Элинор Портер - Поллианна
— Нет, сэр, для вас, для вас! Вы же сами говорили, что рука и сердце женщины и присутствие ребенка могут превратить ваше жилище в настоящий Дом! Говорили? Так вот, я вам это устрою. У вас будет присутствие ребенка. Ну, конечно, это буду не я…
— Кроме тебя, мне никто не нужен! — решительно запротестовал Джон Пендлтон.
— Когда вы узнаете его, он вам станет нужен! — еще решительнее возразила Поллианна. — Вы же такой хороший и добрый! Вы только вспомните, сколько радости вы доставляете людям всякими хрусталиками, монетами и другими удивительными вещами! А потом, вы же еще копите деньги для язычников и…
— Поллианна! — раздраженно запротестовал Джон Пендлтон. — Давай, наконец, раз и навсегда оставим эту чушь о язычниках. Я уже сто раз пытался тебе сказать: никогда в жизни я не послал язычникам ни пенни. Я даже и не думал копить для них деньги. Ясно?
Он решительно поднял голову, приготовившись встретиться с разочарованным взглядом девочки. Каково же было его удивление, когда он увидел, что ее глаза сияют от радости.
— Вот это да, мистер Пендлтон! — хлопая в ладоши, закричала она. — Я так рада… То есть… — она покраснела и замялась. — Я, конечно, не хочу сказать, что мне не жалко язычников, но зато я теперь знаю, что вы не как все остальные, и вам не нужны маленькие мальчики из Индии. Я так рада, что вам больше нравится Джимми Бин. О, теперь-то я точно знаю, что вы возьмете его.
— Кого возьму?
— Джимми Бина. Понимаете, он и будет вашим «присутствием ребенка». Он с радостью станет им. Он так расстроился на прошлой неделе, когда я сказала ему, что даже моя Женская помощь с Дальнего Запада не хочет его брать. Но теперь-то он обрадуется! Стоит ему только услышать, что вы его берете к себе!
— Он-то, может, и обрадуется, зато я нет! Это просто чушь какая-то, Поллианна! — воскликнул Джон Пендлтон.
— Вы хотите сказать, что не возьмете его?
— Вот именно, Поллианна.
— Но, мистер Пендлтон! Он был бы просто чудесным «присутствием ребенка»! — Чуть не плача, принялась уговаривать Поллианна. — Если вы возьмете к себе Джимми Бина, вам больше никогда не будет одиноко!
— Охотно верю. Но, думаю, в таком случае, я предпочту одиночество.
Поллианну вдруг охватила досада. И только сейчас, впервые за многие месяцы, она вспомнила то, что когда-то говорила ей Нэнси.
— Может быть, вы считаете, что хорошие, живой мальчик хуже, чем дохлый скелет, который вы храните в каком-то шкафу? — возмущенно вздернув подбородок, проговорила она. — Но я, лично, так не считаю!
— Скелет? — переспросил мистер Пендлтон.
— Да. Нэнси сказала, что вы держите его в каком-то шкафу. Ну и…
Запрокинув вверх голову, Джон Пендлтон вдруг громко захохотал. Он хохотал от всей души. Поллианна испуганно взглянула на него и вдруг заплакала. Джон Пендлтон резко оборвал смех и, выпрямившись, попытался настроиться на серьезный лад.
— Знаешь, ты права, Поллианна, — обретя дар речи, заговорил он. — Может быть, ты даже и сама до конца не подозреваешь, насколько права. Теперь я сам понял: хороший живой мальчик, конечно же, лучше, чем мой скелет в шкафу. Только вот… — он замялся. — Понимаешь, люди не могут так быстро меняться. Каждый почему-то держится за свои скелеты. А теперь я хотел бы, чтобы ты мне еще чуть-чуть подробнее рассказала об этом хорошем мальчике.
И Поллианна рассказала ему. Может быть, смех расчистил дорогу к сердцу мистера Пендлтона, а может быть, Поллианна вложила в историю бедного Джимми столько чувства, что сердце Джона Пендлтона не выдержало? Как бы там ни было, но в тот день он сказал Поллианне, чтобы она пришла в ближайшую же субботу вместе с Джимми Бином.
— Я так рада! — воскликнула Поллианна, прощаясь со своим старшим другом. — Я знаю, он вам очень понравится, мистер Пендлтон! И тогда у Джимми будет и дом, и семья, и вы станете о нем заботиться!
22. ПРОПОВЕДИ И ЯЩИКИ ДЛЯ ДРОВ
Как раз в тот момент, когда Поллианна рассказывала Джону Пендлтону о Джимми Бине, по Пендлтонскому холму взбирался приходский пастор, преподобный Пол Форд. Одолев холм, он углубился в Пендлтонский лес, надеясь, что красота природы хоть отчасти исцелит его израненное сердце. А сердцу преподобного Пола Форда и впрямь было от чего разорваться на части. Последний год отношения между его прихожанами с каждым месяцем ухудшались, и, сколько он ни старался, все его усилия не приводили ровно ни к каким результатам. Он пытался спорить, умолять, он призывал к порядку, наконец, он молился за них, но возмутители спокойствия продолжали бесчинствовать, вовлекая в порочный круг все большее количество прихожан. Дошло до того, что ему стало казаться, будто все его прихожане погрязли в зависти, недоброжелательстве и склоках. Скрипя сердце, борясь с отчаянием, он молился о вразумлении неразумных чад, но сегодня последние крупицы надежды иссякли в его душе.
Так получилось, что за последнее время двое его дьяконов переругались вдрызг из-за совершеннейшей чепухи. Три самых активных участницы Женской помощи, выведенные из себя глупыми сплетнями, которые с чьей-то легкой руки распространились по всему городу, вышли из организации. Церковный хор разделился на две враждующие группы, которые никак не могли поделить лучшие певческие партии. Общество Добродетельных Христиан пребывало совсем не в добродетельном состоянии, ибо тратило все свое время на разбор конфликта между двумя руководителями. И, наконец, именно сегодня директор и два преподавателя воскресной школы объявили, что подают в отставку. Словом, у несчастного пастора просто земля под ногами горела.
Уединившись под сень Пендлтонского леса, преподобный Пол Форд впервые решился взглянуть правде в глаза, и это привело его в отчаяние. На какое-то мгновение ему показалось, что рушится не только его авторитет как служителя Господа на земле, но и чуть ли не устои всего христианства. Медлить больше было нельзя. Кризис разразился и спасти положение могли лишь экстренные меры. Но что он мог поделать?
Преподобный Пол Форд уселся под деревом и извлек из кармана сложенные листки бумаги. Он не спеша развернул их и стал читать наброски воскресной проповеди. Он хотел прибегнуть к обильным цитатам из Евангелия от Матфея. Он хотел пригрозить прихожанам участью лицемеров, книжников и фарисеев, показать им, как они похожи на тех, кто молится, но забывает о Законе, Вере, Прощении и Благодати. Он хотел задать им горький вопрос: куда идем мы, о братья и сестры?
Словом, он собирался прочесть им гневную проповедь. Произнеся ее в зеленых пределах Пендлтонского леса, преподобный Пол Форд мысленно прикидывал, насколько веско прозвучит его слово в пределах церкви, и какое действие возымеет оно на прихожан?
Решится ли он обратиться с подобным к своей пастве? Посмеет или не посмеет бросить им обвинения, которые лично ему совсем не казались сейчас преувеличенными? К этому, продолжал размышлять он, можно больше ничего не добавлять. Просто надо молить Бога о помощи и о том, чтобы слова его дошли до сердца заблудших. Ох, как же он мечтал, чтобы в приходе его вновь воцарились мир и спокойствие!
Он сложил свои наброски и снова запихнул их в карман. Потом в тоске закрыл лицо руками и издал протяжный стон. Именно в это время с ним поравнялась Поллианна, которая возвращалась домой.
— Ой, мистер Форд! Мистер Форд! — испуганно закричала она. — Надеюсь, вы ничего не сломали?
Пастор отдернул ладони от лица и изумленно посмотрел на нее.
— Нет, нет, милая, — пытаясь изобразить безмятежную улыбку, ответил он. — Просто я решил тут немного передохнуть.
— Ну, тогда все в порядке, — с облегчением выдохнула Поллианна. — Понимаете, я однажды вот так же, как вас, встретила мистера Пендлтона, и у него оказалась сломана нога. Правда, он тогда лежал, а вы сидите.
— Да, сижу. И я ничего не сломал. Так что, доктора мне ничем не помогут, — грустно добавил он.
Последние слова мистер Форд произнес очень тихо, но Поллианна расслышала их, и с сочувствием взглянула на него.
— Понимаю, мистер Форд, — ласково проговорила она. — Вас что-то тревожит. С папой тоже такое бывало. Наверное, у всех пасторов так. Ведь у вас такая большая ответственность.
Преподобный мистер Форд внимательно посмотрел на нее.
— А я и не знал, что твой отец был пастором.
— Ну, да, мистер Форд. Я думала, все знают об этом. Он женился на сестре тети Полли, и она стала моей мамой.
— Теперь понятно. Нет, я не знал. Ведь я не так давно живу в этом городе.
— Ну, да, сэр. То есть, я хотела сказать: нет, сэр, — вконец запутавшись, Поллианна смущенно улыбнулась и умолкла.
Наступила длительная пауза. Пастор снова извлек из кармана свои наброски, но, вместо того, •чтобы читать их, воззрился на желтый высохший лист, лежавший неподалеку от дерева. А Поллианна разглядывала пастора, который, казалось, совершенно забыл о ней, и проникалась к нему все большим сочувствием.
