. Ладно, выпьем за нашу встречу и ваш триумф на следующем собрании акционеров. Портфель президента Компании будет ваш, и вскоре мы разопьем шампанское.
— За ваше здоровье, мистер Грей; с таким крестным отцом, как вы…
— Победа обеспечена. С нами большинство сильных акционеров. Ничего не выйдет у группки квакеров, возглавляемой Джинджером Кайндом. Вы его знаете?
— Знал лет двадцать назад. Он, наверно, очень стар.
— Старейшина среди акционеров. Но он не имеет никакого веса, бедняга однорукий. Большинство проголосует за вас, Мейкер Томпсон, за человека испытанного и умеющего верно трактовать идеи деловых людей в том смысле, что только деньги значат все, только золото дает власть.
— Мне вспоминается, как Джинджер Кайнд — я ведь был тогда очень молод, и потому его слова мне врезались в память, — Кайнд, уезжая из тропиков, кричал, что наша фруктовая Компания состоит из подонков нации, нации с благороднейшими традициями.
— Он и сейчас кричит то же…
— Вы правы, мистер Грей; только золото дает власть, и «подонки», как зовет нас Кайнд, уже ворочают более чем двумястами миллиардами долларов. Именем Его Императорского Величества Золота мы можем присоединять страны, которые были покорены именем каких-то ничтожных королей, закладывавших свои бриллианты и не имевших рубахи на смену, покорены с помощью банды нищих солдат и босых монахов.
— Времена, друг мой, меняются…
— Я полностью согласен с вами, мистер Грей: когда-то власть даровалась богом, потом — королем, потом — народом, а сейчас — деньгами. Только деньги дают власть.
— Я же сказал вам, Мейкер Томпсон, времена меняются. На смену благороднейшим традициям, о которых болтает Кайнд, к счастью, пришли тресты, и поскольку мы — один из ста трестов, направляющих политику Соединенных Штатов, нам нечего церемониться с этими странами, надо обезопасить наше имущество и покончить с правительствами, которые мы там поддерживаем для того, — мне так представляется, — чтобы жители в конце концов взвыли от отчаяния и вышли бы на улицы, крича, что пойдут за кем угодно, лишь бы избавиться от ярма кровожадных соплеменников.
— Совершенно верно, мистер Грей…
— Ибо не надо быть очень проницательным, чтоб догадаться, что именно на это и рассчитывает Белый дом, поддерживая такие режимы, при которых великие бездельники — военные грабят свои страны, сеют в народе смерть и ужас.
— Вы знаете ситуацию лучше, чем протестант Библию…
— Друг мой, в Новый Орлеан раньше всего доходят жалобы этих бедняг. Однако выпьем. Еще немного виски?.. Они надеются, что аннексия принесет покой их очагам, будет гарантией их личной безопасности и сохранения имущества. Надо спасать то, что уцелело, остатки диких народов…
— Нечего их спасать, мы не Армия спасения… Кайнд совсем помешался на своих гуманистических идеях. Вы не были в тропиках, мистер Грей? Тот, кто живет в тех краях многие годы, знает, что спасать там нечего, там нет даже праха мертвых — в таком климате покойники не дремлют в склепах по-египетски, не плавают, как здесь, по улицам. Я вам когда-нибудь расскажу, что в молодости со мной случилось в вашем прекрасном городе. В тропиках нет мертвецов, их бренные останки нельзя спасти. Все исчезает, уходит, ничего не остается; смерть не вечна там, а жизнь слишком быстротечна…
Мейкер Томпсон прервал речь, заслышав шаги. Прибыли другие важные персоны. Банкиры и крупные акционеры, как ему сообщил Грей, от «Сокони-вакуум ойл»- миллиард четыреста миллионов долларов; от «Галф ойл" миллиард двести миллионов долларов; от «Бетлэхем стил»- миллиард долларов; от «Дженерал электрик»- миллиард долларов; от «Тексас компани" миллиард долларов; от «Дженерал моторс»- два миллиарда восемьсот миллионов долларов; от «Юнайтед стейтс стил»- два миллиарда пятьсот миллионов долларов; от «Стандарт ойл»- три миллиарда восемьсот миллионов долларов…
— Я не хотел приглашать мелкоту, — сказал Грей, улыбаясь и вставая навстречу гостям, — пигмеев не надо! Не меньше миллиарда долларов; все самые влиятельные акционеры и ваши сторонники.
Аромат резеды вливался в открытые окна вместе с сомнамбулическим светом жаркой ночи и смешивался с серебристым дымом тонких Табаков и сладким запахом кофе и ликеров, помогавших переварить сытный обед, который изобиловал сухими белыми винами со льда и винами красными, подогретыми до температуры кончиков пальцев.
Горы лунных бликов, горы золота… Холодок пробегал у него по спине… Взял сигару… Жевал ее жадно, яростно и сплевывал табак… Он — Мейкер Томпсон… Я — Мейкер Томпсон… Зеленый Папа… Мое господство — вне времени и во времени, нереально и реально…
«Сеньор президент Панамериканского союза, Зеленый Папа повелевает вам включить в число членов союза одно из самых сильных государств нашего континента, то самое, где я, первосвященник с Великим Изумрудом, царствую, опираясь на правительства и народы. Двадцать четвертое государство панамериканской семьи владеет территорией на побережье Карибского моря и Мексиканского залива. Зеленые массивы моих владений простираются до Тихого океана. Кроме земель, я властвую над сотнями, тысячами, сотнями тысяч людей, для которых являюсь правителем и высшей властью. Власть дают деньги. Земли, люди и всемогущее правительство в Чикаго, в кабинетах «Тропикаль платанеры». Кроме того, государство, которое я требую включить в Панамериканский союз, имеет пароходы на обоих морях, железные дороги, порты, банки, представителей в конгрессе Соединенных Штатов, все средства информации современного государства, мобильную армию и флот. Денежный знак — доллар, язык — тоже наш. Эта двадцать четвертая фруктовая республика могущественнее любого из других государств, представляющих свои ограниченные или чужие- интересы в Панамериканском союзе. И потому я требую, чтобы ей предоставили подобающее место за круглым столом и присоединили к покрытым славой американским флагам не менее славный государственный флаг нашего фруктового государства: череп корсара над двумя скрещенными банановыми ветвями на зеленом поле». Пароход, приводимый в движение большим колесом, оставлял за собой пенную борозду на уснувших водах Миссисипи. Непостижимо. Он потер руки, распрощавшись с мистером Греем и с могущественными акционерами, которые обещали ему свои голоса на выборах президента Компании в будущем году. Непостижимо. Улица — он проезжал Канал-стрит, — автомобиль, шофер в форме, колокольный звон — наверное, уже утро, — холодный шум города, оглушительное чиханье рынков, кареты «скорой помощи» и светло-медные лучи на кирпичных зданиях.
