Веркор - Квота, или «Сторонники изобилия»

Его тирада прозвучала столь искренне, что у Флоранс вылетели из головы все доводы и осталось только возмущение. Она посмотрела дяде прямо в лицо и прошептала:

– Вот до чего вы докатились…

И, помолчав, добавила громко, но голос ее дрогнул:

– В общем, дядя Самюэль, вы довольны. Все идет так, как вы хотели.

– Бог мой! Конечно, в общем-то, так.

– Ах, только в общем? – У Флоранс блеснул луч надежды.

– Могло бы идти еще лучше, – поддакнул Каписта.

– Вот это меня радует, – сказала Флоранс.

– Радует? Что тебя радует? – крикнул Бретт.

– Да, то, что дела идут не совсем как по маслу, – ответила она.

– Вот так номер! – воскликнул Каписта. – Оказывается, ваша племянница – настоящая злючка! Но почему же это вам по душе?

– Потому что остались еще, слава богу, строптивцы, которые не дают себя механизировать.

– Строптивцы? – дружно усмехнулись ее собеседники.

– Если ты найдешь во всем Хавароне хоть одного… – добавил Бретт.

– Да вы только что сами сказали…

– Сказал, что дела могли бы идти еще лучше, – прервал ее Бретт. – Правильно! Надо охватить еще ряд секторов. Взять хотя бы, к примеру, школы…

– Да, вот наша забота, – подтвердил Каписта.

– А что со школами? – спросила Флоранс.

– Просто скандал! – ответил Каписта. – Счастье, что Квота наконец-то спохватился.

– Да что с ними происходит, со школами?

– В том-то все и дело, что ничего, – ответил Каписта. – Абсолютно ничего. Просто невероятно.

– Два миллиона школьников в возрасте от шести до четырнадцати лет не обладают никакой покупательной способностью. Представляешь себе? – возмущенно сказал Бретт.

– Но будет принят закон о помощи, – вставил Каписта.

– Закон о чем? – переспросила Флоранс.

– О помощи экономически слаборазвитым детям, – пояснил Каписта.

– Есть проект отпустить на это дело крупные суммы. Детишки будут получать деньги в конце каждого урока…

– …чтобы они на перемене немедленно пускали эти деньги в оборот…

– …быстро и в большом количестве покупая различные предметы…

– …петарды, шарики-хлопушки, охлажденные напитки, пистолеты, пистоны, леденцы на палочке, сладости, «рудуду»…

Флоранс наконец поняла, в чем дело, и ее затрясло от смеха.

– Закон Рудуду! – воскликнула она.

– Чему ты смеешься? – сухо спросил Бретт. – Статистические данные говорят, что ребенок проглатывает одно «рудуду» меньше чем за двадцать четыре секунды. Следовательно, за четверть часа он может уничтожить больше тридцати пяти различных конфет.

Флоранс уже не смеялась, а только повторяла убитым голосом:

– Закон Рудуду…

– Закон экономического развития школьников, – уязвленно поправил ее Каписта.

– Правильно, так звучит солиднее, – согласилась Флоранс и с иронией добавила: – Но почему же такая сегрегация? Почему нужно лишать прав тех, кому еще нет шести лет? Если они не соображают сами, пусть о них подумают взрослые. А почему обходить тех, кто еще находится в утробе матери!

– Вот видите, и вам уже приходят в голову новые идеи, – обрадовался Каписта. – Чудесное предложение. Оно уравновесит проект кладбищенского закона!

– Разве вы собираетесь заставить покупать и мертвых? – воскликнула Флоранс.

– Это же великолепный рынок, и не используется он только по глупости, – пояснил Каписта. – Надо просто-напросто восстановить мудрые старинные обычаи. Как, скажем, рождественскую елку. Какая сейчас польза от смерти? Да никакой. Разве только цветочники наживаются на ней месяц-другой, да и то еще вопрос. А ведь некогда около покойника возникала бойкая торговля. Оружие, украшения, кубки, вазы, драгоценные камни, бог его знает что еще, всякие там лакомства, мед, изысканные блюда… Все, что покойник любил при жизни, приносили ему на похороны его родственники и друзья.

– Можно приучить людей, – подхватил Бретт, – украшать могилы не только цветами, но, скажем, и лангустами, трюфелями, печеночным паштетом, электропечками или картинами великих художников, восточными коврами, гоночными автомобилями…

Но, увидев вдруг окаменевшее лицо племянницы, Бретт осекся и схватил ее за обе руки.

– Давай поговорим начистоту, – предложил он. – Ты не любишь Квоту, это твое право. Но в чем ты можешь его упрекнуть лично?

– Лично? Ни в чем, – согласилась она.

– А меня? Неужели ты предпочла бы, чтобы я по-прежнему прозябал в обшарпанном кабинете?

– Н-нет, – протянула Флоранс.

– Так в чем же тогда дело? Кто сейчас может пожаловаться на свою судьбу? Вот ты побродила по улицам, как ты говоришь, и сама убедилась, как расцвела экономически эта недавно еще почти нищая страна. Благодаря Квоте. Благодаря нам.

– Да, – проговорила Флоранс.

– Практически у нас нет нищеты, – продолжал Бретт. – Она отошла в область предания. Уже сейчас большинство людей имеют все, что им необходимо.

– Да, – согласилась Флоранс. – И даже больше. Намного больше.

– Так в чем же дело?

– Ни в чем, – устало проговорила Флоранс. – Милый дядечка, мне бы хотелось отдохнуть. И немного поразмыслить. Сейчас шесть часов, пойдемте домой, ладно? Я утомилась.

4

Спала Флоранс плохо. Все, что она увидела за несколько часов, проведенных в Тагуальпе, этот новый лик надуманного неестественного благополучия, повергло ее в смятение. Может ли честный человек радоваться процветанию страны, если в самой основе этого заложено нечто вызывающее тревогу? Но в то же время почему нужно скорбеть о прошлом, с его нищетой, хибарами, полуголодным существованием, короче, о том, что противно здравому смыслу, в сущности, бесчеловечно? Флоранс совсем запуталась и уже сама не знала, чего хочет. Больше всего она опасалась встречи с Квотой, по крайней мере до того времени, пока у нее сложится более твердое мнение обо всем происходящем. Ее отношение к этому человеку было по-прежнему двойственным – с одной стороны, ей нравился его ум, притягательная сила, которая влекла к нему и ее и всех остальных, но, с другой стороны, ее пугала его развязность, беспринципность, то, что он так безжалостно пользуется своей силой. И она не хотела снова подпасть под его влияние.

Вот почему она решила оттянуть встречу с Квотой. Первым делом надо продолжить начатое ею обследование и по рассказам людей попытаться создать себе собственное, объективное, непредвзятое мнение о том, к чему привела деятельность Квоты. Отказаться по возможности от старых предрассудков и личных пристрастий…

На следующий день была пятница, Флоранс вспомнила, что рассказал ей накануне Эстебан: именно пятница для большей части тружеников Хаварона – служащих, агентов, приказчиков, комиссионеров, людей самых различных профессий – стала добавочным выходным днем, чтобы они могли посвятить его покупкам, и ей любопытно было посмотреть, как все это происходит. Вместо того чтобы с самого утра поехать в контору, она села в такси и попросила отвезти ее на главную площадь в центре города, где были расположены крупнейшие магазины столицы.

По дороге она обратила внимание на огромное количество плакатов, больших и малых, на которых стояло одно лишь слово: «Оксигеноль». «По-видимому, какой-то новый препарат, – подумала она, – вот его и рекламируют так широко». Но что это – моющее средство? Лекарство? Ничего, скоро она это выяснит.

Флоранс вышла на площади и решила прогуляться. Если только уместно употребить это слово, когда ты не можешь ступить шагу, подхваченная густой толпой. Слава богу, на небе ярко сияло июльское солнце, а то бы Флоранс решила, что наступил сочельник. С лихорадочной поспешностью мчались нагруженные пакетами люди. У входов в магазины была толкотня, словно при посадке в автобус в часы пик. Все торопились, переругивались, чертыхались. Раньше так вели себя только женщины на распродаже удешевленных товаров, вырывая друг у друга остатки тканей, шляпки, чулки и перчатки, а теперь сильный пол не отставал от слабого. Флоранс видела, как весьма респектабельные мужчины штурмовали прилавки и, странное дело, бросались прежде всего на дорогие веши, такие, как кинокамеры последнего выпуска, телевизоры, акваланги для подводной охоты… Флоранс заметила скромно одетого человека, который стоял в сторонке, прислонясь к колонне, и вытирал со лба пот, у его ног лежал огромный лодочный мотор, что выглядело совсем странно, так как Тагуальпа – горная страна и в ней нет судоходных рек. А судя по виду незнакомца, трудно было предположить, чтобы он мог себе позволить провести отпуск во Флориде или Акапулько. Флоранс подошла к нему.

– Сеньор… – робко начала она.

Мужчина поднял на нее глаза. От усталости взгляд у него был затуманенный.

– …Простите меня за бесцеремонность, – продолжала она, – но я приехала в вашу страну как гостья и мне хотелось бы задать вам один вопрос. Если вы, конечно, не возражаете.