Чарльз Диккенс - Домби и сын
— Кто же долженъ будетъ ѣхать съ маленькимъ Павломъ, если завтра, послѣ предварительныхъ справокъ, мы рѣшимся отправить его въ Брайтонъ къ этой почтенной дамѣ? — спросилъ м-ръ Домби послѣ нѣкотораго размышленія.
— Мнѣ кажется, братецъ, — отвѣчала миссъ Чиккъ, — его теперь никуда нельзя отправить безъ Флоренсы. Онъ слишкомъ привязался къ сестрѣ и не отстанетъ отъ нея; y ребенка всегда свои капризы, мой милый.
М-ръ Домби повернулъ голову, медленно пошелъ къ шкафу и взялъ наудачу какую-то книгу.
— A еще кто… кромѣ Флоренсы, Луиза? — сказалъ онъ, не смотря на сестру и небрежно переворачивая листы.
— Еще Виккемъ, разумѣется. То есть, я хочу сказать, что кромѣ Виккемъ никому и не нужно съ нимъ ѣхать, — отвѣчала сестра. — Павелъ будетъ теперь въ такихъ рукахъ, что всякій другой надзоръ только помѣшалъ бы м-съ Пипчинъ. Впрочемъ, разумѣется, братецъ, тебѣ не худо будетъ самому, по крайней мѣрѣ разъ въ недѣлю, ѣздить въ Брайтонъ.
— Да, разумѣется, — сухо сказалъ м-ръ Домби, — и цѣлый часъ послѣ этого смотрѣлъ въ книгу на одну страницу, не говоря больше ни слова.
Препрославленная м-съ Пипчинъ была, собственно говоря, очень невзрачная и даже весьма безобразная старушонка, съ перегнутой спиной, съ лицомъ испещреннымъ, какъ дурной мраморъ, съ неподвижнымъ сѣрымъ глазомъ, который какъ будто нѣсколько времени колотили по наковальнѣ молоткомъ, — такъ однако-жъ, что черезъ это не сдѣлали ему никакого вреда. Ужъ сорокъ лѣтъ протекло съ той поры, какъ благородный м-ръ Пипчинъ сломалъ голову на перувіанскихъ рудникахъ, но его неутѣшная вдова все еще носила черный бомбазинъ такого темнаго, мрачнаго, мертвеннаго цвѣта, что отъ ея присутствія вездѣ становилось темнѣе, даже въ комнатахъ, ярко освѣщенныхъ десятками стеариновыхъ свѣчъ. На поприщѣ воспитанія дѣтей она дѣйствительно пріобрѣла громкую славу, и весь секретъ ея чуднаго искусства состоялъ въ томь, что она всегда давала дѣтямъ то, чего они терпѣть не могли, и никогда не давала того, что они любили: это, изволите видѣть, заранѣе пріучало дѣтей управлять своими буйными наклонностями. Вообще, м-съ Пипчинъ была самая сварливая, вздорная женщина, и если такой же характеръ имѣла она лѣтъ за сорокъ, то я первый готовъ изъявить сомнѣніе, что мужъ ея дѣйствительно сломилъ голову отъ перувіанскихъ рудниковъ.
"Замокъ" этой мучительницы дѣтей находился въ Брайтонѣ, недалеко отъ морскаго берега, на мѣловатой, кремнистой и безплодной почвѣ, гдѣ въ палисадникахъ передъ хрупкими, сухопарыми домами ничего не могло расти, кромѣ крапивы и ноготковъ. Воздухъ въ лѣтнее время никогда не проникалъ въ укрѣпленное жилище м-съ Пипчинъ, a зимой не откуда ему было выбраться на волю. Страшная духота увеличивалась еще болѣе отъ глиняныхъ стоявшихъ на окнѣ горшковъ съ черноземомъ, который по всему заведенію распространялъ свои земляныя испаренія. М-съ Пипчинъ, какъ видно, была любительницей ботаники и держала цѣлую коллекцію различныхъ породъ растительнаго царства. Въ выборѣ растеній наблюдалась нѣкоторая симметрія, строго приспособленная къ общей гармоніи окружающихъ предметовь. Въ одномъ мѣстѣ стояло полдюжины кактусовъ, которые вились какъ змѣи вокругъ своихъ прутьевъ; въ другомъ — тѣ же кактусы растопыривали свои широкія клешни, какъ зеленые морскіе раки, и тутъ же нѣкоторыя прозябающія растенія увеселяли любопытный взоръ своими липкими и вязкими листьями. Всѣ эти болѣе или менѣе рѣдкіе с_п_е_ц_и_м_е_н_т_ы красовались въ горшкахъ на окнахъ, плотно затворенныхъ во всякое время года; но въ довершеніе спектакля, вѣроятно, для большаго эффекта, одинъ огромный горшокъ съ цвѣтами былъ привѣшенъ къ потолку, откуда въ разныя стороны таращились длинные зеленые листья, какъ пауки, которые тоже, вмѣстѣ съ клещаками, водились въ безчисленномъ множествѣ въ этомъ благословенномъ пріютѣ благородныхъ питомцевъ.
Такъ какъ м-съ Пипчинъ запрашивала всегда огромную цѣну за своихъ пансіонеровъ, и притомъ умѣла держать себя величественнымъ образомъ предъ всѣми, кто имѣлъ въ ней нужду, то ее считали рѣшительной дамой, въ совершенствѣ знакомой съ характерами дѣтей, которые, какъ говорили, она изучала она съ удивительнымъ самоотверженіемъ. При такой репутаціи съ теченіемъ времени она составила себѣ почти независимое состояніе, и тѣмъ легче могла поддерживать свое достоинство. Спустя три дня послѣ того, какъ впервые заговорили о ней въ домѣ м-ра Домби, она имѣла удовольствіе заключить весьма выгодную к_о_н_д_и_ц_і_ю съ знаменитымъ капиталистомъ, принявъ въ свой замокъ Флоренсу и ея маленькаго брата.
М-съ Чиккъ и м-съ Токсъ, совершивъ благополучно путешествіе въ Брайтонъ, при соблюденіи необходимыхъ церемоній сдали съ рукъ на руки своего благороднаго питомца и на другой же день воротились въ Лондонъ. М-съ Пипчинъ, прислонившись къ камину, дѣлала ревизію новымъ пансіонерамъ, осматривая ихъ съ ногь до головы съ опытностью стараго солдата. Между тѣмъ племянница м-съ Пипчинъ и вмѣстѣ безусловно ей подчиненная раба, женщина среднихъ лѣтъ, тощая, утюгообразная, съ гадкими угрями на носу, снимала чистый воротничекъ съ шеи воспитанника Байтерстона. Другая и послѣдняя пансіонерка, м-съ Панки, была на этотъ разъ заключена въ "тюремный замокъ" за то, что имѣла неосторожность фыркнуть три раза въ присутсвіи гостей. Тюремнымъ замкомъ назывался пустой чуланъ, имѣвшій назначеніе карцера.
— Вотъ мы и познакомились, мой милый, — сказала м-съ Пипчинъ, обращаясь къ Павлу. — Нравлюсь ли я тебѣ?
— Я думаю, вы никогда мнѣ не понравитесь, — отвѣчалъ Павелъ. — Мнѣ надо уѣхать отсюда, это не мой домъ.
— Кенечно нѣтъ; тутъ я живу, — возразила м-съ Пипчинъ.
— Прегадкій домъ! — отвѣчалъ Павелъ.
— A есть мѣстечко еще похуже, — сказала м-съ Пипчинъ, — куда запираютъ злыхъ дѣтей.
— Былъ онъ когда-нибудь въ томъ мѣстечкѣ? — спросилъ Павелъ, указывая на Байтерстона.
М-съ Пипчинъ въ знакъ согласія кивнула головой. Павлу между тѣмъ въ этотъ день много было дѣла: онъ принялся со всѣмъ усердіемъ осматривать своего новаго товарища, Байтерстона и, вглядываясь въ его физіономію, дѣлалъ таинственныя и даже страшныя наблюденія.
Въ часъ пополудни подали обѣдъ, приготовленный большею частью изъ разныхъ произведеній растительнаго царства.
Къ этому времени явилась и миссъ Панки, кроткая маленькая дѣвочка съ голубыми глазами, которую каждое утро полоскали и терли въ теплой ваннѣ до того, что кости ея скоро, по-видимому, должны были совсѣмъ утратить свойственную имъ упругость. М-съ Пипчинъ, освободивъ ее изъ заключенія, не преминула сдѣлать соотвѣтственное случаю назиданіе, доказывая весьма убѣдительно, что всякій, кто фыркаетъ при гостяхъ, навлекаетъ на свою душу смертельный грѣхъ, иже не отпустится ни здѣсь, ни въ будущей жизни. Укоренивъ сію глубокую истину въ сердцѣ преступной воспитанницы, она предложила для ея насыщенія жиденькій супъ изъ сарачинскаго пшена, блюда, какъ извѣстно, очень здороваго, особенно для дѣтскаго желудка. Племянница м-съ Пипчинъ, Беринтія, получила на свою долю порцію холоднаго поросенка; a сама м-съ Пипчинъ кушала особо для нея приготовленное блюдо, бараньи котлеты, распространявшія очень питательный запахъ; ей, по слабости здоровья, предписано было употреблять всегда горячія кушанья, и преимущественно бараньи котлеты. Послѣ стола всѣ дѣти, по заведенному порядку, должны были читать благодарственную молитву со включеніемъ въ нее особеннаго пункта, которымъ изъявлялось благодареніе самой хозяйкѣ за хорошій обѣдъ. М-съ Пипчинъ тоже воздала благодареніе Господу и поспѣшила лечь въ постель: отдыхъ послѣ горячихъ котлетъ необходимъ былъ для ея здоровья. Дѣти между тѣмъ вмѣстѣ съ Беринтіей или Берри удалились въ тюремный замокъ, такъ какъ дождь не позволялъ на этотъ разъ гулять по морскому берегу. Комната, получившая такое страшное названіе, выходила своимъ единственнымъ окномъ на мѣловую стѣну, подлѣ которой стояла бочка съ водой, и должно сказать, этотъ карцеръ, по крайней мѣрѣ теперь, былъ единственнымъ веселымъ мѣстомъ во всемъ домѣ. Дѣти начали рѣзвиться, и Берри приняла дѣятельное участіе въ ихъ играхъ, которыя впрочемъ, ко всеобщему огорченію, скоро были прекращены сердитымъ стукомъ въ стѣну обезпокоенной хозяйки. Тогда Берри шопотомъ стала разсказывать разныя любопытныя исторійки, и эта бесѣда продолжалась вплоть до сумерекъ.
За чаемъ пансіонеры вдоволь могли насыщаться и молокомъ, и водою, и хлѣбомъ, и масломъ. М-съ Пипчинъ наливала себѣ изъ особаго чернаго чайничка и кушала съ большимъ апетитомъ поджаренный въ маслѣ хлѣбецъ, только-что вынутый изъ печи. Однако-жъ ни горячія котлеты, ни горячій чай съ горячимъ поджареннымъ хіѣбомъ, по-видимому, нисколько не разогрѣли холодную внутренностъ м-съ Пипчинъ; она была все также брюзглива, и неподвижный сѣрый глазъ ея не выражалъ ни мысли, ни чувства.