Том 1. Дьяволиада. Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1919–1924 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков
9 февраля 1922 года: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем. Пришлось взять у дядьки немного муки, постного масла и картошки. У Бориса — миллион. Обегал всю Москву — нет места.
Валенки рассыпались...»
15 февраля: «Погода испортилась. Сегодня морозец. Хожу на остатках подметок. Валенки пришли в негодность. Живем впроголодь. Кругом долги...»
В заветной тетрадке Булгаков записывал самое тайное и никому ее не показывал: «Под пятой. Мой дневник 1923 года». 24 мая следует запись: «...Москва живет шумной жизнью, в особенности по сравнению с Киевом. Преимущественный признак — море пива выпивают в Москве. И я его пью помногу. Да вообще последнее время размотался. Из Берлина приехал граф Алексей Толстой. Держит себя распущенно и нагловато. Много пьет.
Я выбился из колеи — ничего не писал 1½ месяца».
25 июля: «Жизнь идет по-прежнему сумбурная, быстрая, кошмарная. К сожалению, я трачу много денег на выпивки. Сотрудники «Гудка» пьют много. Сегодня опять пиво. Играл на Неглинной на биллиарде. «Гудок» два дня как перешел на Солянку во «Дворец Труда», и теперь днем я расстоянием отрезан от «Накануне»... пробиваюсь фельетонами в «Накануне». Роман из-за работы в «Гудке», отнимающей лучшую часть дня, почти не подвигается.
Москва оживлена чрезвычайно. Движения все больше...»
18 сентября: «...Сегодня нездоров. Денег мало. Получил на днях известие о Коле (его письмо); он болен (малокровие), удручен, тосклив. Написал в «Накануне» в Берлин, чтобы ему выслали 50 франков. Надеюсь, что эта сволочь исполнит.
Сегодня у меня был А. Эрлих, читал мне свой рассказ, Коморский и Дэви. Пили вино, болтали. Пока у меня нет квартиры — я не человек, а лишь пол-человека».
30 (17 сентября старого стиля) 1923 г.: «Вероятно потому, что я, консерватор до... «мозга костей», хотел написать, но это шаблонно, но, словом, консерватор, всегда в старые праздники (именины Веры, Надежды, Любови и Софьи. — В. П.) меня влечет к дневнику. Как жаль, что я не помню, в какое именно число сентября я приехал два года тому назад в Москву. Два года. Многое ли изменилось за это время? Конечно, многое. Но все же вторая годовщина меня застает все в той же комнате и все таким же изнутри. Болен я, кроме всего прочего... Что будет — никому неизвестно. Москва по-прежнему чудный какой-то ключ. Бешеная дороговизна и уже не на эти дензнаки, а на золото... По-прежнему, и даже еще больше, чем раньше, нет возможности ничего купить из одежды.
Если отбросить мои воображаемые и действительные страхи жизни, можно признаться, что в жизни моей теперь крупный дефект только один — отсутствие квартиры.
В литературе я медленно, но все же иду вперед. Это я знаю твердо. Плохо лишь то, что у меня никогда нет ясной уверенности, что я действительно хорошо написал. Как будто пленкой какой-то застилает мой мозг и сковывает руку в то время, когда мне нужно описывать то, во что я так глубоко и по-настоящему верю и знаю, убежденный мыслью и чувством».
19 октября. Пятница. Ночь.
«Сегодня вышел гнусный день. Род моей болезни таков, что, по-видимому, на будущей неделе мне придется слечь. Я озабочен вопросом, как устроить так, чтобы в «Гудке» меня не сдвинули за время болезни с места. Второй вопрос, как летнее пальто жены превратить в шубу. День прошел сумбурно, в беготне. Часть этой беготни была затрачена (днем и вечером) на «Трудовую копейку». В ней потеряны два моих фельетона. Важно, что Кольцов (редактор «Копейки») их забраковал. Я не мог ни найти оригинал, ни добиться ответа по поводу их. Махнул в конце концов рукой... В общем, хватает на еду и мелочи, а одеться не на что. Да, если бы не болезнь, я бы не страшился за будущее.
Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и лучший способ...»
26 октября. Пятница. Вечер.
«...Литература теперь трудное дело. Мне с моими взглядами волей-неволей... (пропуск в дневнике. — В. П.) трудно печататься и жить. Нездоровье же мое при таких условиях тоже в высшей степени не вовремя. Но не будем унывать. Сейчас я просмотрел «Последнего из могикан», которого недавно купил для своей библиотеки. Какое обаяние в этом старом сентиментальном Купере. Там Давид, который все время распевает псалмы, и навел меня на мысль о Боге.
Может быть, сильным и смелым он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о нем легче. Нездоровье мое осложненное, затяжное. Весь я разбит. Оно может помешать мне работать, вот почему я боюсь его, вот почему я надеюсь на Бога...»
6 ноября (24 октября). Вторник. Вечер.
«Недавно ушел от меня Коля Гладыревский. Он лечит меня. После его ухода я прочел плохо написанную, бездарную книгу Мих. Чехова о его великом брате (См.: Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923). Я читаю мастерскую книгу Горького «Мои университеты».
Теперь я полон размышления и ясно как-то стал понимать — нужно мне бросить смеяться. Кроме того — в литературе вся моя жизнь. Ни к какой медицине я никогда больше не вернусь.
Несимпатичен мне Горький как человек, но какой это огромный, сильный писатель и какие страшные и важные вещи говорит он о писателе» (См.: Театр. 1990. № 2. С. 144–149. Публикация Г. Файмана).
К сожалению, все уговоры самого себя вести аккуратно дневник не подтверждались на деле, он ругал себя за пропуски в дневнике, но жизнь действительно была настолько сложной, запутанной, противоречивой, что не хватало времени... Но то, что записано в дневнике, очень существенно для понимания внутреннего мира Михаила Афанасьевича Булгакова.
В январе 1924 года он познакомился с Любовью Евгеньевной Белозерской, в начале весны вновь увидел ее и понял, что уже не может жить без нее. В апреле 1924 года развелся с Татьяной Николаевной. И снова перед ним встал «жилищный вопрос»...
10 апреля 1924 года главный редактор журнала «Россия» И. Лежнев дал ему договор на публикацию «Белой гвардии». Так что оставалось решить лишь личные проблемы, а это давалось нелегко.
В этом томе впервые собраны все известные повести, очерки, рассказы и фельетоны Михаила Булгакова, написанные им в 1919 — начале 1924 г. Кое-что безвозвратно утрачено, кое-что еще не найдено. День за днем, год за годом пройдет перед читателем вся творческая жизнь художника слова этих лет в хронологической последовательности. Многие тексты М. А. Булгакова широко известны: публикаторская работа ведется
