Бруно Ясенский - Заговор равнодушных
Случай пожелал столкнуть их еще раз после трехлетнего перерыва.
Однажды Эрнст, все чаще отлучавшийся в одиночку, предложил Роберту съездить с ним на небольшое собрание, которое состоится в одном знакомом Роберту месте. По таинственным намекам приятеля Роберт сразу понял: Эрнст зовет его ехать к спартаковцам.
На собрание они отправились подземкой. Эрнст по дороге молчал как проклятый и на замечания Роберта отвечал односложными звуками. Вид у него был подчеркнуто конспиративный, и это даже немножко забавляло Роберта.
Попав на знакомую улицу, Роберт сразу догадался, что идут они к голубятнику, но решил не приставать с расспросами. По тому, как Эрнст поздоровался, с голубятником, Роберт понял, что за эти три года Эрнст вовсе не порывал связи с безногим. Роберту даже стало немного обидно, что у приятеля есть от него секреты. Обидеться как следует он не успел: им предложили живо подняться на чердак.
На чердаке уже сидели несколько мужчин. Вскоре подошли еще четверо. Они втащили наверх безногого хозяина. Пока его втаскивали, Роберт не без приятного волнения подошел к хорошо знакомому слуховому окну и выглянул наружу. Все здесь осталось по-прежнему. Даже над трехэтажным домом, с которого некогда брякнулся Роберт, плавно носились голуби, и на крыше сидел мальчишка с шестом. Другой голубятник стоял на углу, на тротуаре, поджидая своевольную стаю. Роберта до того растрогала эта картина, что он толкнул Эрнста локтем.
– Смотри! Гоняют голубей! Как мы тогда, помнишь?
– Дурак! – шепотом пробурчал Эрнст. – Ничего не понимаешь! Это же пикеты! Как только заметят что-нибудь, сейчас свистнут. Тогда все во двор и через заднюю калитку…
Роберт тут же раскаялся в своем невежестве. Ситуация показалась ему даже забавной: если все удерут и нагрянет полиция, для нее останется хорошей загадкой, как безногий без посторонней помощи попал на чердак.
Впрочем, вещи, о которых говорили собравшиеся на чердаке мужчины, быстро заставили Роберта стать серьезным. Разговор шел преимущественно об оружии. О революции люди эти говорили, как о чем-то само собой понятном, что должно наступить в ближайшие дни. Дело, видимо, стало лишь за количеством оружия. Конечно, солдаты с фронта придут вооруженные, но нельзя ждать и полагаться только на это. Тем паче, что неизвестно еще, какую позицию займут основные полки Берлинского гарнизона. Когда оба друга возвращались с собрания, молчал уже не только Эрнст, но и Роберт. Пожимая на прощание руку приятеля, Эрнст сказал только:
– Будь готов!
И Роберт ответил:
– Разумеется.
5
Судя по событиям ближайших недель, революция несколько оттянулась. Когда она наконец разразилась, Роберт болел испанкой. Накануне забежал к нему Эрнст и, застав приятеля в постели с высокой температурой, остался очень недоволен. Он пробурчал что-то вроде: «Вот ты всегда так…» – и ушел, не попрощавшись. Кстати, заходил ли он действительно, Роберт не был вполне уверен: у него гудело в висках, и температура, прыгая в термометре, как блоха, к вечеру перевалила за сорок.
Придя в себя, Роберт узнал от отца, что революция совершилась. Кайзер низложен, и Германия будет объявлена демократической республикой. Отец поцеловал Роберта в лоб и добавил с улыбкой:
– Кажется, люди стали умнеть.
Вскоре явился Эрнст. Он забежал на минутку навестить товарища и страшно куда-то торопился. Он сказал Роберту, что на этот раз власть захватили социал-предатели, но это ничего. Либкнехт на свободе. Через месяц, самое позднее через два, мы им покажем! Пусть только побольше солдат привалит с фронта! На прощание он посоветовал приятелю быстренько поправляться. Роберт не так уж много потерял. Настоящая революция начнется только сейчас.
– Надеюсь, на этот раз ты не заболеешь!
Роберт молча проглотил обиду.
«Неужели Эрнст думает, что я заболел нарочно? Ведь он же видел меня в жару!…»
В течение следующего месяца Эрнст забегал довольно часто, но всегда лишь на несколько минут. Дела, по его словам, шли как нельзя лучше. Теперь уже ждать оставалось недолго.
В один холодный январский вечер он явился к Роберту в необычайном возбуждении и, не проходя в квартиру, шепнул ему в передней:
– Началось! Пошли!
Роберт послушно оделся и, не простившись с отцом, вышел вслед за Эрнстом.
На сборном пункте им дали по винтовке, по пятидесяти штук патронов, по красной повязке и отправили в город с первым сформировавшимся отрядом.
Об этих бурных, хаотических днях у Эрнста остались в памяти лишь разрозненные впечатления: сухой пулеметный треск, движущиеся колонны солдат со штыками наперевес и какой-то заколотый усатый майор в белых перчатках, с торчащей в нем по самое дуло покачивающейся винтовкой. Роберт – это Эрнст запомнил отчетливо – вел себя в эти дни, как настоящий молодец.
Сам Роберт не помнил даже этого. Он, кажется, стрелял, причем стрелял, по-видимому, неплохо, потому что люди, в которых он целился, то и дело опрокидывались, как кегли.
…Ночью профессора Эберхардта разбудил настойчивый стук в дверь. Профессор не спал, от изнурения он дремал в кресле. Открыв входную дверь, он увидел Эрнста, державшего на руках чье-то обвисшее тело. Скорее чутьем, чем глазами, профессор узнал Роберта. Рубашка на Роберте была вся в крови, и тонкая струйка сочилась изо рта, оставляя на ступеньках черные пятна. Эрнст повторял скороговоркой, что Роберт жив, надо только немедленно, немедленно доставить его в больницу…
Они уложили Роберта на кушетку, и профессор побежал в гараж выводить машину. Эрнсту запомнилось, как тот бежал и как болтались у него чересчур длинные руки. Потом профессор с Эрнстом вынесли Роберта во двор и положили в машину, засунув ему за пазуху белое полотенце, которое сразу порыжело. В эту минуту взгляд Эрнста встретился со взглядом профессора, и Эрнст первый отвел глаза.
– Снимите повязку, – глухо сказал профессор. – По нашему кварталу ходят патрули.
Эрнст послушно содрал с рукава красную повязку и сунул ее в карман. Профессор сел за руль. Эрнст пристроился на заднем сиденье, поддерживая Роберта. Машина тронулась по пустынным ночным улицам.
Она остановилась у роскошного здания частной клиники. Профессор и Эрнст упрямо колотили в наглухо закрытую дверь. Наконец дверь приоткрылась. Профессор долго увещевал швейцара и дрожащей рукой совал что-то в дверную щель. Их пустили в холл. Звонили по телефону, но телефон не работал. Потом сиделка сдалась и побежала за врачом.
В час ночи Роберта отнесли в операционную. Профессор и Эрнст остались ждать в кабинете главного врача… Часа два спустя в кабинет вошел врач в свежем халате и сказал, что пуля извлечена, но состояние пациента тяжелое. Единственное, что может его спасти, – это немедленное переливание крови. Эрнст рванул куртку и, обнажив руку, протянул ее врачу. Профессор решительно потребовал, чтобы кровь взяли не у Эрнста, а у него. Врач сказал, что молодая кровь лучше, нужно только взять пробу. У Эрнста взяли пробу и унесли в другой кабинет.
Прошло еще с полчаса. Потом пришел врач и сказал, что кровь Эрнста не годится, придется взять у отца.
Эрнст метнулся к врачу и, сдерживая ярость, прерывающимся голосом спросил, почему же это его кровь не годится.
Врач посмотрел на него поверх очков и, указывая на его карман, сказал:
– Спрячьте-ка поглубже эту тряпку.
Эрнст машинально засунул глубже торчащую из кармана красную повязку.
– Что? Поэтому, что ли, моя кровь не годится? – крикнул он со злобой.
– У вас группа «Б», а у него группа «А», – спокойно пояснил врач.
– Что за кабалистика: А и Б? Это что же, кровь первого и второго сорта?
– Не отнимайте у меня времени, молодой человек. Если я вам скажу, что ваши кровяные шарики агглютинируются в серуме группы «А», то вам от этого не станет яснее. – Он отвернулся и позвал профессора в операционную.
Эрнст, глотая слезы, в разорванной куртке вышел на улицу. На улице шел снег…
Прошло дней десять, пока Эрнст смог снова явиться в клинику. Как человек, над головой которого обрушился потолок, истерзанный и подавленный, бродил он по улицам Берлина. Разгром революции привел его в полное отупение. Даже известие о смерти отца он воспринял почти равнодушно. Старик не подкачал и до последнего вздоха дрался, как настоящий спартаковец, хотя и не состоял в организации. Впоследствии Эрнст не раз вспоминал о нем с щемящей гордостью: отца убили в тот же день, что Карла и Розу.
Когда в городе воцарился прежний порядок, Эрнст в чужой одежде, не соблюдая необходимых мер предосторожности, отправился на поиски Роберта. После долгих блужданий он отыскал клинику. Остановившись у входа, он минуту прикидывал: выдаст его полиции этот сволочной врач или не выдаст? Потом махнул рукой и решительным шагом вошел в приемную.
Главного врача не было. В приемной Эрнсту сказали, что Роберт вчера переехал на поправку домой.
