Джейн Остен - Нортенгерское аббатство
— Никто о мистере Морланде не может думать лучше, чем я. Но у каждого есть свои слабости. И каждый вправе распоряжаться собственными деньгами, как ему вздумается.
— Эти упреки возмутили Кэтрин.
— Я совершенно убеждена, — сказала она, — что мой отец обещал дать столько, сколько ему было по силам.
Изабелла опомнилась.
— В этом, Кэтрин, дорогая, не может быть никакого сомнения. Вы ведь хорошо знаете, меня бы удовлетворил и гораздо меньший доход. Сейчас я немножко расстроена, но это вовсе не из-за денег. Деньги я ненавижу! Если бы наш союз осуществился сейчас же и мы получили бы всего пятьдесят фунтов в год, мне больше нечего было бы желать. Да, да, моя Кэтрин. Вы проникли в самую суть. Вот отчего у меня болит душа. Долгие, ах, какие долгие два с половиной года ждать, пока ваш брат получит приход!
— Изабелла, мой ангел, — сказала миссис Торп, — мы тебя прекрасно понимаем. Ты сама прямота, и мы обе тебе сочувствуем. Твоя искренняя бескорыстная привязанность сделала тебя для всех нас еще дороже.
Неприятные ощущения в душе Кэтрин начали рассеиваться. Она попыталась поверить, что огорчение Изабеллы было вызвано только отсрочкой свадьбы. И когда Кэтрин увидела ее в следующий раз такой же, как прежде, приветливой и беззаботной, она попыталась забыть о мелькнувших в ее голове мыслях совершенно иного рода. Вслед за своим письмом вскоре приехал Джеймс, которому была устроена нежнейшая встреча.
Глава XVII
Наступила шестая неделя пребывания Алленов в Бате, и Кэтрин с замиранием сердца прислушивалась к возникавшим в последнее время разговорам о том, окажется ли она последней. Столь раннее прекращение знакомства с семейством Тилни представлялось ей потерей, которую будет невозможно восполнить. Пока вопрос обсуждался, ей казалось, что на карту поставлено все ее счастье, и, когда было решено снять занимаемые ими апартаменты еще на две недели, она почувствовала себя спасенной. Что смогут ей дать две лишние недели, кроме удовольствия видеться иногда с Генри, занимало ее мысли весьма мало. Правда, раз или два, побуждаемая помолвкой Джеймса, она задумывалась и о своем будущем и позволяла себе доходить до затаенного «кто знает?», но, как правило, блаженство от встречи с мистером Тилни было пределом ее желаний. Настоящее, заключенное теперь в ближайших трех неделях, обещало ей счастье, а остальной отрезок ее жизни был так далек, что не возбуждал в ней значительного интереса. В то утро, когда дело пришлось таким образом, она навестила мисс Тилни, чтобы поделиться с ней радостной новостью. Судьба определила этому дню стать днем испытаний. Не успела она выразить свой восторг по поводу решения мистера Аллена продлить свое пребывание в Бате, как мисс Тилни сказала ей, что ее отец принял внезапное решение через неделю уехать. Удар был ошеломляющим. По сравнению с этим несчастьем предшествующие треволнения представлялись безмятежным спокойствием и благополучием. Лицо Кэтрин вытянулось, и она упавшим голосом повторила, как эхо, последние слова мисс Тилни:
— Через неделю уехать?..
— Да, отца редко удается убедить довести до конца лечение здешними водами. Некоторые его друзья, которых он здесь надеялся встретить, к сожалению, не приехали. И раз сейчас он чувствует себя хорошо, ему не терпится вернуться домой.
— Как жалко, — удрученно сказала Кэтрин. — Если бы я только знала…
— Быть может, — смущенно произнесла мисс Тилни, — вы не откажетесь… Мы были бы счастливы…
Появление ее отца прервало фразу, которой, как надеялась Кэтрин, мисс Тилни хотела выразить желание с ней переписываться. Поздоровавшись с присущей ему любезностью, он сказал, обращаясь к дочери:
— Итак, Элинор, можно ли поздравить тебя успехом? Наша прелестная приятельница, надеюсь, приняла твое приглашение?
— Когда вы вошли, я как раз заговорила об этом.
— Что ж, ради Бога, продолжай. Я знаю, как тебе этого хочется. У моей дочери, мисс Морланд, — продолжал он, не давая дочери кончить, — возникло очень дерзкое желание. Быть может, она вам уже сказала, что через неделю, считая с субботы, мы покидаем Бат. Из письма моего управляющего я узнал, что меня ждут дома дела. Поскольку надежда встретить здесь старых друзей, маркиза Лонгтауна и генерала Кортни, увы, оказалась несостоятельной, меня здесь ничто не держит. И если бы наш эгоистический замысел в отношении вас осуществился, мы расстались бы с Батом без всякого сожаления. Короче говоря, можно ли надеяться уговорить вас покинуть сие поприще ваших триумфов и доставить вашей подруге Элинор удовольствие видеть вас у себя в Глостершире? Я почти стыжусь этой просьбы, хотя ее дерзость бросилась бы в глаза любому жителю Бата значительно более явно, чем вам. Скромность, подобная вашей… Но я ни за что на свете не хочу ее ранить восхвалениями вслух. Если бы мы склонили вас оказать нам честь и принять приглашение, мы были бы по-настоящему счастливы. Конечно, мы не сможем предложить вам тех увеселений, которыми так богат здешний оживленный уголок. Мы не можем соблазнить вас ни развлечениями, ни роскошью, ибо, как видите, живем мы просто непритязательно. Но мы не пожалеем сил чтобы жизнь в аббатстве Нортенгер не показалась вам нестерпимо однообразной.
Аббатство Нортенгер! Эти волнующие душу слова довели восторженное состояние Кэтрин до предела. Ее счастливое и благодарное сердце едва позволяло ей настолько сдержаться, чтобы ее ответ прозвучал хоть в какой-то степени хладнокровно. Чувствовать себя столь желанной гостьей! Получить столь лестное приглашение! Оно заключало в себе все радости — возможность упиваться настоящим и предаваться мечтам о будущем. И она приняла его, не раздумывая, оговорив лишь необходимость получить одобрение папы и мамы.
— Я сейчас же напишу домой, — сказала она, — и если они не станут возражать… Я уверена, что не станут…
Генерал Тилни питал не менее радужные надежды, ибо он уже навестил ее превосходных друзей на Палтни-стрит, со стороны которых его намерения встретили полное одобрение.
— Поскольку они готовы вас отпустить, мы можем рассчитывать на такую же сговорчивость всех остальных.
Мисс Тилни была смущена, но приветлива, и все дело, с необходимой оговоркой относительно Фуллертона, было решено за считанные минуты.
События этого утра швыряли Кэтрин от неопределенности к уверенности и от нее — к новому разочарованию. Но теперь она испытывала полное блаженство. И в ликующем настроении, с Генри в сердце и с названием аббатства на устах она поспешила домой, чтобы засесть за письмо. Мистер и миссис Морланд, полагаясь на суждение своих друзей, которым они доверили свою дочь, не сомневались в добропорядочности одобренного этими друзьями знакомства, а потому прислали с обратной почтой свое полное согласие на поездку в Глостершир. Такая благосклонность родителей, хотя Кэтрин в ней нисколько не сомневалась, окончательно убедила ее, что ей больше всех на свете повезло в отношении друзей, родни, обстоятельств и удачи. Все как нарочно складывалось к ее благополучию. Благодаря дружескому участию Алленов она попала туда, где ее на каждом шагу ждали всевозможные радости. Ее чувства, ее симпатии встречали полную взаимность. Если ей с кем-нибудь хотелось сблизиться, ей это удавалось. Привязанность Изабеллы была закреплена тем, что они становились сестрами. Семейство Тилни, мнение которых было для нее важнее всего на свете, совершило Для продолжения их дружбы гораздо больше, чем она могла даже мечтать. Ей предстояло стать их избранной гостьей, прожить несколько недель под одной крышей с человеком, чьим обществом она так дорожила. И к тому же эта крыша была крышей аббатства! Ее увлечение старинной архитектурой уступало только ее увлечению Генри. Замки и аббатства завладевали ее воображением во всех случаях, когда оно и было занято молодым Тилни. Уже несколько недель она мечтала осмотреть какую-нибудь окруженную крепостным валом башню или монастырскую галерею. Но оказаться в подобном месте не случайным посетителем — всего лишь на час, другой, — о таком она даже не смела мечтать. И это должно было осуществиться! При столь большой вероятности, что, ей назло название Нортенгер могло принадлежать дому залу, местности, парку, двору или коттеджу, оно означало именно аббатство, и Кэтрин предстояло стать его обитательницей. Его длинные замшелые галереи, его тесные кельи и разрушенную капеллу ей предстояло обходить ежедневно, и она могла не совсем отречься от надежды обнаружить связанное с ними старинное предание или зловещие следы мучений какой-нибудь несчастной монахини.
Было просто удивительно, что ее друзья относились к обладанию своим жилищем с таким спокойствием, что это так мало их трогало. Только сила давней привычки могла вызвать подобное равнодушие. Отличие, к которому они привыкли с рождения, не возбуждало в них чувства гордости. Превосходство родного дома имело для них не больше значения, чем превосходство их человеческих качеств.