Маргарет Митчелл - Унесенные ветром
Когда Ретт наконец решил, что пони достаточно хорошо обучен новому делу и ему можно доверить дочку, волнению малышки не было конца. Она победоносно совершила первый прыжок, и теперь уже езда рядом с отцом потеряла для нее все свое очарование. Скарлетт лишь посмеивалась над восторгами и бахвальством отца и дочки. Она, однако, считала, что, как только новизна этой затеи притупится, Бонни увлечется чем-то другим и все обретут мир и покой. Но этот вид спорта Бонни не приедался. От беседки в дальнем конце заднего двора до барьера тянулась утоптанная дорожка, и все утро во дворе раздавались возбужденные вопли. Дедушка Мерриуэзер, объехавший в 1849 году всю страну, говорил, что именно так кричат апачи, удачно сняв с кого-нибудь скальп.
Прошла неделя, и Бонни попросила, чтобы ей подняли перекладину на полтора фута над землей.
– Когда тебе исполнится шесть лет, – сказал отец, – тогда ты сможешь прыгать выше и я куплю тебе лошадку побольше. У Мистера Батлера коротковаты ноги.
– Ничего подобного! Я перепрыгивала через розовые кусты тети Мелли, а они во-о какие большие!
– Нет, надо подождать, – сказал отец, впервые настаивая на своем. Но твердость его постепенно таяла под воздействием бесконечных настойчивых требований и истерик дочери.
– Ну, ладно, – рассмеявшись, сказал он как-то утром и передвинул повыше узкую белую планку. – Если упадешь, не плачь и не вини меня.
– Мама! – закричала Бонни, запрокинув голову кверху, к окну спальни Скарлетт. – Мама! Смотри! Папа сказал, что я могу прыгнуть выше!
Скарлетт, расчесывая в это время волосы, подошла к окну и улыбнулась возбужденному маленькому существу, такому нелепому в своей перепачканной голубой амазонке.
«Право же, надо будет сшить ей другой костюм, – подумала она. – Только одному богу известно, как я заставлю ее снять всю эту грязь».
– Мама, смотри!
– Смотрю, милочка, – сказала, улыбаясь, Скарлетт.
Ретт поднял малышку и посадил на пони, и Скарлетт при виде ее прямой спинки и горделивой посадки головы вдруг ощутила прилив гордости за дочь и крикнула:
– Какая же ты у меня красавица, моя бесценная!
– Ты тоже, – великодушно откликнулась Бонни и, ударив Мистера Батлера ногой под ребра, галопом понеслась в дальний конец двора к беседке.
– Мама, смотри, как я сейчас прыгну! – крикнула она и ударила хлыстом пони.
«Смотри, как я сейчас прыгну!»
Словно прозвонил колокол, будя воспоминания. Что-то зловещее было в этих словах. Что именно? Почему она не может сразу вспомнить? Скарлетт смотрела вниз на свою маленькую дочурку, изящно сидевшую на скачущем пони, и лоб ее прорезала глубокая морщина, а в груди вдруг разлился холод. Бонни мчалась во весь опор, черные кудри ее подскакивали, голубые глаза блестели.
«Глаза у нее совсем как у моего папы, – подумала Скарлетт, – голубые глаза ирландки, и вообще она во всем похожа на него».
И подумав о Джералде, она сразу вспомнила то, что так старалась выискать в памяти, – вспомнила отчетливо, словно при свете молнии, вдруг озарившем все вокруг, и сердце у нее остановилось. Она вдруг услышала ирландскую песню, услышала стремительный топот копыт вверх по выгону в Таре, услышала беспечный голос, такой похожий на голос ее девочки: «Эллин! Смотри, как я сейчас прыгну!»
– Нет, – закричала она. – Нет! Стой, Бонни, стой!
Она еще не успела высунуться из окна, как услышала страшный треск дерева, хриплый крик Ретта, увидела взлетевший голубой бархат и копыта пони, взрыхлившие землю. Затем Мистер Батлер поднялся на ноги и затрусил прочь с пустым седлом.
На третий вечер после смерти Бонни Мамушка медленно проковыляла вверх по ступенькам, ведущим на кухню в доме Мелани. Она была вся в черном – от больших мужских ботинок, разрезанных, чтобы свободнее было пальцам, до черной косынки на голове. Ее мутные старые глаза были воспалены, веки покраснели, и от всей монументальной фигуры веяло горем. На лице ее застыло выражение грустного удивления, словно у старой обезьяны, но губы были решительно сжаты.
Она тихо сказала несколько слов Дилси, и та покорно кивнула, словно в их старой вражде наступило перемирие. Дилси поставила тарелки, которые она держала в руках, и прошла через чуланчик в столовую. Минуту спустя Мелани уже появилась на кухне с салфеткой в руке и взволнованно спросила:
– С мисс Скарлетт что-нибудь…
– Мисс Скарлетт держится как всегда, – медленно произнесла Мамушка. – Я не хочу мешать вам ужинать, мисс Мелли. Я могу и подождать – еще успею ведь сказать вам, что у меня на уме.
– Ужин может подождать, – сказала Мелани. – Дилси, подавай, что осталось. Пойдем со мной. Мамушка.
Мамушка вперевалку последовала за ней – через кухню, мимо столовой, где во главе стола сидел Эшли, рядом с ним – Бо, а напротив – двое детей Скарлетт, отчаянно стучавших суповыми ложками. Счастливые голоса Уэйда и Эллы наполняли комнату: им ведь столь долгое пребывание у тети Медли казалось чем-то вроде пикника. Тетя Мелли была всегда такая добрая, а сейчас особенно. Смерть младшей сестренки почти не произвела на них впечатления. Бонни упала со своей лошадки, и мама долго плакала. А тогда тетя Мелли взяла их к себе поиграть с Бо, и им давали кекс и сладкий пирог, стоило только попросить.
Мелани провела Мамушку в малую гостиную, уставленную книжными шкафами, прикрыла дверь и предложила ей присесть на софу.
– Я как раз собиралась пойти к вам после ужина, – сказала она. – Теперь, раз матушка капитана Батлера приехала, похороны, очевидно, будут завтра утром.
– Похороны. Вот с этим-то я к вам и пришла, – сказала Мамушка. – Мисс Мелли, мы все в большой беде, я пришла к вам за помощью. Одни страдания, моя ласточка, одни страдания.
– Мисс Скарлетт что, слегла? – озабоченно спросила Мелани. – Я ведь почти не видела ее с тех пор, как Бонни… Она заперлась у себя в комнате, а капитана Батлера не было дома и…
Вдруг слезы потекли по черному лицу Мамушки. Мелани села рядом с ней, принялась гладить ее по плечу, и через какое-то время Мамушка приподняла свою черную юбку и вытерла глаза.
– Вы должны пойти помочь нам, мисс Мелли. Я-то делаю все, что могу, да толку чуть.
– Мисс Скарлетт…
Мамушка выпрямилась:
– Мисс Мелли, вы-то не хуже меня знаете мисс Скарлетт. Сколько страдало это бедное дитя, дай ей только бог силы все вынести… А уж это последнее горе и вовсе разбило ей сердце. Но она выстоит. А пришла-то я к вам из-за мистера Ретта.
– Мне так хотелось повидать его, но всякий раз, как я к вам заходила, он был либо в городе, либо сидел, запершись у себя в комнате с… А Скарлетт ходила словно привидение и молчала… Да говори же скорее, Мамушка. Ты ведь знаешь, что я помогу, если только это в моих силах.
Мамушка вытерла нос тыльной стороной ладони.
– Я говорю вам, мисс Скарлетт все может выдержать, что господь пошлет потому как ей уже много испытаний было послано, а вот мистер Ретт… Мисс Мелли, он ведь никогда ничего не терпел, ежели ему не по нраву, никогда, ничегошеньки. Вот из-за него-то я к вам и пришла.
– Но…
– Мисс Мелли, вам надо пойти сегодня к нам – сейчас, вечером. – В голосе Мамушки звучала настоятельная мольба. – Может, мистер Ретт послушает вас. Он ведь всегда так высоко вас ставил.
– Ах, Мамушка, да что же это? О чем ты говоришь?
Мамушка распрямила плечи.
– Мисс Мелли, мистер Ретт, он… совсем ума решился. Не хочет, чтобы мы увозили маленькую мисс.
– Ума решился? Ну, что ты. Мамушка, нет!
– Я не вру. Чистая правда. Он не даст нам похоронить дитятко. Он так мне сам и сказал – только час назад.
– Но не может же он… Ведь он же…
– Вот потому я и говорю, что он ума решился.
– Но почему…
– Мисс Мелли, я вам не все сказала. Не должна я говорить, да только вы ведь все равно нам как родная. И только вам я и могу сказать. Я вам все говорю. Вы же знаете, как он любил свое дитятко. Никогда еще я не видела, чтоб мужчина, черный ли, белый, так любил свое дитятко. Он сразу как с ума сошел, когда доктор Мид сказал: «У нее шейка сломалась». Он тогда схватил ружье, побежал и пристрелил этого бедного пони, а я, клянусь богом, думала, он пристрелит и себя. Я совсем было растерялась: мисс Скарлетт лежит в обмороке, все соседи по дому бегают – туда-сюда, а мистер Ретт держит свою дочку и не дает мне даже вымыть ей личико, а оно все в земле было измазано. А когда мисс Скарлетт пришла в себя, я подумала: слава тебе, господи! Теперь они хоть утешат друг дружку. – Слезы снова полились, но на этот раз Мамушка даже не пыталась их утирать. – Да только как она пришла в себя, кинулась в комнату, где он сидел с мисс Бонни на руках, и говорит: «Отдайте мне моего ребенка, вы убили ее».
– Аx, нет! Нe могла она так сказать!
– Да, мэм, так и сказала. Слово в слово: «Вы убили ее». А мне так стало жалко мистера Ретта, и я как заплачу, потому вид у него был точно у побитой собаки. Я и сказала: «Отдайте дитятко няне. Не позволю я, чтобы такое говорили над бедной моей маленькой мисс», – и забрала я у него доченьку, и отнесла к ним в комнату, и вымыла ей личико. Но я все слышала, что они говорили, и у меня прямо кровь стыла – чего они только не наговорили друг другу. Мисс Скарлетт обозвала его убивцем – зачем он позволил деточке прыгать так высоко. А он сказал, что мисс Скарлетт плевать было на Бонни и на всех своих детей ей наплевать…
