Синклер Льюис - Том 4. Элмер Гентри
— Конечно.
— Тогда зачем нужны проповедники? И церкви? Пускай все сидят дома и читают библию.
— Да… гм… Но сказано…
Дверь распахнулась, и в комнату ввалился брат Каркис. Студента Каркиса уже никак нельзя было назвать молодым: это был мужчина сорока трех лет, большерукий, с тяжелой поступью и зычным, лающим голосом. Он был явно рожден для того, чтобы работать на ферме, но тем не менее уже лет двадцать тому назад стал баптистским священником и исколесил Дакоту, Небраску и Арканзас, надрывая глотку в захолустных молельнях.
Все его общее образование ограничилось программой сельской школы, и за исключением библии, сборника духовных гимнов, алфавитного указателя, незаменимого при отборе текстов для проповедей, да «Справочника птицевода», он не раскрыл в своей жизни ни одной книги. Он никогда не встречал ни одной женщины из хорошего общества, не выпил ни одной рюмки вина, не слышал ни одного такта классической музыки, и в кожу его въелась пыль маисовых полей.
Однако напрасно было бы жалеть брата Каркиса, вздыхать: «Так ему трудно, бедняжке, а вот ведь как упорно стремится к знаниям…» Никакой тяги к знаниям он не ощущал; был уверен, что он уже и так все знает, а преподавателей презирал, считая, что они помешались на своих книгах и утратили твердость в вере. «Я их всех вместе взятых один переплюну: что молиться, что горло драть, что по части спасения душ,» — говорил он. Семинарский же диплом нужен был ему только для того, чтобы достать себе местечко повыгодней или, говоря языком середины XIX века, вполне успешно применявшимся им в 1905 году, «чтобы расширить поле своей плодотворной деятельности».
— Слушайте, ребята, неужели вам больше делать нечего, как торчать тут, спорить и препираться до рези в животе? — рявкнул он. — Ей-богу, я ваш галдеж слышал внизу! Ребята молодые, взяли бы лучше покончили с заумной болтовней, преклонили колена да провели вечерок в молитве! Ну да, как же, вы — воспитанные, образованные, ученые! Но посмотрим, поможет ли вам вся эта белиберда, когда придется вылезти отсюда и сразиться со стариком сатаною за грешные души! И о чем же вы это спорите, пустозвоны?
— Гарри вот утверждает, — заныл Эдди Фислингер, — будто в библии ничего не сказано о том, что христианам нужны церкви и священники!
— Ха! А еще называется образованный! Ну-ка, где тут у вас библия?
Библия оказалась у Элмера: он читал свою любимую «Песнь Песней» Соломона.
— А-а, брат Гентри, рад, что хоть у одного из вашей компании хватает ума открыть святую книгу и постараться найти общий язык с богом, а не трепать языком, как какой-нибудь педо-баптист[49]. Ну-ка, взгляни, брат Зенз! Вот тут, в послании к евреям, сказано: «Не будем оставлять собрания своего, как есть у некоторых обычай». Ну как? То-то!
— Возлюбленный брат мой во Христе, — ответил Гарри, — я тут усматриваю не более как намек на собрания вроде Плимутского братства[50], не имеющие штатных священников. Я уже объяснял брату Фислингеру: лично я столь горячий почитатель библии, что подумываю даже, не основать ли мне самому секту — соберемся, споем гимн, а потом сядем вместе и весь день будем читать библию, каждый свою. И не допустим, чтобы между нами и всеобъемлющим словом божьим становился еще какой-то там проповедник. Надеюсь, что и вы вступите к нам, брат Каркис, если только вы не из тех гнусных критиканов, которые метят подкопаться под библию.
— Ох, не могу больше, — жалобно вздохнул Эдди.
— Правда, надоел ты, знаешь! Вечно передергиваешь простые заповеди писания. — И брат Каркис с силой захлопнул дверь с той стороны.
— Все вы надоели! Спорят, спорят, прости господи! — молвил Элмер, жуя свою дешевую питсбургскую сигару.
Теперь вся комната тонула в табачном дыму. На курение в Мизпахской семинарии смотрели косо — более того, по традиции считалось, что курить запрещено. Тем не менее в этой божественной компании все, кроме Эдди Фислингера, курили.
— Дышать нечем! — прохрипел Эдди. — И что только вам в этом гнусном зелье? Черви да люди — больше никто из тварей земных не признает табак. Нет, я ухожу…
Это заявление было принято на редкость спокойно.
Избавившись от Эдди, оставшиеся обратились к своей излюбленной теме, именуемой «половым вопросом».
Фрэнк Шаллард и Дон Пикенс были девственники, робкие и любопытные, преисполненные почтения к более опытным, и вместе с тем — нетерпеливые. У Ораса Карпа была в жизни только одна мимолетная интрижка, и поэтому все трое взволнованно и жадно внимали рассказам Элмера и Гарри Зенза. И Элмер, не произнесший почти ни слова во время богословских дебатов, теперь дал волю своему красноречию. Сегодня все его мысли были сосредоточены на этой теме. Юнцы только пыхтели, слушая подробности его летних свиданий с одной податливой хористочкой.
— Скажи… Знаешь, ты вот что скажи… — волновался Дон. — Девушки… ну… хорошие девушки… неужели они правда… это… встречаются с пасторами? И тебе не стыдно после в церкви на них смотреть?
— Ха! — фыркнул Зенз.
— Стыдно? Да они в тебе души не чают! — воскликнул Элмер. — Ухаживают за тобой, как ни одна жена не станет. Ну, конечно, пока влюблены. Взять хотя бы вот эту… Эх, и пела же она! М-м! — мечтательно закончил он.
У него как-то сразу пропала охота посвящать этих сосунков в сокровенные тайны пола. Он вскочил.
— Спать? — спросил Фрэнк.
Элмер, ухмыляясь, остановился в дверях, подбоченился.
— Да нет! — Он взглянул на часы. Часы, между прочим, были ему под стать — такие же большие, массивные, блестящие и почти что золотые. — У меня тут свидание с одной девочкой, вот и все.
Он врал. Просто его взбудоражили собственные рассказы, и он, кажется, отдал бы год жизни, чтобы его хвастливая фраза оказалась правдой. Как в лихорадке вернулся он в свою пустую комнату. «Господи, хоть бы Джуанита была здесь, или Агата, или пусть даже та служаночка со станции Соломэн. Черт, как же ее звали?»
Он присел на край кровати. Сжал кулаки, застонал, обхватил руками колени. Потом вскочил, заметался по комнате, опять опустился на кровать и замер, погрузившись в горестное раздумье.
— Господи, да я не выдержу!
Как он невероятно одинок!
У него нет друзей. После Джима Леффертса он не завел себе ни одного друга. Гарри Зенз презирал его за ограниченность, Фрэнк Шаллард — за грубые манеры; остальных он презирал сам. Днем — унылое бормотание семинарских педагогов, вечером — нескончаемые мальчишеские споры; в сутолоке молитвенных собраний — простых, торжественных, особо торжественных — одни и те же евангельские восторги одних и тех же записных энтузиастов. Тоска!
— Да, пойду дальше, буду проповедником. Бизнес, работа на ферме — нет, теперь уж ни за что. Ни гимнов, ни власти над толпой… Но я просто не в силах! Господи, до чего я одинок! Ох, если б хоть Джуанита была здесь!
Глава седьмая
IПреподобный Джекоб Троспер, доктор богословия, Доктор философии, доктор права, декан и глава Мизпахской богословской семинарии, профессор практического богословия и гомилетики, был энергичный человек с волевым лицом и властным, энергичным голосом. Щеки его были прорезаны двумя глубокими складками, густые брови насуплены. Волосы его, уже седые и жесткие, были, по-видимому, когда-то рыжеватыми, как у Эдди Фислингера. Из него мог бы выйти бравый сержант. Он смотрел на студентов так, будто видел их насквозь, давал им понять, что прекрасно знает все грехи и провинности еще до того, как студент успел в них покаяться.
Элмер боялся декана Троспера, и когда на другое утро после богословского диспута у Фрэнка Шалларда его вызвали в кабинет декана, ему стало не по себе.
У декана он встретил Фрэнка.
«О господи! Не иначе, как Фрэнк наболтал ему о моих любовных похождениях!»
— Брат Гентри! — начал декан.
— Да, сэр?
— У меня есть для вас дело; оно даст вам неплохую практику, а кстати, и возможность немного подработать. Сельская церковь Шенейме, одиннадцать миль отсюда, ветка железной дороги Онтарио — Омаха — Питсбург. Будете регулярно служить по воскресеньям утреннюю службу и вести занятия в воскресной школе; если сумеете взять на себя еще дневную и вечернюю службу, а также воскресное молитвенное собрание, — тем лучше. Десять долларов за каждое воскресенье. Если перепадет что-то сверх этого за случайную работу — дело ваше, договоритесь с паствой. Ехать советую на дрезине. Уверен, что здешний начальник участка согласится предоставить вам дрезину ради богоугодного дела; к тому же его брат часто получает у нас поденную работу в саду. Посылаю с вами брата Шалларда, будет вам помогать в воскресной школе, а кстати, и сам наберется кой-какого опыта. Брат Шаллард относится к делу чрезвычайно серьезно — в этом смысле вам не мешало бы у него поучиться, брат Гентри, но он несколько робок в обращении с простым людом, закоснелым в грехах. Итак, друзья: церковь эта невелика, однако не забывайте, что я вручаю вам на попечение бесценное сокровище — души человеческие. И кто знает, не суждено ли вам возжечь там огонь, который когда-нибудь воссияет над всем миром… разумеется, при том условии, брат Гентри, что вы раз и навсегда откажетесь от суетных развлечений, которым, как я догадываюсь, предаетесь ныне!
