Анна Зегерс - Транзит
– Каким образом вам, господин Зайдлер, удалось получить мексиканскую визу?
– Должно быть, этому способствовало благоприятное стечение обстоятельств, – ответил я, – ну, и хлопоты каких-то добрых друзей.
– Почему же каких-то? У вас есть друзья в кругах, близких бывшему правительству бывшей Испанской Республики, которые теперь связаны с определенными кругами, близкими нынешнему правительству Мексики.
Я подумал о бедном покойнике, похороненном так поспешно, о жалком чемоданчике, оставшемся после него…
– В правительстве? – воскликнул я. – Друзья? Да что вы!
– Вы оказывали известные услуги бывшей республике, – продолжал он. – Вы сотрудничали в ее прессе.
Я вспомнил о пачке исписанных листов на дне чемоданчика, о той запутанной сказке, которая захватала меня в один печальный вечер… Как давно все это было!
– Никогда я не писал в республиканской прессе! – крикнул я.
– Простите меня, но мне придется освежить в вашей памяти некоторые факты. Так, например, существует написанный вашим пером и переведенный на многие языки рассказ о расстреле в Бадахосе…
– Рассказ о чем, господин консул?
– О массовом расстреле красных на арене цирка в Бадахосе.
Он пристально взглянул на меня. Должно быть, он приписал мое искреннее изумление исчерпывающей полноте своей осведомленности. Я и в самом деле был безмерно удивлен. Из каких бы побуждений покойный Вайдель ни описал это событие – должно быть, с чужих словно, он наверняка сделал это с тем магическим талантом, который угас вместе с его жизнью. Его волшебная лампа, озарявшая своим удивительным светом все, на что бы он ни направил се лучи – чаще всего на запутанные истории и однажды па арену в Бадахосе, – теперь погасла и разбилась. Как глупо поступил Вайдель, что сам загасил ее. Обладать такой лампой – значит ведь подчинить себе «духа» этой лампы, не правда ли? Я дорого дал бы, чтобы прочесть его описание расстрела в Бадахосе.
– Никогда, ни прежде, ни потом, я не писал ничего подобного, – сказал я.
Консул встал и бросил на меня взгляд, который можно было бы счесть пронизывающим, если бы он пронизывал того, кого надо.
– У вас есть поручитель? – спросил он.
Где, черт возьми, мне было взять поручителя, который присягнул бы, что покойный Вайдель ни тогда, ни потом не писал ничего подобного, что он и впредь никогда не будет писать ни о каких массовых расстрелах красных ни на какой арене?
Допрос прервался. Умолк и стук пишущей машинки. И когда тишина угрожающе нависла над этой комнатой, я вдруг вспомнил о начале своего затянувшегося приключения, вспомнил о Паульхене.
– Конечно, у меня есть поручитель, – сказал я. – Мой друг Пауль Штробель. Его можно найти в Комитете помощи на улице Экс.
Фамилию записали в список под другими фамилиями. Протокол подшили к другим протоколам. Мое досье поставили к остальным досье, а я получил повестку явиться вторично восьмого января.
После такого допроса меня потянуло в ближайшее кафе. Я спустился по лестнице в вестибюль и очутился в толпе, сквозь которую трудно было протиснуться. На всех лицах было выражение растерянности и испуга. Перед воротами стояла санитарная машина. Выходя на улицу, я увидел, как санитары положили кого-то на носилки и понесли к машине. Я узнал маленького дирижера. Он был мертв. Люди рассказали мне:
«Он стоял здесь, в очереди, и вдруг упал… Он сегодня должен был получить визу. И все же консул отослал его, потому что у него недоставало одной фотографии, а это значило, что он пропускает день своего вызова в консульство и тем самым его отъезд снова откладывался на неопределенный срок. Конечно, это сильно разволновало старика… Мы вместе с ним стали пересчитывать фотографии. Оказалось, он ошибся – их было двенадцать, две просто слиплись… Тогда он снова стал в очередь на прием к консулу и вдруг упал…»
IX
Я проводил взглядом санитарную машину, которая навсегда увозила маленького дирижера…
Тяжелое чувство прошло – ведь я был молод и здоров. Я вошел в кафе «Сен-Фереоль». Оно находилось в трех минутах ходьбы от американского консульства. Теперь и я имел право посещать это кафе – его облюбовали те, кто добивался американской визы. Я услышал позади себя шаги и обернулся. Следом за мной в кафе вошел лысый человек, которого я только что встретил в консульстве. Мы сели за разные, но сдвинутые вместе столики. Это означало, что пить мы хотим отдельно, но готовы при случае перекинуться несколькими словами. Каждый заказал себе чинзано. Вдруг мой сосед повернулся в мою сторону и чокнулся со мной.
– Выпьем за беднягу! Кроме нас с вами, его, наверно, никто не помянет.
– Я встретился с ним в первый раз в тот вечер, когда приехал в Марсель, – сказал я. – Как только он получал последний, необходимый для отъезда документ, срок первого истекал.
– Начинать надо всегда с последнего. Я прежде всего нашел здесь человека, который уступил мне свой билет на пароход, и лишь тогда включился в общую погоню за визами.
– Неужели есть люди, которые отказываются от своих билетов на пароход?
– Это была женщина, жившая по соседству со мной.
Она радовалась предстоящему отъезду, но потом вдруг заболела и бросила всю эту беготню. Она-то и уступила мне свой билет.
– Скажите мне, пожалуйста, что это за женщина и чем она больна?
Он впервые внимательно посмотрел на меня. Его серые глаза не светились добротой, но в них было нечто более ценное, чем доброта. Он ответил со смехом:
– Ваше любопытство чрезмерно. Вы расспрашиваете незнакомого человека о неизвестной болезни незнакомой вам женщины. – Он еще раз пристально взглянул на меня и спросил: – Быть может, вы писатель? Вы расспрашиваете, чтобы все это описать?
– Я? Нет! Что вы! – воскликнул я в испуге. И тут же снова испугался – на этот раз своего ответа. Он был необдуманным, но изменить что-либо было уже невозможно. И я добавил: – Я сам на всякий случай заказал себе билет.
– На всякий случай! Билет на всякий случай! На всякий случай визу! На всякий случай транзитные визы! А если вся ваша предусмотрительность обернется в конечном счете против вас? А что, если вся эта забота о своей безопасности окажется хуже самой опасности? Если вы сами попадетесь в вами же расставленные сети предосторожности?
– Что вы! – возразил я. – Неужели вы думаете, что я принимаю всерьез всю эту чепуху? Это же игра, такая же, как любая другая. Игра, в которой можно выиграть жизнь.
Он взглянул на меня так, словно только теперь понял, с кем имеет дело. Затем он отвернулся и демонстративно обособился за своим столиком, который был вплотную придвинут к моему. Выражение его лица стало строгим, он сидел, прямой как струна. Я тщетно гадал, кто же он такой. Уходя, он забыл со мной попрощаться.
X
Кафе «Сен-Фереоль» постепенно заполнялось – отчасти посетителями американского консульства, отчасти теми, кто ждал разрешения на выезд из Франции, – они забегали сюда подкрепиться прежде, чем очередной раз отправиться в префектуру. Я бы охотно перешел в какое-нибудь кафе на Бельгийской набережной, потому что оттуда видна гавань, но я был не в силах двинуться с места. Подняться к Бинне? Не могу же я вечно им надоедать.
Вдруг мое сердце забилось, забилось прежде, чем я увидел ее. Она вошла в кафе и начала оглядывать столики. Ее печаль передалась мне. Мне стало страшно. Когда она подошла ближе, я встал. Безрадостно протянула она мне руку.
– Теперь вы сядете за мой столик, – сказал я ей. – Вы выпьете со мной… Вы выслушаете меня.
– Что вам от меня нужно? – спросила она устало.
– Мне? Ничего. Я только хочу узнать, кого вы ищете. Ведь вы ищете с утра до вечера, на всех улицах, повсюду.
Она посмотрела на меня с удивлением, потом сказала:
– Почему вы меня об этом спрашиваете?… Уж не хотите ли вы мне помочь?
– Вас так удивляет, что кто-то предлагает вам помощь? Кого вы ищете? Скажите, кого?
– Одного человека. Мне говорят, что его видели – то тут, то там. А стоит мне прийти, как он исчезает. Но я должна его найти. От этого зависит счастье всей моей жизни.
Я подавил улыбку: «Счастье жизни!»
– В Марселе нетрудно найти человека, – сказал я. – Это дело нескольких часов.
– Я и сама прежде так думала, – печально проговорила она. – Но этот человек словно заколдован…
– Странно… А вы-то сами хорошо его знаете?
Она побледнела.
– О да, я хорошо его знаю. Он был моим мужем.
Я взял ее за руку. Она нахмурила брови и серьезно посмотрела мне в лицо.
– Если я не найду его, я не смогу уехать. У него есть то, что мне нужно, – у него есть виза. Только он может достать мне визу. Он должен заявить консулу, что я его жена.
– Чтобы вы могли уехать с другим, – с врачом, если я все верно понял?
Она отняла у меня руку. Я говорил с ней слишком строго и сразу же пожалел об этом. Она ответила, опустив голову:
– Да, примерно так.
