Чарльз Диккенс - Лавка древнойстей. Том 2
— Вотъ того перваго мальчугана зовутъ Джонъ Оуэнъ, рекомендовалъ онъ:- честный, искренній, и притомъ талантливый мальчикъ, но вмѣстѣ забубенная голова. Онъ способенъ сломать себѣ шею и лишить своихъ родителей единственнаго утѣшенія. Но, между нами будь сказано, если бы вамъ случалось видѣть, какъ онъ гоняется за зайцемъ, играя съ товарищами въ охоту, какъ ловко перескакиваетъ черезъ заборы и рвы, вы бы сами пришли отъ него въ восторгъ.
Покончивъ съ этой грозной аттестаціей, которую Джонъ слышалъ всю до конца, баккалавръ принялся за слѣдующаго.
— Потрудитесь взглянуть, сударь, вотъ на этого мальчика, говорилъ онъ. — Его зовутъ Ричардомъ Эвансомъ. Удивительный ребенокъ — замѣчательная память и смѣтливостъ; вдобавокъ у него великолѣпный голосъ и слухъ; онъ отлично, — лучше всѣісь насъ, — поетъ въ церкви псалмы. А между тѣмъ, я убѣжденъ, что онъ плохо кончитъ: онъ умретъ не своей смертью. Дѣло въ томъ, что во время проповѣди онъ всегда спитъ въ церкви. Сказать по правдѣ, Мартонъ, и со мной случался этотъ грѣхъ, когда я былъ маленькій — я ничего не могъ подѣлать; такая ужъ у меня была натура.
Послѣ этого строгаго отзыва, въ высшей степени назидательнаго для мальчика, подававшаго такія блистательныя надежды, онъ перешелъ къ третьему.
— Видите ли вы того голубоглазаго блондинчика? Надѣюсь, сударь, что ужъ ему-то вы не будете давать пощады. Это маякъ, который долженъ служить предостереженіемъ для всѣхъ своихъ товарищей и примѣромъ, котораго слѣдуетъ избѣгать. Надо вамъ сказать, сударь, что онъ хорошо плаваетъ и отлично ныряетъ. Представьте себѣ, какая фантазія пришла ему въ голову! Какъ-то разъ, онъ, какъ былъ, не раздѣваясь, нырнулъ на 18 футъ въ глубину и, какъ бы вы думали, для чего? чтобы вытащить изъ воды собаку, утонувшую, благодаря своей тяжелой цѣпи и ошейнику. Эта собака принадлежала слѣпцу. Хозяинъ ея стоялъ на берегу, ломая руки отъ отчаянія и оплакивая своего единственнаго друга и проводника. Когда я услышалъ объ этомъ геройскомъ поступкѣ, я, разумѣется, тотчасъ же послалъ мальчику 2 гинеи, — отъ неизвѣстнаго лица, добавилъ баккалавръ вполголоса, — только, пожалуйста, никогда не говорите ему объ этомъ; онъ и не подозрѣваетъ, что это я ему послалъ подарокъ.
Отъ этого великаго грѣшника, онъ перешелъ къ слѣдующему и такимъ образомъ перебралъ всѣхъ маленькихъ преступниковъ, съ особеннымъ паѳосомъ — вѣроятно для того, чтобъ они не очень-то зазнавались, какъ онъ говорилъ, — указывая на тѣ черты характера, которыя въ каждомъ изъ нихъ были ему всего милѣе и которыя развивались-то въ нихъ, главнымъ образомъ, благодаря его примѣру и наставленіямъ. Убѣдившись, наконецъ, что онъ своими строгостями совершенно уничтожилъ ребятишекъ, онъ далъ имъ денегъ на пряники и приказалъ идти домой тихо, скромно, не скакать по дорогѣ, не отставать и не драться, и тутъ же, обратясь къ учителю, сказалъ особеннымъ, ему одному свойственнымъ шопотомъ, что когда онъ былъ мальчикомъ, онъ считалъ своимъ долгомъ не слушаться подобныхъ приказаній, если бы даже за это ему пришлось расплачиваться всю жизнь.
Въ этихъ сердечныхъ отношеніяхъ баккалавра къ мальчуганамъ учитель видѣлъ доброе предзнаменованіе для себя и нѣкоторую гарантію для своей будущей дѣятельности. Онъ весело простился съ нимъ, считая себя счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ. Вечеромъ опять въ обоихъ домикахъ засвѣтились окна, отражая красноватымъ блескомъ огонь, пылавшій въ каминахъ. Этотъ свѣтъ невольно обратилъ на себя вниманіе баккалавра и его друга пастора, возвращавшихся домой съ своей ежедневной прогулки. Они остановились передъ Неллиными окнами и, вспоминая о прелестномъ ребенкѣ, со вздохомъ оглянулись на сосѣднее кладбище.
XVI
Нелли рано поднялась на ноги, убрала свои комнаты, а потомъ и квартиру учителя, — противъ чего онъ горячо, хотя и напрасно возставалъ, не желая, чтобы она утомлялась надъ работой, — и снявъ съ гвоздика связку ключей, которые баккалавръ торжественно вручилъ ей наканунѣ, вышла одна изъ дома, чтобы осмотрѣть церковь.
Небо было ясное, воздухъ прозрачный, благорастворенный, полный аромата отъ только что осыпавшихся листьевъ, живительно дѣйствующій на нервы. Журчавшій невдалекѣ ручеекъ весело сверкалъ на солнцѣ. Зеленые холмики, точно блестками были усыпаны росой, — словно ангелы, горюя о покойникахъ, оросили ихъ могилы своими слезами. Дѣти забавлялись, играя въ прятки между могилками, и звонко хохотали. Между ними былъ и грудной ребенокгь. Малютка заснулъ, и они положили его на кучкѣ сухихъ листьевъ на свѣжей дѣтской могилкѣ. Недавно схороненный ребенокъ, вѣроятно, не разъ сидѣлъ въ кругу своихъ сверстниковъ и, хворый, кроткими глазами слѣдилъ за ихъ играми, такъ что дѣти не могли понять перемѣны, происшедшей съ нимъ.
Нелли подошла къ дѣтямъ и спросила: чья это могилка? Какой-то маленькій мальчикъ возразилъ, что это не могилка, а садикъ его братца. Онъ зеленѣе, чѣмъ другіе садики, и птички любятъ сюда прилетать, потому что братецъ всегда кормилъ ихъ. Сказавъ это, ребенокъ посмотрѣлъ на Нелли улыбаясь, сталъ на колѣни, прижался щечкой къ могилкѣ, потомъ вскочилъ на ноги и весело поскакалъ по дорожкѣ.
Нелли обогнула церковь, глядя вверхъ на ея старинную башню, и вышла черезъ калитку въ деревню. Съ ней поздоровался могильщикъ, стоявшій у своей двери, — опираясь на костылъ, онъ вышелъ изъ избы, чтобы хоть на порогѣ подышать свѣжимъ воздухомъ.
— Какъ вы себя чувствуете? вамъ сегодня лучше? спросила его дѣвочка.
— Благодареніе Богу, гораздо лучше, отвѣчалъ старикъ.
— Богъ дастъ, скоро и совсѣмъ поправитесь.
— Я надѣюсь. Только надо маленько запастись терпѣніемъ. Что же вы не войдете въ мою избу? милости просимъ. И старикъ заковылялъ впередъ, предупреждая свою гостью, что сейчасъ за порогомъ есть одна приступка, съ которой самъ онъ спустился съ большимъ трудомъ.
— У меня, какъ видите, только одна комната, говорилъ онъ, входя въ иэбу. — Есть еще одна наверху, да теперь ужъ мнѣ не подъ силу лазить по лѣстницамъ, такъ я никогда туда и не хожу. Впрочемъ, какъ лѣто настанетъ, я опять переберусь наверхъ.
Дѣвочка удивилась, что такой дряхлый, сѣдой старикъ, какъ онъ, да еще вдобавокъ занимающійся такимъ ремесломъ, могъ довѣрчиво говорить о будущемъ. Онъ замѣтилъ, что она посмотрѣла на его инструменты, висѣвшіе на стѣнѣ, и улыбнулся.
— Голову даю наотрѣзъ, что вы подумали: «вѣрно онъ всѣми этими инструментами копаетъ могилы».
— Да, точно; мнѣ это приходило въ голову. Только меня удивило, что у васъ ихъ такъ много.
— И немудрено, что много. Вѣдь я садовникъ. Я копаю землю и сажаю растенія для того, чтобы онѣ жили и развивались. Не всему тому, что мнѣ приходится закапывать, предназначено гнить и разрушаться. Видите вонъ тотъ заступъ, что посрединѣ?
— Какъ же, вижу, еще такой истертый, зазубренный.
— Вотъ имъ-то я и копаю могилы: онъ уже совсѣмъ истерся. Хоть мы здѣсь народъ здоровый — нечего сказать, — а все-таки ему пришлось достаточно поработать на своемъ вѣку. Если бы онъ могъ заговорить, онъ разсказалъ бы вамъ, сколько разъ меня съ нимъ, совершенно неожиданно, посылали на работу. Самъ-то я ужъ перезабылъ обо всемъ, — память стала плоха. Ну, да въ этомъ ничего нѣтъ новаго, поспѣшно прибавилъ онъ. — Такъ всегда было, такъ будетъ и впредь.
— У васъ же есть и другія занятія? Вы сажаете цвѣты, растенія…
— Даже и деревья. Только напрасно вы думаете, что эти два занятія могутъ быть совершенно раздѣлены въ умѣ, въ воспоминаніяхъ могильщика. Напримѣръ, кто нибудь изъ прихожанъ попросилъ меня посадить ему дерево. Само собою разумѣется, что это дерево всегда будетъ мнѣ напоминать о смерти его хозяина, если тотъ уже успѣлъ умереть. Вотъ я посмотрю на него, полюбуюсь, какое оно стало развѣсистое, тѣнистое, и начинаю припоминать, какимъ оно было тогда, когда хозяинъ его былъ еще живъ, а тутъ ужъ невольно вспоминаешь и о другой работѣ, которую пришлось справлять для этого человѣка, и тогда я почти безъ ошибки могу сказать, въ какомъ году и даже въ какомъ мѣсяцѣ я рылъ для него могилу.
— Однако, дерево можетъ вамъ напомнить и о тѣхъ кто еще живы, замѣтила дѣвочка.
— Да, на двадцать умершихъ можетъ быть и придется одинъ живой, какъ похоронишь и жену, и мужа, и родителей, и братьевъ, и сестеръ, и дѣтей, и друзей. Вотъ оттого-то мой заступъ такъ истерся. Лѣтомъ надо будетъ завести новый.
Опять дѣвочка съ удивленіемъ взглянула на старика: зачѣмъ, молъ, онъ подшучиваетъ надъ своею старостью и недугами; но старикъ говорилъ совершенно серьезно.
— А народъ, что! промолвилъ онъ послѣ минутнаго молчанія. — Развѣ онъ думаеть какъ слѣдуетъ объ этихъ вещахъ? Вотъ какъ покопаешь тутъ изъ года въ годъ землю, въ которой ничто не растетъ, а все, напротивъ, гніетъ, такъ и станешь объ этомъ думать. Вы уже были въ церкви?
— Нѣтъ, я сейчасъ туда иду.
