Жорж Санд - Франсуа-Подкидыш

Однако, Севера и Мариета со своей кликой начали громко поносить ее из-за него, и он очень боялся, что огласка дойдет до ушей Мадлены и так досадит ей, что она захочет, чтобы он покинул ее. Он говорил себе, что она чересчур добра, чтобы его об этом просить, но что она будет опять страдать из-за него, как когда-то страдала, и он надумал пойти посоветоваться об этом с господином кюрэ из Эгюранда, которого он признавал за человека справедливого и боящегося бога.

Он отправился к нему, но его не застал. Кюрэ уехал навестить своего епископа, и Франсуа пошел переночевать на мельницу Жана Верто и согласился остаться там на два или три дня, в ожидании, когда господин кюрэ вернется.

Он нашел своего славного хозяина таким же порядочным человеком и хорошим другом, каким его оставил, дочь же его Жанета собиралась замуж за хорошего человека и брала его скорее по рассудку, чем по увлечению, но имела к нему, по счастию, больше уважения, чем отвращения. Поэтому Франсуа стало с ней легче, чем раньше; и так как следующий день был воскресный, он долго беседовал с нею и доверил ей все беды от которых имел удовольствие спасти мадам Бланшэ.

И так мало-по-малу Жанета, которая была довольно проницательна, поняла, что дружба эта была сильнее, чем он об этом говорил. И внезапно она взяла его за руку и сказала ему:

— Франсуа, вы не должны больше ничего от меня скрывать. Теперь я благоразумна, и вы видите, что я не стыжусь вам сказать, что думала о вас больше, нежели вы обо мне. Вы это знали, но на это мне не ответили. Вы не захотели меня обмануть, и выгода не заставила вас сделать то, что многие другие сделали бы на вашем месте. За это-то поведение ваше и за верность вашу женщине, которую вы любили больше всего, я вас уважаю; и вместо того, чтобы отречься от того, что я чувствовала к вам, я рада это вспомнить. Я рассчитываю, что вы меня будете уважать больше, потому что я вам это говорю, и что вы справедливо сознаете, что у меня не было ни досады на ваше благоразумие, ни злопамятства. Я хочу вам дать этому еще большее доказательство, и вот как я это понимаю. Вы любите Мадлену Бланшэ не просто как мать, но как женщину, которая молода и приятна, и мужем которой вы хотели бы быть.

— О, — сказал Франсуа, краснея, как девушка, — я люблю ее как свою мать, и сердце мое исполнено уважением.

— Я в этом не сомневаюсь, — возразила Жанета, — но вы ее любите двояко, так как ваше лицо говорит одно, а ваши слова другое. И вот, Франсуа, вы не смеете ей сказать — ей, того, в чем не решаетесь и мне признаться, и вы не знаете, может ли она отвечать вашей двоякой любви.

Жанета Верто говорила с такой теплотой, с таким умом и стояла перед Франсуа с видом такой настоящей дружбы, что у него не хватало духа солгать, и, пожав ей руку, он сказал, что смотрел на нее, как на сестру, и что она была единственным человеком на свете, которому у него хватило мужества приоткрыть свою тайну.

Тогда Жанета задала ему несколько вопросов, и он ответил на них со всею искренностью и уверенностью. И она ему сказала:

— Друг мой Франсуа, теперь я все понимаю. Я, конечно, не могу знать, как думает об этом Мадлена Бланшэ, но прекрасно вижу, что вы могли бы пробыть с ней десять лет и не имели бы смелости сказать ей о своем горе. Ну, что же, я разузнаю за вас и потом вам скажу. Мы отправимся завтра, мой отец, вы и я, будто хотим познакомиться и дружески побывать у той достойной особы, которая воспитала нашего друга Франсуа; вы прогуляетесь с моим отцом по поместью, как бы желая посоветоваться с ним, а я в это время поговорю с Мадленой. Я буду очень осторожна и выскажу вашу мысль лишь после того, как она мне доверит свою.

Франсуа едва не стал на колени перед Жанетой, чтобы поблагодарить ее за доброту, и они пришли к соглашению с Жаном Верто, которому дочь его рассказала все с разрешения подкидыша. Они пустились в путь на другой день, Жанета верхом на лошади позади своего отца, а Франсуа отправился на час раньше, чтобы предупредить Мадлену об их посещении.

Солнце садилось, когда Франсуа вернулся в Кормуэ. По дороге его застигла гроза, и он весь вымок, но он не жаловался на это, он очень надеялся на дружбу Жанеты, и сердце его было более спокойно, чем когда он уходил. Дождевая вода капала с кустов, черные дрозды пели, как безумные, — за тот смеющийся луч, которые посылало им солнце прежде, чем спрятаться за холмом в Гран Корлэе. Птички большими стаями порхали перед Франсуа с ветки на ветку, и их чириканье радовало его дух. Он думал о том времени, когда был совсем маленьким ребенком, бродил, мечтая и без всякого дела, по лугам и свистел, чтобы привлекать к себе птиц. Вдруг он увидел красивого снегиря, который кружился вокруг его головы, будто хотел предсказать ему успех и добрые вести. И это заставило его вспомнить очень старинную песенку, которую напевала ему его мать Забелла, чтобы он поскорее уснул:

        Пить — пивить,        Говорить —С пить — певунчиками,        Говорунчиками,        Попрыгунчиками,Улетанчикали,        Попрыгунчикали,        Говорунчикали.

Мадлена не ждала его так рано. Она даже побаивалась, что он и совсем не вернется, и, увидав его, она не могла удержаться, чтобы не подбежать к нему и не поцеловать его; это заставило подкидыша так сильно покраснеть, что она удивилась. Он предупредил ее о предстоящем посещении, а чтобы она ничего не заподозрела, так как можно было подумать, что он одинаково сильно боялся, чтобы его поняли, как горевал о том, что его не понимали, он ей намекнул, что Жан Верто имел намерение приобрести земли в их краях.

Тогда Мадлена принялась усердно все приготовлять, чтобы как можно лучше принять друзей Франсуа.

Жанета первая вошла в дом, пока ее отец ставил лошадь в закуту; и как только она увидала Мадлену, у нее появилась к ней сердечная дружба, и это было взаимно; и, начав с пожатия руки, они почти тотчас же стали целоваться, будто из любви к Франсуа, и начали говорить без стеснения, словно давно знали друг друга. По правде говоря, это были две по природе очень хорошие женщины, и парочка эта многого стоила. Жанета не могла отделаться от остатка огорчения, видя, что Мадлена была так сильно любима человеком, которого она сама, быть может, еще немного любила; но в ней не было ревности, и она хотела утешиться тем хорошим поступком, который делала. Мадлена же, со своей стороны, видя эту хорошо сложенную девушку с приятным лицом, вообразила, что Франсуа любил ее и горевал о ней, что он получил от нее согласие и что она сама пришла ей об этом сказать; и у нее также не явилось ревности, так как она никогда не думала о Франсуа иначе, как о ребенке, которого она родила.

Но вечером же, после ужина, в то время, как старик Верто, немного уставший с дороги, пошел спать, Жанета увела Мадлену из дома, и дала понять Франсуа, чтобы он держался с Жани немного поодаль; когда он увидит, что она опустит свой передник, приподнятый на боку, тогда он должен был к ним подойти. Затем она по совести исполнила свое поручение и так ловко, что Мадлена не успела и ахнуть; и она очень удивлялась по мере того, как это выяснялось. Сначала она подумала, что это было опять доказательством сердечной доброты Франсуа, который хотел помешать сплетням и быть ей полезным на всю жизнь. И она хотела отказать, считая, что в этом было чересчур много благочестия для молодого человека — в решении жениться на женщине старше его; что он будет в этом раскаиваться позднее и не сможет долго хранить ей верность без скуки и сожаления. Но Жанета ей заявила, что подкидыш был влюблен в нее так глубоко и сильно, что терял от этого покой и здоровье.

Этого Мадлена совсем не могла себе представить, так как жила всегда в большой скромности и сдержанности, никогда не наряжалась, никогда не выходила из дома и не слушала никаких похвал; она не могла понять, какою она могла казаться в глазах мужчины.

— И, наконец, — сказала ей Жанета, — раз вы так ему нравитесь, и он может умереть от горя, если вы ему откажете, неужели будете вы продолжать упорствовать и ничего не видеть, и не верить тому, что вам говорят? Если вы будете настаивать на своем, значит, этот бедный ребенок вам не нравится, и вам неприятно сделать его счастливым.

— Не говорите этого, Жанета, — ответила Мадлена, — я люблю его почти так же, если не совсем так же, как своего Жани, и если бы я догадалась, что он любит меня по-иному, я уверена, что не была бы так спокойна в своей привязанности. Но что же делать, я не воображала себе этого, и я еще так смущена в своих чувствах, что не знаю, как вам ответить. Я прошу вас дать мне время подумать и поговорить с ним, чтобы я убедилась, не пустая ли это мечта или просто какая-нибудь досада, которая толкает его на это, или еще долг, который он хочет мне вернуть; этого я особенно боюсь и нахожу, что он вполне достаточно вознаградил меня за мою заботу о нем, а отдавать мне свою свободу и себя было бы чересчур много, если только он не любит меня так, как вы это думаете.