Робертсон Дэвис - Мантикора
Я чувствовал, что как хозяин должен поучаствовать в разговоре, который на самом деле больше был похож на монолог Каролины, изредка разбавляемый бормотанием Нетти. Поэтому я рассказал несколько историй о Рамзи – директоре школы и поведал, что он получил прозвище Уховертка.
Нетти сказала, что мне должно быть стыдно употреблять такие словечки в присутствии сестры.
Каролина изобразила скромницу, а потом сказала, что мистер Рамзи симпатичный, хотя и страшноват, как мистер Рочестер из «Джейн Эйр»[39], и еще она никогда не могла понять, почему мистер Рамзи так и не женился.
Может быть, он не смог заполучить девушку, которую любил, сказала Нетти.
Правда? Каролина никогда об этом не думала. Может быть, Нетти еще что-нибудь известно? Это так романтично.
Нетти ответила, что это казалось романтичным тем, кому делать больше было нечего, как только сплетничать.
Ну, Нетти, не дразни! Кто это был?
Нетти явно боролась с собой, а потом сказала, что если бы кто захотел узнать, достаточно было бы только открыть глаза.
Все это должно было быть ужасно романтично, решила Каролина: папа такой молодой и только что вернулся с войны, а мама такая очаровательная и папа такой красивый – ведь он и до сих пор красив, разве Нетти не согласна?
В жизни не видела никого краше, горячо сказала Нетти.
А Нетти доводилось его видеть в те дни?
Ну, сказала Нетти, когда война кончилась, она еще была слишком мала, чтобы обращать внимание на такие вещи. Ведь не Мафусаил же она[40] в самом деле. Когда Бой Стонтон женился на Леоле Крукшанк в 1924 году, Нетти было десять, и все вокруг знали, что между этими двумя великая любовь и что такой красивой пары Дептфорд не видел никогда прежде и, вероятно, никогда больше не увидит. С невесты все глаз не сводили, и Рамзи в том числе. В конечном счете, он же был у отца шафером.
Тут вмешалась Каролина. Уж не хочет ли Нетти сказать, что мистер Рамзи был влюблен в маму?
Нетти разрывалась между своей естественной скрытностью и не менее естественным желанием рассказать то, что ей известно. Ну да, были и такие разговоры.
Вот, значит, почему он все время к нам захаживал! И почему он так вертелся около мамы, когда отцу нужно было уезжать по военным делам. Хотя сердце у него и было разбито, он демонстрировал рыцарскую верность. Каролина никогда не слышала ничего романтичнее. По ее мнению, мистер Рамзи такой душка.
Это слово по-разному подействовало на меня и на Нетти. Старая Уховертка – душка?! Я смеялся значительно громче и дольше, чем если бы до этого не выпил два бокала бургундского. А вот Нетти фыркнула презрительно, и ее горящий взгляд красноречиво свидетельствовал, что она думает об этом словечке применительно к Рамзи.
– Ну, ты никогда не признаешь, что кроме папы есть и другие привлекательные мужчины, – сказала Каролина. И даже чуть подалась к Нетти, положила ей ладонь на запястье.
Что такое Каролина хочет этим сказать, вскинулась Нетти.
– Это видно невооруженным глазом. Ты без ума от папы.
Ей всегда казалось, ответила Нетти, что она знает свое место. Незамысловатая, казалось бы, реплика, но для 1942 года чрезвычайно старомодная. И даже я заметил, до чего Нетти выбита из душевного равновесия, до чего потрясена.
Каролина спустила это дело на тормозах. Конечно же, от папы все без ума. Это неизбежно. Он такой красивый, привлекательный, умный и во всех отношениях замечательный – ну какая женщина устоит? Разве Нетти не согласна?
Нетти высказалась в том духе, что, пожалуй, так оно и есть.
Попозже Каролина подняла другую тему. Ну разве не странно, что мама простудилась, тогда как все знали, что именно от этого ей надо всеми силами беречься? Как случилось, что окна были открыты в такую жуткую непогоду?
Нетти сказала, что этого никто не узнает.
Уж не хочет ли Нетти сказать, что мама сама открыла окна, невинно поинтересовалась Каролина. Но ведь это – она отложила нож и вилку на стол – самоубийство! А самоубийство – это смертный грех! В школе имени епископа Кэрнкросса, да и в нашей церкви, Святом Симоне Зилоте, все в этом уверены. Если мама совершила смертный грех, то разве она сейчас не в?.. Это было бы ужасно! Могу поклясться, что в глазах Каролины стояли слезы.
Нетти разволновалась. Да нет же, она ничего такого не имела в виду. И вообще, все эти россказни о смертных грехах – англиканское пустозвонство, и она никогда в это не верила. Никогда.
Но как же тогда окна в маминой комнате оказались открытыми?
Наверно, кто-то открыл их по ошибке, сказала Нетти. Мы никогда не узнаем. Что толку теперь копаться во всем этом. Но ее дочурка не должна думать о таких ужасных вещах, как самоубийство.
Каролина сказала, что она с ума сойдет, потому что никакое это не англиканское пустозвонство, все знают, что самоубийцы отправляются прямиком в ад. И только подумать, что мамочка-Нетти никогда не плакала, во всяком случае я этого никогда не видел. Но в редких случаях на ее лице появлялось выражение такого внутреннего страдания, что у любой другой женщины оно сопровождалось бы слезами. Так было и в тот раз.
Каролина вскочила со своего места, подбежала к Нетти и уткнулась лицом в ее плечо. Нетти увела ее из комнаты, и я остался один на руинах пиршества. Подумал, что еще один бокал бургундского – как раз то, что мне надо в эту минуту, но дворецкий уже унес бутылку, а мне не хватило смелости позвонить ему, поэтому я взял еще одно яблоко с тарелки и задумчиво съел его в полном одиночестве. Я никак не мог разобраться в том, что происходит вокруг. Дожевав яблоко, перешел в гостиную и уселся послушать трансляцию хоккейного матча по радио, но вскоре уснул на диване.
Когда я проснулся, игра уже закончилась и передавали какие-то безотрадные сводки с театра военных действий. Голова у меня болела. Поднимаясь к себе по лестнице, я увидел полосу света под дверью в комнату Каролины и вошел. Она сидела в пижаме и сосредоточенно раскрашивала ногти на ногах алым лаком.
– Смотри, чтобы Нетти не застала тебя за этим делом.
– Спасибо за твой бесценный непрошеный совет. Нетти для меня больше не проблема.
– Чего это вы тут замышляли?
– Достигали взаимопонимания. Нетти, в отличие от меня, еще не в полной мере это осознала.
– Взаимопонимания в чем?
– Дурачок! Ты что, за обедом ничего не слышал? Ну, конечно же, не слышал. Ты был слишком занят – набивал пузо и хлестал вино, вот и не видел, что происходит.
– Я видел все, что было. Чего это я не видел? Не строй из себя слишком умную.
– Нетти раскололась и сделала несколько самоубийственных признаний. Вот что было.
– Я не слышал никаких самоубийственных признаний. Что это ты несешь?
– Если ты этого не слышал, то потому, что слишком налегал на вино. Пьянство тебя погубит. Сколько достойных мужей угодило по этой дорожке прямиком в ад, как говорил дедушка. Ты что, не слышал, Нетти призналась, что влюблена в папу?
– Что? Ничего такого она не говорила!
– Ну, может быть, не такими словами. Но это было вполне очевидно.
– Ну и ну! Как только у нее хватило нахальства!
– Любить папу? Овечка ты невинная! Как-нибудь, если напомнишь, могу прочесть тебе маленькую лекцию о взаимоотношениях полов. Все это гораздо сложнее, чем может охватить твой недоразвитый школьный умишко.
– Заткнись! Я старше тебя. Я знаю такое, о чем ты и не догадываешься.
– Это о гомосеках, что ли? Старо как мир, мой бедный мальчик!
– Карол, я тебя сейчас отлуплю.
– Хочешь заткнуть мне рот грубой силой? Ну давай, Тарзан. Тогда ты не узнаешь остального, а это самое интересное.
– Чего остального?
– Ты признаёшь за мной умственное превосходство?
– С какой стати? Что такого превосходного ты знаешь?
– Всего лишь постыдный секрет твоего появления на свет. Только и всего.
– Говори!
– Есть все основания считать, что ты – сын Данстана Рамзи.
– Я?
– Ты. Смотрю вот на тебя после всего и вижу, как вы похожи.
– А вот и нет! Слушай, Карол, или ты сейчас же все объяснишь, или я тебя убью!
– Только пальцем меня тронь, милый братик, и я проглочу язык, а тебя навсегда оставлю в мучительном неведении.
– Это что, Нетти тебе так сказала?
– Не так, но сказала. Вы же знаете мои методы, Ватсон. Дедукция и еще раз дедукция. А теперь слушай меня внимательно. Папа отбил маму у Данстана Рамзи и женился на ней. Данстан Рамзи продолжал посещать наш дом как Доверенный друг. Вот читал бы ты побольше и был бы поумнее – знал бы, какую роль играет Доверенный друг в таких делах. Вспомни-ка, что было шесть лет назад в то ужасное Рождество. Ссора. Папа в бешенстве уходит из дома. Рамзи остается. Нас отсылают наверх. Потом мы видим, как Рамзи выходит из спальни матери, а она там в ночной рубашке. Мы слышим, как она кричит: «Ты меня не любишь!»
