Божена Немцова - Бабушка
Через минуту Мила вернулся, подошел к окну и рассказал, как злился итальянец, удирая со своей палкой. «Но где же вы его выследили?» — спрашиваю у Милы. «Я, говорит, хотел пожелать тебе спокойной ночи, попросил хлопцев обождать меня у мельницы, а сам остался в саду. Вижу, с пригорка кто-то крадется, как вор, и пробирается к твоему окну. Разглядел я, кто это такой, вышел тихонько из сада и айда за хлопцами. Здорово у нас получилось! Думаю, теперь ему неповадно будет сюда ходить!»
Вчера-то я целый день смеялась. Как вспомню всю эту комедию — так и смеюсь. Но вечером зашел к нам ночной сторож Когоутек; он любит выпить и заглядывает к нам каждый день, а чуть напьется — выболтает все, что знает. Начал он нам рассказывать, как итальянец, вернувшись ночью домой, заявил, что какие-то негодяи его избили, и пошел расписывать и пошел — из мухи слона сделал. Якобы на него даже собаки кидались, такой он был страшный. А жена, мол, до самого утра мыла итальянца и скоблила, чтобы отстал деготь. Он дал им серебряный талер, чтобы они держали язык за зубами, и поклялся отомстить парням. Теперь я боюсь за Милу; говорят, итальянцы злые. А еще Когоутек рассказал отцу, что этот хлюст зачастил к Марианке, дочери управляющего, и родители прочат его ей в мужья; княгиня, мол, чужеземца любит и даст ему хорошее место в замке… Мила тоже хотел было наняться на год в замок работником, чтоб спастись от рекрутчины, а теперь вон оно как обернулось … Если итальянец наговорит на Милу, управляющий ни за что не возьмет его на службу; беда будет … Как я обо всем этом подумала, меня и радовать перестало, что хлопцы его проучили. Правда, сегодня я видела хороший сон … Да что с того! Что вы скажете, бабушка? …
– Парни не очень-то умно сделали, но откуда у молодых парней ум, если ко всему прочему замешалась тут любовь!… Мой Иржи тоже выкинул когда-то подобную штуку и здорово за нее поплатился.
– Как это, бабушка?
– Ну, мне сейчас недосуг, расскажу при случае. Мы уж и так заболтались, кажись, слышен топот, это наши едут. Пойдем! … Я обмозгую все; может, что и придумаю, — пообещала бабушка, переступая порог.
Услышав голос Кристинки, дети выбежали в сени; Ян, получивший хорошеньких голубят, от радости обхватил девушку за шею так сильно, что на белой коже загорелась красная полоса. Он хотел было тотчас отнести их в голубятню, но Барунка остановила его.
– Папенька приехал! — закричала она.
Как раз в это время к Старой Белильне подошли мельник и лесник.
Очутившись среди дорогих друзей и горячо любимой семьи, с которой он так редко бывал вместе, Прошек совсем растрогался и, когда Барунка начала произносить приветствие, на глазах у него показались слезы. Увидев, что отец прослезился, а за ним заплакали мать с бабушкой, дети начали заикаться, путать слова и тоже заревели. Бетка и Ворша, слушавшие стихи, стоя у дверей, закрыли глаза синими передниками и зарыдали. Табакерка в руках пана отца вертелась, как мельничное колесо, лесник вытирал рукавом свой красивый охотничий нож (он был в парадном костюме), чтобы скрыть волнение. Стоявшая у окна Кристинка плакала, нисколько не стыдясь своих слез, пока мельник, подойдя, не стукнул ее табакеркой по плечу и не прошептал; «Не вздумай хныкать на моем дне рождения!»
– Вам, пан отец, только бы подразнить человека, — упрекнула его девушка и вытерла слезы.
С мокрыми глазами, но с радостным и спокойным сердцем подошел Прошек к столу, налил в бокал вина, провозгласил: «За здоровье всех присутствующих!» — и осушил его до дна.
В свою очередь гости выпили за здоровье хозяина, и скоро все развеселились. А счастливее Яника в этот день никого не было. Лесник подарил ему двух кроликов, пани мама огромный пирог, сдобренный всевозможными пряностями, которые он очень любил; от бабушки Ян получил одну из серебряных монет, хранившихся в холщевом мешочке на дне сундука, родители тоже сделали ему хороший подарок. После обеда в саду неожиданно появились княгиня с Гортензией. Прошек с женой и бабушкой, а за ними и дети выбежали их встречать. Гортензия привезла Янику книгу в красивом переплете, в которой были нарисованы разные звери и птицы.
– Я приехала посмотреть, как ты сегодня веселишься, Ян, — приветливо обратилась княгиня к своему конюшему.
– В родной семье и с добрыми друзьями всегда весело, ваше сиятельство, — отвечал Прошек.
– Кто у тебя в гостях?
– Мои соседи, ваше сиятельство, мельник с семьей и лесник из Ризенбурга.
– Не задерживайся же около меня, иди к своим гостям, я сейчас уеду.
Прошек поклонился, не осмеливаясь просить княгиню остаться, но бабушка по простоте душевной рассудила иначе.
– На что это похоже, отпускать дорогих гостей, не попотчевав пирогами! — заявила она. — Ступай принеси, Терезка, аппетит приходит во время еды. А ты, Барунка, сбегай за корзинкой, я нарву черешен. Не угодно ли вашей милости отведать сливок, а то, может, вина?
Ян и Терезка были в замешательстве, они опасались, как бы простое обращение старушки не оскорбило княгиню. Но вышло совсем наоборот. С приветливой улыбкой княгиня соскочила с лошади и, передав поводья Яну, села на лавочку под грушей.
– С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, — сказала она, — но я не желаю, чтобы вы забывали своих гостей. Пусть они выйдут к нам!
Терезка убежала, а Прошек, привязав лошадей к дереву, вынес из дома столик. Минуту спустя на пороге появился лесник и низко поклонился; мельник был в большом смущении, но когда княгиня спросила, как идут дела на мельнице, и приносит ли она ему барыши, пан отец почувствовал себя, как рыба в воде; он до того разошелся, что даже предложил княгине понюхать табаку. Сказав каждому что-нибудь лестное, княгиня приняла от Терезки кусок пирога, а от бабушки стакан сливок.
Между тем дети окружили Яна, который показывал им нарисованных в книжке зверей и птиц. Гортензия стояла рядом и, радуясь вместе с детьми, охотно отвечала на все вопросы.
– Маменька, поглядите-ка, наша серна! — крикнул сын лесника, Бертик, указывая на изображение серны; матери и дети склонили головы над книгой.
– Султан как есть Султан! — вскричал Вилем, а настоящий Султан, услышав свое имя, начал вертеться около собравшихся.
– Видишь, это ты! — говорил ему Ян, показывая собаке рисунок. Был там и слон, такой огромный, что Аделька испугалась; был и конь, и коровы, зайцы, белки, куры, ящерицы, змеи, рыбы, лягушки, бабочки, божьи коровки, даже муравьи. Дети всех узнали, а бабушка, посмотрев на змей и ящериц, заметила: «Чего только люди не выдумают, охота всякую нечисть рисовать! …»
Пани мама пожелала видеть дракона, извергающего из пасти пламя, но Гортензия заявила, что такого зверя не существует, это чудовище вымышлено. Услыхав такое объяснение, мельник завертел табакерку и усмехнулся.
– Нет, графинюшка, ядовитых чудовищ с огненными языками довольно на свете, только они принадлежат к роду человеческому, и между невинными тварями их искать нечего!
Гортензия рассмеялась, а пани мама, хлопнув мужа по руке, сказала: «Много болтаешь, пан отец!»
Разговаривая о том, о сем с Прошеком и лесником, княгиня, между прочим, спросила, много ли в окрестности браконьеров.
– У нас осталось только два таких негодяя. Был и третий, самый глупый из них, я его не раз штрафовал, и теперь он сидит дома. А те двое чертовски хитры, никак их не накроешь, придется угостить дробью. Главный лесничий мне уже много раз советовал так поступить, только хорошо ли из-за зайца покалечить человека …
– Пожалуйста, никогда не делай этого, — сказала княгиня.
– Я думаю, такая малость не разорит господ, а крупного зверя браконьер тронуть не отважится.
– Я слышала, что у меня крадут много леса? — бросила княгиня.
– Ну, уж более двух лет служу я вашему сиятельству и могу сказать, что вреда за это время вам много не наделали. Конечно, мало ли чего можно наговорить; мог бы и я, например, сам срубить несколько деревьев, продать их, а при отчете заявить, что они украдены. Но зачем мне брать грех на душу? Осенью, когда бабы приходят за сухим листом на подстилку, а бедняки за валежником, я всегда верчусь поблизости и, чтобы нагнать на них страху и предупредить порубку, так кричу и бранюсь, что лес гудит … Но не бить же мне какую-нибудь старуху за то, что она унесет палку на топорище, как это иные делают? Господа от этого не разорятся, а бедному человеку подмога, лишний раз за господ богу помолится. Я это за вред не считаю.
– Вы правильно поступаете, — проговорила княгиня. — Однако у нас в окрестности есть и недобрые люди. Третьего дня возвращался ночью Пиколло из местечка, и в фазаннике на него напали разбойники. Когда он начал кричать, защищаться, они жестоко его избили. Он и до сих пор, как мне говорили, лежит больной.
– Это что-то мало похоже на правду, ваше сиятельство, — заметил Прошек, покачав головой.
