Ивлин Во - Пригоршня праха
— Извините, вам скучно?
— Нет, это я шучу. А вы паренек серьезный, верно я говорю?
Несмотря на мерзкую погоду, отель, по-видимому, был битком набит съехавшейся на уикенд публикой. Через вращающиеся двери входили все новые и новые гости, глаза у них слезились, а щеки посинели от стужи.
— Жидки понаехали, — ненужно комментировала Милли. — Ну да ладно, все равно хорошо раз в кои веки вырваться из клуба.
Среди вновь прибывших оказался приятель Милли. Он руководил размещением своих многочисленных чемоданов. В любом другом месте он привлек бы всеобщее внимание, ибо на нем был берет и просторная меховая шуба, из-под которой выглядывали клетчатые чулки и комбинированные черно-белые туфли.
— Отнесите чемоданы наверх, распакуйте, да поживей, — приказал он.
Он был низенький и плотный. Его подруга, тоже в мехах, недовольно таращилась на одну из стеклянных витрин, украшавших холл.
— Ой, ради бога, — сказала она.
Милли и молодой человек поздоровались.
— Это Дэн, — сказала Милли.
— Ну, — сказал Дэн, — так что будем делать дальше?
— Выпить мне наконец дадут? — сказала подруга Дэна.
— Конечно, Кисуля, даже если мне самому придется сбегать за выпивкой. Выпьете с нами за компанию или мы будем de trop[20].
Они прошли блистающий салон.
— Я продрогла, как собака, — сказала Кисуля.
Дэн снял пальто и предстал в брюках гольф пурпурного цвета с блестящим отливом и в шелковой рубашке такой расцветки, которую Тони выбрал бы разве что для пижамы.
— Мы тебя сейчас отогреем, — сказал он.
— Тут от жидков не продохнуть, — сказала Кисуля.
— Я всегда считал это залогом того, что отель хороший. Вы со мной не согласны? — сказал Тони.
— Еще чего, — сказала Кисуля.
— Не сердитесь на Кисулю, она озябла, — объяснил Дэн.
— Интересно, кто бы не озяб в твоем паршивом драндулете?
Они выпили несколько коктейлей. Потом Дэн и Кисуля ушли к себе в номер причепуриться, как объяснили они; их пригласили на вечеринку к другу Дэна, на его виллу неподалеку.
Тони и Милли пошли обедать.
— Он отличный парень, — сказала Милли, — часто заходит в клуб. У нас там разные типы бывают, но Дэн, он из приличных. Я с ним один раз чуть было за границу не поехала, но в последний момент у него что-то там сорвалось.
— Кажется, мы не очень понравились его девушке.
— Да она просто озябла.
Тони обнаружил, что ему с трудом удается поддерживать застольную беседу. Поначалу он отпускал замечания о соседях, как делал бы, обедая с Брендой у Эспинозы.
— Вон там в углу хорошенькая девушка.
— Чего бы вам не податься к ней, милок? — сказала Милли язвительно.
— Посмотрите, какие бриллианты у той женщины. Как, по-вашему, они настоящие?
— Спросите у нее, если вам так интересно.
— Смотрите, какая красивая женщина — вон там танцует, брюнетка.
— Чего бы вам ей самой не сказать — она просто помрет от радости.
Вскоре до Тони дошло, что в кругу, где вращалась Милли, считалось дурным тоном проявлять интерес к другим женщинам, кроме своей спутницы.
Они пили шампанское. Его же, что неприятно поразило Тони, пили и оба сыщика. Он об этом еще поговорит, когда ему представят счет. Нельзя сказать, чтоб они его выручили с Винни. Где-то в глубине сознания его все это время терзал вопрос, что же они будут делать после ужина, но вопрос решился сам собой. Когда он закуривал сигару, с другого конца зала к ним подошел Дэн.
— Послушайте, — сказал он. — Если у вас нет планов на вечер, отчего бы вам не поехать с нами в гости к моему другу. Вы не пожалеете. Он умеет принять гостей первый сорт.
— Ой, давайте поедем, — сказала Милли.
Вечерний костюм Дэна был сшит из синего материала, который, очевидно, должен был казаться черным при электрическом освещении, однако почему-то оставался совершенно синим.
Итак, Милли и Тони поехали к другу Дэна и были приняты первый сорт. Туда съехалось человек двадцать или тридцать гостей, все более или менее похожие на Дэна. Друг Дэна был само радушие. Когда он не возился с приемником, который то и дело выходил из строя, он расхаживал среди гостей, снова и снова наполняя стаканы.
— Славная штука, — говорил он, демонстрируя наклейку, — от нее вреда не будет. Штука что надо.
И они налегли на штуку что надо.
Временами друг Дэна замечал, — что Тони чувствует себя не в своей тарелке. Тогда он подходил и клал руку ему на плечо.
— Очень приятно, что Дэн вас затащил, — говорил он, — надеюсь, у вас ни в чем нет недостатка. Рад вас видеть. Приезжайте еще, когда не будет гостей, посмотрите мой домик. Розами интересуетесь?
— Да, я очень люблю розы.
— Так приезжайте, когда зацветут розы. Раз вы интересуетесь розами, вам тут понравится. Черт бы побрал это радио, опять барахлит.
И Тони задумался, а бывал ли он так приветлив, когда в Хеттон без спросу привозили незнакомых гостей.
Где-то в середине вечера он очутился на диване рядом с Дэном, который говорил:
— Славная девочка Милли.
— Да.
— Я вам скажу, что я заметил. Она нравится совершенно не тем мужчинам, что остальные девушки. Вроде нас с вами.
— Да.
— Вы б никогда не догадались, что у нее дочка восьми лет, правда?
— Да, это удивительно.
— Я долго не знал. А потом как-то приглашаю я ее в Дьепп на уикенд, и что бы вы думали — она хочет взять с собой ребенка. Эти штучки-дрючки со мной, конечно, не прошли, тем дело и кончилось, но Милли я все равно люблю. Я вам скажу за Милли: она умеет себя вести, куда ее ни поведи, — сказал он, бросив кислый взгляд на Кисулю, которая перебрала „штуки что надо“ и нисколько этого не скрывала.
Вечеринка кончилась в четвертом часу. Друг Дэна еще раз повторил приглашение приехать, когда зацветут розы.
— Будьте спокойны, лучше роз вам не найти на всем юге Англии, — сказал он.
Дэн отвез их в отель. Кисуля сидела рядом с ним на переднем сиденье и склочничала.
— Ты где был? — без конца повторяла она. — Я тебя за весь вечер ни разу не видела. Ты куда делся? Где ты шлялся? Называется повез девушку в гости нечего сказать, хорош гусь.
Тони и Милли сидели сзади. Привычка и усталость взяли свое, и Милли положила голову на плечо Тони и держала его за руку. Когда они подошли к номеру, Милли сказала:
— Только тихо. Не разбудить бы Винни. И Тони час, а то и больше, лежал в тесной душной спальне, снова и снова перебирая в уме события последних трех месяцев; потом тоже уснул.
Разбудила его Винни.
— А мама еще спит, — сказала она. Тони посмотрел на часы.
— Надо думать, — сказал он. Было четверть восьмого. — Ступай назад в постель.
— Нет, я уже оделась. Пошли гулять. Она подошла к окну и отдернула шторы, комнату залил ледяной утренний свет.
— А дождик совсем слабенький, — сказала она.
— Что ты хочешь делать?
— Хочу пойти на мол.
— Мол еще закрыт.
— Все равно хочу на море. Пошли.
Тони понял, что больше ему не спать.
— Хорошо. Выйди и подожди, пока я оденусь.
— Я здесь подожду. Мама так храпит.
Через двадцать минут они спустились в холл, где официанты в фартуках составляли мебель и подметали ковры. Когда они вышли из вращающихся дверей, их встретил пронизывающий ветер. Асфальт бульвара был мокр от морских брызг и дождя. По нему, подгоняемые ветром, неслись две-три женские фигурки, руками в перчатках прижав к груда молитвенники. Четверо или пятеро несчастных стариков проковыляли к морю, сопя и отдуваясь.
— Да пошли же, — сказала Винни.
Они спустились на берег и, обшибая ноги о гальку, подошли к самому морю. Винни бросала камешки.
Купальщики были уже в воде: некоторые взяли с собой собак, собаки, отфыркиваясь, плыли бок о бок с хозяевами.
— Ты почему не купаешься? — спросила Винни.
— Слишком холодно.
— А они купаются. Я тоже хочу.
— Спросись у мамы.
— Ты небось просто трусишь. Ты плавать умеешь?
— Да.
— Тогда чего ж ты не плаваешь? Спорим, что не умеешь.
— Пусть будет по-твоему. Не умею.
— Чего ж ты тогда говорил, что умеешь? Врун ты после этого.
Они пошли по гальке вдоль берега. Винни поскользнулась и села раскорякой в лужу.
— Ну вот, у меня теперь штанишки мокрые, — сказала она.
— Надо вернуться в отель, там переоденешься.
— Как противно в мокром. Пошли позавтракаем. Отель, как правило, не обслуживал постояльцев, которые спускались завтракать в восемь утра, да еще в воскресное утро. Ничего не было готово, и им пришлось довольно долго ждать. Мороженого, к неудовольствию Винни, не оказалось. Она ела грейпфрут и тосты с яичницей и копченой селедкой, то и дело разражаясь жалобами на мокрую одежду. После завтрака Тони послал ее наверх переодеваться, а сам курил в салоне трубку и просматривал воскресные газеты. В девять утра этим занятиям положил конец приход Бленкинсопа.
