Кан Кикути - Портрет дамы с жемчугами
– Вздор! – сердито отрезал Сёхэй и, высунувшись из автомобиля, приказал: – Уведите его! Нечего с ним церемониться! А будет буйствовать, посадите в ту комнату, где его раньше держали. Да хорошенько смотрите за ним, поняли?
С огромным трудом удалось юношу оторвать от автомобиля.
Сёхэй сделал знак шоферу, и автомобиль тронулся. Сёда и Рурико стали устраиваться поудобнее, а издали до них доносились душераздирающие крики Кацухико. Эти крики еще долго стояли у них в ушах.
Первые дни в Хаяме стояла прекрасная погода. Бирюзовое, без единого облачка небо, которого никогда не увидишь в Токио, прозрачным куполом раскинулось над горами и морем. По спокойной блестящей поверхности воды медленно пробегали легкие волны и так же медленно исчезали. Море было теперь не темно-синим, как в середине лета, а бледно-голубым. На горизонте в легкой дымке тумана вырисовывалась горная цепь Идзу.
Наступил конец октября. В городе стало безлюдно и тихо, дачи были наглухо заперты. Дача Сёхэя находилась у самой воды, рядом с дачей императора. Чистый белый песок со следами белоснежной морской пены простирался до самых дверей. Сёхэй с утра уезжал в Токио, и Рурико наслаждалась ничем не нарушаемыми тишиной и покоем, часто прогуливаясь в одиночестве по берегу моря. На пляже не было ни души, и одинокая тень Рурико на песке выглядела печально. Любуясь бескрайним, величаво и беззаботно раскинувшимся морем, отраженным в нем бездонно глубоким и ясным осенним небом, Рурико с особой остротой чувствовала, как ничтожна и омерзительна жизнь, которую ведут люди. Ее страстное желание мстить, так же как и ее замужество, казалось ей теперь недостойным, даже преступным, и она испытывала нечто похожее на угрызения совести.
Сёхэй был рад, что увез Рурико в безопасное место. Находясь в отличном расположении духа, он, всякий раз превращаясь из Токио, привозил Рурико какой-нибудь неожиданный и приятный для нее подарок, а также уйму всяких вкусных вещей.
На пятый день после обеда погода испортилась, а к вечеру поднялись волны, которые все с большей и большей яростью обрушивались на берег, наводя страх на не привыкшую к морю Рурико. Старик сторож поглядел на низко несущиеся над морем тучи и пробурчал себе под нос:
– Быть нынче шторму.
Ветер все крепчал, в темноте лишь белели гребни громадных волн. Рурико сидела у окна с тонким стеклом и, хмурясь, смотрела на море. Вдруг сильный порыв ветра закружил песок и с шумом бросил его в стекло.
– Ах, скорей закрой ставни, – съежившись от страха, приказала Рурико служанке.
Она сидела в запертой комнате при электрическом свете, который сегодня казался ей более тусклым, чем обычно. Сильная в борьбе за свою честь, она оказалась беспомощной и слабой перед лицом стихии. Дом, стоявший на рыхлой почве, временами так сильно дрожал, что казалось: еще немного, и он свалится в воду. Волны угрожающе ревели, словно хотели поглотить дом вместе с его обитателями.
Впервые после свадьбы Рурико с нетерпением ждала мужа. Обычно к моменту его возвращения нервы ее напрягались, и она ощущала неприятный холодок во всем теле. Но в этот вечер она ждала его с нетерпением. Сильная, как железо, рука его казалась ей надежной защитой, и она с тревогой думала о том, что от станции Дзуси он будет ехать в автомобиле по пролегающей вдоль самого берега, теперь опасной дороге.
– В такую погоду особенно страшно ехать через Абадзури! – поделилась она своими опасениями со служанкой. *
В этот момент налетел яростный порыв ветра и до основания потряс дом. Прикованная к земле цепью крыша так затрещала, словно ее с силой отдирали от дома.
– Лучше бы господин не ехал сегодня сюда, – ответила служанка. – Это очень опасно в такую бурю.
Но Рурико втайне надеялась, что муж непременно приедет. Обычно при одном лишь взгляде на него она испытывала непреодолимое отвращение, но теперь видела в нем надежную опору.
Совсем стемнело. Буря не утихала. Волны с грохотом обрушивались на берег и докатывались до самого дома.
– Когда начнется прилив, волны станут еще больше, – вернувшись со двора, с тревогой сказал старик сторож.
– Но не будет же такой бури, какая была недавно? – боязливо спросила служанка.
У них еще свежо было в памяти воспоминание о той страшной буре, которая разразилась тут первого октября, ровно месяц назад. Тогда в районах Фукагава-Хондзё началось наводнение, погибло много людей, а в доме, где они сейчас жили, произошли разрушения.
– Такой бури, пожалуй, не будет, хотя направление ветра мне не очень-то нравится.
Наступила ночь. В ставни забарабанил дождь, который постепенно перешел в ливень. Потоки воды, казалось, вот-вот затопят и небо и землю. Их шум еще больше встревожил всех. Новый порыв ветра со страшной силой потряс дом, свет погас. А в такую ночь ничего не может быть хуже, чем сидеть в темноте. Служанки на ощупь отыскали лампу и зажгли ее. Но свет был настолько тусклым, что поверг всех в еще большее уныние. Ветер неистовствовал, обнаруживая вместе с потоками дождя свою разрушительную силу. Вдруг что-то загрохотало, дом задрожал, и налетевшим шквалом сорвало крышу. Рурико, старавшаяся сохранить хотя бы внешнее спокойствие, совсем растерялась.
– Что же нам делать? Не лучше ли перейти куда-нибудь в более безопасное место?
Служанки тоже побледнели от страха. Они стали звать сторожа, но он находился в сторожке и из-за ветра ничего не слышал.
Порывы ветра, налетавшие один за другим, грозили унести дом в море. И вот как раз в тот момент, когда всем существом Рурико овладели страх и отчаяние и она совсем потеряла голову, сквозь непроглядную тьму до них донесся заглушаемый ревом бури бодрый гудок автомобиля.
– Ах!… Вернулся!… – радостно воскликнула Рурико, обретя надежду на спасение. В ее голосе теперь слышались и любовь и доверие к мужу.
Через несколько секунд кромешную тьму прорезал яркий свет фар и стали отчетливо видны бесчисленные серебряные нити дождевых капель. Не помня себя от радости, Рурико и служанки выбежали в переднюю. Слегка захмелевший, с багровым лицом, Сёхэй, самодовольно улыбаясь, неторопливо, словно не было никакой бури, вылез из автомобили.
– Ах, вы вернулись! Представляю, как вы измучились в дороге! – В голосе Рурико не было пи одной фальшивой нотки. В нем звучало подлинное чувство.
– Ничего. Не очень… Я о вас беспокоился. Знал, что дрожите здесь от страха. Ведь все сильно напуганы недавней бурей. Приятель, охавший со мной до Камакуры, советовал мне остаться там, уговаривал не рисковать. Но я не согласился из-за вас. Он посмеялся надо мной, говоря, что с мужем молодой красивой женщины не столкуешься. – Прислушиваясь к вою ветра, Сёхэй весело рассмеялся.
Уверенность мужа, как бы бросавшего вызов разъяренной стихии, не могла не внушить Рурико доверия к нему, как к ее единственному защитнику. Она впервые почувствовала силу и превосходство мужчины.
– Я не знала, что делать. Ветром сорвало крышу… На лице Рурико еще виднелись следы пережитого
страха.
– Не бойтесь. Даже тогда, в октябре, у нас во время бури пострадала только набережная, и то не сильно. А такие бури нечасто бывают.
Кутаясь в теплый халат, поданный Рурико, Сёхэй опустился на циновку.
Будто наперекор его словам, сказанным Рурико в утешение, ветер с каждой минутой крепчал, грозя сорвать с петель ставни, которые жалобно скрипели и вздрагивали.
– Не приготовите ли вы мне сакэ? – обратился Сёхэй к перепуганной насмерть Рурико. – Это очень неплохо для бодрости, чтобы смелее бороться с бурей. – И Сёхэй рассмеялся.
Когда сакэ принесли, Сёхэй, прислушиваясь к реву бури, стал пить его маленькими глотками чарку за чаркой.
– Я с таким нетерпением вас ждала, без мужчины в доме как-то жутко! – с деланным смехом произнесла Рурико.
– Я думаю, вы впервые дожидались меня с таким нетерпением, – радуясь, говорил Сёда.
– Ну, что вы! – возразила Рурико. – Я всегда с нетерпением жду вашего возвращения.
Незаметно для самой себя Рурико испытывала потребность говорить мужу приветливые, ласковые слова. Вне себя от счастья, Сёхэй отвечал:
– Я полагаю, что это не так. Скорее вы думаете: «Хоть бы этот старик вернулся попозже». Оно и понятно. Я ведь знаю, как вы меня презираете, и дал бы вам полную свободу, тем более что вы пока еще не стали моей женой в настоящем смысле этого слова. Связав вас, я совершил бы страшный грех! Однако должен признаться, что, хоть я женился на вас лишь под влиянием мимолетного каприза, прожив с вами под одной крышей несколько недель, я ни за что не согласился бы вас отпустить, пусть даже под страхом смерти.
Язык у Сёхэя стал заплетаться, он все больше и больше пьянел.
Буря свирепствовала по-прежнему. Но Сёхэй оставался спокойным. Он пил сакэ, которое ему подливала Рурико, и с воодушевлением продолжал:
– В общем, я полюбил вас всей душой. Я дожил до сорока пяти и впервые по-настоящему влюбился. К матери моих детей я питал такие же чувства, какие питают к хорошей прислуге, только не платил ей жалованья. Я имел дело с женщинами, которых покупают за деньги. Но они были для меня просто забавой. До сих пор я привык думать, что женщина создана ради блага мужчины, чтобы заботиться о нем и развлекать его в часы досуга, но, встретив вас, я изменил свои взгляды. Женщина создана не для мужчины и потому вольна распоряжаться собственной судьбой. Вы же, например, способны сами управлять мужчиной, так, по крайней мере, я всегда думаю, общаясь с вамп. Поначалу я питал к вам чувство презрительного высокомерия, как и вообще ко всем женщинам, но постепенно это чувство исчезло и появилось уважение. «Пусть эта девчонка презирает меня, – думал я в первые дни после свадьбы, – все равно я ее обломаю». Теперь же я унижаюсь перед вами и не стыжусь своих унижений. Чтобы заслужить вашу любовь, я готов на все. Прикажите только, и я с радостью исполню ваш приказ. Что вы ответите мне на это, Рурико-сан? Поняли вы меня хоть немного?
