Джон Стейнбек - Короткое правление Пипина IV
— Я присоединяюсь к словам месье графа, — сказал седовласый мудрец, — и хочу добавить кое-что от себя. Ваше Величество может делать что угодно, за исключением одного: король не может позволить себе выглядеть смешным. Это уничтожит его. В юности мне посчастливилось учиться у одного очень образованного, мудрого человека, который до тонкостей постиг человеческую натуру. Так вот, однажды он сказал мне: если бы наиумнейший, наигениальнейший человек выступал, и пятьдесят величайших умов планеты слушали его речь на тему: быть или не быть жизни на земле, и если бы этот величайший гений предстал перед аудиторией с незастегнутой ширинкой, собравшиеся не только пропустили бы его слова мимо ушей, но и не смогли бы сдержать смешков.
Король задумчиво покачал на пальце пенсне.
— Господа, — сказал он, — я не хочу быть вам помехой. Не смею препятствовать вашему желанию и желанию ваших жен продемонстрировать новинки вашего гардероба, но на коронации, замечу вам, в мехах и бархате я себя чувствовал просто идиотом. Я, наверное, и выглядел идиотом.
— Отнюдь, Ваше Величество! — хором вскричали делегаты.
— Пусть так, но я умирал от жары и духоты.
Граф де Катр Ша снова поднял руку, прося внимания:
— Ваше Величество, будет вполне достаточно, если вы появитесь в мундире, например, Великого маршала Франции.
— Но я не Великий маршал!
— Сир, король волен назначить себя кем угодно.
— Но у меня нет этого мундира!
— Думаю, можно поискать в музеях. Во Дворце Инвалидов, например.
Король молчал.
— Господа, если я соглашусь, — сказал он наконец, — вы позволите мне выехать из Версаля в автомобиле, а не в карете? Карета такая неудобная!
Пошептавшись, делегаты согласились, а Жак-простак счел нужным добавить:
— Мы, ваши верные слуги, Ваше Величество, покорнейше просим, чтобы во время вашей речи — только во время речи, не более того — пурпурная королевская мантия возлежала на ваших плечах.
— О Боже! — сказал Пипин. — Ну хорошо, хорошо, я согласен. Но только во время речи.
Делегаты одобрительно закивали.
После полудня четвертого декабря, когда Версальский дворец превратился в сумасшедший дом и заполнился придворными, которые суетились, пыхтя, примеряли, укорачивали, удлиняли, латали мантии и платья, вертелись перед зеркалом, король в вельветовой куртке и мотоциклетном шлеме миновал сторожевой пост у ворот, подмигнул капитану стражи, с которым крепко сдружился, и сунул ему пачку «Лаки Страйк». Пипин знал, что капитан состоял на жалованье у секретной полиции — но также и у социалистической партии, у британского посольства, у перуанского торгового агентства, а к тому же еще был совладельцем закусочной в районе бульвара Вольтер. Каждому из своих работодателей капитан доносил об остальных, но король ему был по душе, как и «Лаки Страйк».
— Сюда, месье, — сказал он и провел неузнаваемого в шлеме и мотоциклетных очках Пипина в караулку, где стоял укрытый клеенкой мотороллер. — Вы мимо бульвара Вольтер случайно не будете проезжать, сир? — спросил капитан.
— Могу и проехать, — ответил король.
— А вы не передадите записку в закусочную, моей жене?
— С удовольствием, — сказал король, складывая записку и пряча в карман. — Это немного не по дороге, конечно. Если обо мне будут спрашивать…
— Я вас не видел, месье, — сказал капитан. — Даже если спросит господин министр, я вас не видел.
Король оседлал мотороллер, надавил на стартер.
— Капитан, мне кажется, вы носите за голенищем маршальский жезл.
— О, вы очень любезны, месье, — сказал капитан.
Бульвар Вольтер лежал в стороне от маршрута короля, но день выдался солнечный и теплый, подходящий день, чтобы проехаться и развеяться после идиотизма и суматохи Версаля. Прибыв в закусочную, король вручил записку жене капитана, которая в ответ угостила его кофе и отличными пирожными.
Выслушав ее жалобы на жизнь и пожаловавшись на свою, король поехал, петляя между сигналящими машинами, к площади Бастилии, пронесся по улице де Риволи, переехал через Сену по Понт-Неф и свернул на улицу Сены.
Ставни у дядюшки Шарля были закрыты. Дверь тоже. Пипин забарабанил в дверь кулаком. Ответа не последовало. Король отступил в сторону, подождал, пока дверь приоткроется, и проворно сунул в щель носок сандалеты.
— Ради Бога, — смущенно сказал дядюшка. — Я не один. У меня свидание интимного свойства.
— Не может быть, — сказал король.
— Ладно. Если ты так уж настаиваешь, заходи. Чем могу помочь?
Король проскользнул в полумрак за дверью. Вдоль голых стен стояли большие деревянные ящики, доверху набитые. Оставалось только заколотить крышки.
— Дядюшка, ты что, уезжаешь?
— Да.
— И ты даже не предложишь мне присесть? Ты что, сердишься?
— Присядь. На креслах клеенка, так что садись на ящики.
— Удираешь?
— Я тебе не доверяю, — сказал дядюшка. — Ты что-то затеваешь. Это ясно как дважды два. Но ты проиграешь. Не хочу пострадать из-за твоей глупости.
— Я пришел за советом.
— Пожалуйста, вот тебе совет: будь нормальным королем. Не суй нос куда не следует, не лезь в дела правительства, не трогай, большой бизнес. Вот такой совет. И если ты меня послушаешь, я тут же начну распаковываться.
— Ты как-то сказал мне, что я — болванчик. Кукла в короне. Пешка, которой пользуются, пока можно, а потом безо всякого сожаления выбрасывают.
— Все верно. Но когда пешка лезет в дела ферзей, она просто дура.
Пипин уселся на ящик.
— Ты не угостишь меня коньяком?
— Нет у меня коньяка.
— А вон там что за бутылка?
— Это дешевый бренди.
— Ну так налей мне бренди. Первый раз вижу тебя напуганным настолько, что ты позабыл об учтивости.
— Да, мне страшно. И за тебя тоже.
— На шахматной доске король может ходить вперед, назад, влево, вправо и по диагонали. Пешка может идти только вперед. Спасибо, дядюшка. Ты не выпьешь со мной? За мое здоровье? Неужели ты меня теперь ненавидишь?
Дядюшка тяжело вздохнул.
— Мне стыдно, — сказал он после долгой паузы. — Но это ничего не меняет. Я еду в Америку и пробуду там до тех пор, пока здесь все не уляжется. Я не знаю, что ты собираешься делать, но не сомневаюсь: последствия будут катастрофическими. В одном ты прав — это не повод для неучтивости. Прости меня!
— Я понимаю твои чувства, дядюшка. Я много думал о своем положении. Король — анахронизм. В действительности короля Франции не существует.
— Что ты хочешь сделать?
— Вынести на конвент несколько предложений, основанных на моих наблюдениях. Только и всего.
— Конвент пошлет тебя на гильотину. Ему твои предложения ни к чему.
— Что ж, король должен быть достойным гильотины. А вдруг мои идеи заставят кого-то задуматься? Может, их даже учтут.
— Я всегда терпеть не мог мучеников.
Пипин пожал плечами, допивая бренди:
— Я не мученик. Мученик стремится обменять то, что имеет, на то, чего хочет. Я не честолюбив.
— Чего же тебе надо? Собираешься напроказить?
— Возможно. А если мне просто любопытно, что все-таки из этого выйдет?
— Мне казалось, я тебя знаю. А что будет с Мари? С Клотильдой? Неужели тебе все равно?
— Нет, и потому я приехал сюда. У меня к тебе просьба: позаботься о них в случае чего.
— А кто позаботится о тебе?
— Может быть, я излишне драматизирую обстановку. Noblesse oblige. А о себе я сам позабочусь.
— Ты планируешь свою авантюру на завтра?
— Да. Хорошо было бы, если бы ты пригласил Мари и Клотильду заглянуть к тебе завтра. И вывез их на прогулку куда-нибудь за город. Джонсон скорее всего поедет с вами. У него есть авто. Уик-энд на Луаре — чем плохо? В Сансере есть маленькая уютная гостиница, ты ее знаешь.
— Да, знаю.
— Так ты выполнишь мою просьбу?
Дядюшка выругался.
— Это удар ниже пояса. Ты думаешь, у тебя есть право вертеть мною, потому что нам случилось оказаться родственниками? Это гнусный шантаж.
— Значит, договорились. Спасибо, дядюшка Шарль. Надеюсь, все обойдется, но меры предосторожности не помешают. — Пипин встал с ящика.
— Хочешь выпить еще каплю? Тут осталось немного бренди.
— Спасибо. Я знал, что могу на тебя положиться.
— Вот дерьмо, — выругался дядюшка Шарль.
В полумиле от Версальского дворца Пипин свернул с дороги и заехал в лес. По толстому ковру палых листьев король оттащил мотороллер подальше от дороги и в подходящем месте возле большого камня раскидал листья ногами и руками, положил мотороллер и тщательно засыпал. А поверх листьев навалил сухих сучьев. Путь ко дворцу он продолжил пешком.
У ворот он сказал капитану:
— Я передал ваше письмо. Мадам просила сказать, что обо всем позаботится. Она просила вас позвонить А. и Ф., чтобы они сообщили ей, когда вы приедете. Надо сказать, пирожные у нее вкуснейшие.
