Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4
— А когда ты получилъ отъ нея это письмо? съ живостію спросилъ майоръ Доббинъ.
Джой не помнилъ хорошенько, но по сдѣланной справкѣ оказалосъ, что Амелія писала къ брату мѣсяца два спустя послѣ извѣстій, полученныхъ майоромъ.
Черезъ нѣсколько времени корабельный врачъ поздравлялъ себя съ блистательнымъ успѣхомъ, съ какимъ удалось ему вылечить этого паціента, переданнаго ему мадрасскимъ докторомъ почти въ безнадежномъ состояніи; майоръ Доббинъ быстро началъ поправляться съ той самой минуты, какъ на кораблѣ предписали ему новую микстуру. Вотъ почему заслуженный воинъ, кептенъ Киркъ, потерялъ надежду на производство въ майорскій чинъ.
Когда «Рамчондеръ» оставилъ гавань Св. Елены, веселость и живость Доббина обнаружились мало-по-малу въ такихъ обширнѣйшихъ размѣрахъ, что онъ изумилъ и озадачилъ всѣхъ пассажировъ ворабля. Онъ подшучивалъ надъ мичманами, игралъ въ дубинку (single stieck) съ капитанскими помощниками, и однажды вечеркомъ, когда вся компанія, послѣ ужина, потягивала грогъ, мистеръ Доббинъ затянулъ, для общей потѣхи, самую веселую, комическую пѣсню. Его живость, предупредительность, остроуміе и любезность были такого рода, что самъ капитанъ Браггъ, не видѣвшій сначала никакого прока въ этомъ пассажирѣ, принужденъ былъ сознаться, что майоръ — образованнѣйшій джентльменъ, достойный уваженія во многихъ отношеніяхъ.
— Никакъ нельзя сказать, что манеры его вполнѣ изящны, замѣтилъ капитанъ Браггъ своему старшему подшкиперу, — его натурально не могутъ принимать въ губернаторскомъ домѣ, гдѣ мы такъ часто веселились… да, веселились. Лордъ Вилльямъ и его супруга были такъ добры, что обходились съ мой, могу сказать, безъ всякой церемоніи, однажды даже я былъ приглашенъ къ нимъ на обѣдъ въ присутствіи самого главнокомандующаго… Ну, да, манеры Доббина вовсе не изящны, но при всемъ томъ — понимаете?
Какъ не понимать? Подшкиперъ выразилъ свое убѣждепіе, что капитанъ Браггъ, постигая вполнѣ корабельное искусство, умѣлъ въ тоже время различать людей.
Но когда дней за десять пути отъ береговъ Британіи, корабль заштилѣлъ и остановился неподвижно на одномъ мѣстѣ, майоръ Доббинъ совершенно повѣсилъ носъ, и обнаружилъ такіе признаки нетерпѣливаго и даже отчасти сварливаго характера, что изумленные пассажиры никакъ не могли угадать въ немъ прежняго весельчака. Онъ пересталъ хандрить не прежде, какъ снова подулъ попутный вѣтерокъ, и радость его достигла до неизрѣченнаго восторга, когда штурманъ опять взялся за руль. Великій Боже! Какую сильную тревогу забило его сердце, когда наконецъ, послѣ продолжительнаго плаванія, передъ глазами путешественниковъ открылись шпицы соутамптонскаго адмиралтейства!
ГЛАВА LVII
Другъ нашъ майоръ
Другъ нашъ майоръ пріобрѣлъ на кораблѣ такую популярность, что, когда онъ и мистеръ Седли, по прибытіи въ соутамптонскую гавань, спустились на береговую шлюпку, весь корабельный экипажъ, офицеры и матросы, со включеніемъ самого капитана Брагга, огласили воздухъ троекратнымъ «ура» въ честь майора Доббина, который на этотъ разъ раскраснѣлся какъ стыдливая дѣвушка, и, потупивъ глаза, раскланивался передъ своими пріятелями направо и налѣво. Мистеръ Джой, принимавшій эти комплименты на свои счетъ, величественно снялъ фуражку съ золотой кокардой, и еще величественнѣе принялся размахивать ею по воздуху, прощаясь окончательно съ корабельными друзьями. Когда шлюпка причалила къ берегу, путешественники, отправились въ гостинницу Джорджа.
Великолѣпные ростбифы британскаго приготовленія и серебряныя кружечки съ національнымъ портеромъ и пивомъ, выставляемыя на показъ при входѣ въ общую залу гостинницы Джорджа, производятъ обыкновенно такое могущественное вліяніе на глаза путешественника, пробывшаго нѣсколько лѣтъ сряду за границей, что онъ невольно обнаруживаетъ желаніе прогоститъ здѣсь дня три, четыре, принимая въ соображеніе и то весьма уважительное обстоятельство, что ему необходимо отдохнуть и собраться съ силами послѣ продолжительной корабельной качки. Но мистеръ Доббинъ былъ джентльменъ выше всякаго соблазна, представляемаго національнымъ комфортомъ. Едва только нога его переступила за порогъ общей залы, какъ онъ началъ поговаривать о постшезѣ, и не успѣвъ взглянуть на Соутамптонъ, изъявилъ непремѣнное желаніе продолжать свой путь въ Лондонъ безъ всякой отстрочки, и безъ малѣйшаго промедленія. Къ несчастью, однакожь, встрѣтились непредвидѣнныя затрудненія со стороны Джоя. Этотъ джентльменъ, привыкшій дѣйствовать систематически и методически не хотѣлъ и сльшать о продолженіи путешествія въ тотъ же вечеръ. И какъ это можно? Неужели онъ, для какой-нибудь скаредной сидѣйки въ почтовой каретѣ, откажется отъ удовольствія понѣжиться эту ночь на мягкихъ пуховикахъ, готовыхъ здѣсь, въ прекраснѣйшемъ, уютномъ нумерѣ, замѣнить для него эту гадкую морскую койку, гдѣ тучное его тѣло бултыхалось столько дней и ночей впродолженіе утомительнаго и скучнаго переѣзда? Нѣтъ, мистеръ Джой не тронется съ мѣста, пока не будетъ доставленъ съ корабля весь его багажъ, и не сядетъ въ карету безъ своего Chillum. Такимъ образомъ майоръ принужденъ былъ переждать эту ночь. Онъ отправилѣ къ родственникамъ въ Лондонъ письмо съ извѣстіемъ о своемъ пріѣздѣ, и убѣдилъ Джоя сдѣлать то же самое въ отношеніи къ своей семьѣ. Джой обѣщалъ, но не сдержалъ обѣщанія. Кептенъ Браггъ, корабельный врачъ, да еще два, три пассажира пришли въ гостинницу Джорджа пообѣдать съ нашими друзьями. Поѣздка въ Лондонъ отложена до слѣдующаго дня. Джой обнаружилъ всю сановитость и великолѣпіе Индійскаго набоба, когда заказывалъ пышный обѣдъ, и содержатель гостинипцы разсказывалъ послѣ, что ему весело было смотрѣть, когда мистеръ Седли принялся пить первую кружку шотландскаго пива. Будь у меня досугъ и охота къ поэтическимъ отступленіямъ, я бы готовъ былъ, для наслажденія читателей, написать цѣлую главу объ удовольствіи кушать первую кружку портера или пива на британской почвѣ. О, если бы вы знали, какъ это вкусно! Стоитъ, по моему мнѣнію, отлучиться изъ отечества на цѣлый годъ единственно для того, чтобы, по возвращеніи, насладиться этимъ напиткомъ.
На другой день поутру майоръ Доббинъ, по заведенному порядку, обрился, умылся и одѣлся. Было очень рано, и никто еще не просыпался въ цѣломъ домѣ, кромѣ неутомимаго половаго, который, повидимому, не спитъ никогда. Проходя по корридору, отъ одного нумера до другаго, майоръ явственно могъ слышать храпѣніе и позѣвоту трактирныхъ жильцовъ. Затѣмъ онъ видѣлъ, какъ безсонный половой, переходя изъ одной двери въ другую, подбиралъ у пороговъ сапоги разныхъ цѣнностей и наименованій, блюхеровскіе съ высокими каблуками, Веллингтоновскіе съ кисточками, оксфордскіе ботфорты, и такъ далѣе. Затѣмъ проспулся туземецъ Джоя, и началъ приводить въ порядокъ разнообразныя туалетныя статьи своего господина, и приготовлять его гукахъ. Затѣмъ поднялись на ноги трактирныя служанки, и встрѣтившись съ туземцемъ въ корридорв, испустили пронзительный визгъ, вообразивъ, что передъ ними стоитъ самъ чортъ. Онъ и Доббинъ споткнулись на ихъ ведра, когда онѣ готовились мыть полъ. Когда, наконецъ, появился первый нестриженый слуга, и началъ отпирать ворота гостинницы Джорджа, майоръ подумалъ, что время отъѣзда наступило, и приказалъ подавать постшезъ.
Затѣмъ онъ направилъ свои шаги въ комнату мистера Седли, и открылъ богатые занавѣсы большой семейной постели; гдѣ храпѣлъ индійскій набобъ.
— Что это ты заспался, любезный? сказалъ майоръ, расталкивая своего друга. Вставай, Седли, вставай! пора ѣхать. Черезъ полчаса подадутъ постшезъ.
Джой повернулся на другой бокъ, и пожелалъ освѣдомиться изъ-подъ пуховаго одѣяла, который бы теперь былъ часъ, но когда заикающійся Доббинъ, въ жизнь неприбѣгавшій къ обманамъ и уверткамъ, какъ бы впрочемъ это ни могло быть выгодно для его цѣлей, удовлетворилъ желаніе своего пріятеля относительно ранней утренней поры, Джой разразился такимъ залпомъ энергическихъ словъ и выраженій, которыя мы никакъ не осмѣливаемся внести въ эту назидательную исторію, назначенную собственно для читателей съ джентльменскимъ вкусомъ. Можно, впрочемъ, объявить по секрету, что индійскій набобъ отправилъ нашего друга къ чорту, и сказалъ положительно, наотрѣзъ, что онъ не намѣренъ продолжать путешествія съ такимъ безсовѣстнымъ джентльменомъ, который не стыдится, безъ всякаго основательнаго довода, безпокоить своего товарища въ ранній утренній часъ, когда сонъ особенно сладокъ и пріятенъ. Такое обнаруженіе воли со стороны индійскаго набоба отстраняло всякую возможность возраженій. Озадаченный майоръ, скрѣпя сердце, принужденъ былъ удалиться, оставивъ своего товарища продолжать прерванный сонъ.
