Карл Гьеллеруп - Мельница
— Якоб, мне рассказать Ханне?
— Нет-нет, по-моему, пока не надо… Лучше потом… впрочем, ты и сам должен понимать. Но я тебя вот о чем хотел спросить… Как ты думаешь… она бы пошла за меня?
— Ханна? Да она замечательно относится и к тебе, и к Хансу, так что не представляю, кого другого она хотела бы себе в мужья.
— Хм… Просто… может, в Копенгагене… она наверняка знакома с людьми более образованными… прошлой зимой она опять ездила туда, и я подумал…
— Насчет этого можешь быть совершенно спокоен — она там не помышляла о браке. А вообще ей скоро пора завести себе мужа, ведь таково предназначение женщины… Видишь ли, если на то будет воля Божья, твой путь приведет тебя к Ханне, ибо этот способ достижения цели всегда безошибочен, в отличие от нашей собственной греховной воли, тем более ослепленной страстью.
Мельник стыдливо отвел взгляд — он слишком хорошо знал, куда чуть не завела его собственная, ослепленная страстью, греховная воля, и был рад, что собеседник не в состоянии прочесть его мысли.
— Значит, быть нам с тобой свояками, Вильхельм! — сказал он, чтобы лесничий не заметил его смущенного молчания.
— И это будет совсем неплохо, — засмеялся тот.
Крепко пожав друг другу руки, мужчины быстрым шагом пересекли поляну и вошли в ельник, в коричневатой полутьме которого догорали последние золотые лучи солнца. Каждая отходившая от ствола сухая веточка сверкала стеклянной нитью, и сквозь эту светящуюся сеть мельник разглядел Ханну: она с порога высматривала, не идут ли они, ведь Гектор давным-давно возвестил об их приходе.
II
В этот дождливый вечер середины октября в зале царило оживление.
На конце стола, как раз напротив Лизы, сидел гость — ее брат Пер Вибе. Этот знаменитый на всю округу (или печально известный — в зависимости от компании, в которой о нем заходила речь) пострельщик-браконьер был отнюдь не атлетического сложения. Он также не отличался ростом (сидя, был чуть выше сестры), а маска, под которой он скрывал свой характер авантюриста, представляла собой довольно заурядное мужицкое лицо, обрамленное едва ли не обязательной в тех краях бородой, которая, начинаясь от самых висков, кончалась под выдвинутым вперед, черным от щетины подбородком. Возможно, внимательного наблюдателя удивило бы, что взгляд, который горел в маленьких глазках под нависшими бровями, нередко бывал пронзителен и тревожен, то есть плохо сочетался с мирным ремеслом земледельца. Кожа его была сильно обветрена. Пер был десятью годами старше сестры, но на вид ему давали гораздо больше.
Изо рта у него свисала резная трубка с богато изукрашенной головкой, дым из которой смешивался с дымом ее бедных родственниц, находившихся во владении Кристиана и Йоргена, а также почерневшей, чуть ли не обугленной носогрейки, торчавшей из пасти Ларса.
Сей «простофиля», поставив локти на столешницу и подперев голову руками, вылупил белесые голубые глаза на этого поразительного человека, невзрачного и сутулого, над головой которого сиял ореол искателя приключений, едва ли не разбойника — ореол, воочию проступивший в табачном дыму после того, как парни, поднажав на Пера, заставили его рассказать несколько увлекательных историй о своих приключениях, приправленных не только так называемой «латынью охотников», но и греческим браконьеров. Утомившись от своих баек, Пер вытащил изо рта чубук, сплюнул на пол и для восстановления сил хлебнул из стоявшей перед ним глиняной кружки.
— Прямо скажем, Лиза, этому пиву не сравниться с тем, которое варила ты сама! У того даже привкус хмеля был совсем другой.
— Да, теперь мне не до варки пива, хватает других забот, — сказала Лиза, не отрываясь от вязания.
— Ну что ты горбишь спину с утра до вечера!.. На черта тебе это сдалось? Могла бы, по крайней мере, потребовать двойное жалованье.
— Я как-нибудь сама разберусь, Пер.
— Хозяин не обеднел бы, если б добавил хоть половину жалованья, — заметил Кристиан. — Но он всегда был прижимист.
— Не нужна мне никакая прибавка, дубина ты стоеросовая! — проворчала Лиза, которая весьма дорожила своей репутацией прислуги на редкость работящей и на редкость нетребовательной. Такая репутация в самом худшем случае обеспечивала ей приличное место на будущее.
— Ты, Лизочка, просто слишком хороша для этого света, — засмеялся Кристиан, — глядишь, Господь вознаградит тебя на том.
Ларс был огорчен новым направлением разговора.
— А правда, что вы участвовали в убийстве предыдущего лесничего? — встрял он.
Из-под нависших бровей метнулся прицельный взгляд, от которого Ларс чуть не выронил изо рта коротенькую трубку. Взгляд скользнул по оштукатуренному потолку с дрожащим на нем световым пятном от каганца, и Пер-Браконьер угрюмо пробормотал:
— Ерунда! Никто его не убивал. Он умер в своей постели, и это может подтвердить пастор, который лесничего соборовал.
— Да, но сначала на него напали, — уточнил Йорген.
— Господи Боже мой, а чего старика понесло бегать ночью по лесу, да еще в тумане?! В туман я б и молодым такого не советовал, ничего хорошего из этого не получается.
— Может, это туман дал ему прикладом по шее? — ухмыльнулся Кристиан, ероша свою рыжую шевелюру.
— Нет, туман только дал ему подножку, так что он грохнулся головой об пень! — вдохновленный всеобщим натиском, выпалил Лapc.
— Не буду спорить, раз вы знаете лучше моего… Мне вообще больше ничего не известно. Я к этому делу отношения не имею, я тогда раздобывал козла.
— Наверное, в вашем промысле всякие бывают случаи, — заметил Йорген, коль скоро Пер-Браконьер, похоже, не собирался продолжать разговор.
— Это уж точно, — улыбнулся Пер. — Недели две назад, когда я был в лесу… по делам… выяснилось, кто станет новой хозяйкой у вас на мельнице. Чем вознаградите, ежели поделюсь?
Лиза с Йоргеном торопливо обменялись взглядами.
— Ну, вы даете! — вытаращив глаза, воскликнул Кристиан.
— Лесникова Ханна! — ликующе вскричал Ларс. — Верно? Да я об этом твердил, еще когда хоронили мельничиху… Хозяин так странно смотрел на Ханну у кладбищенских ворот, что я сразу сказал: он на ней женится.
— А я-то думал удивить вас своей новостью.
— Вы, наверное, видели их вдвоем в лесу? — осведомился Йорген.
— Ага, и, по-моему, там кипела страсть… Стояла третья неделя сентября, и бесподобно светила луна, самая что ни на есть подходящая погода для влюбленных и пострельщиков.
У всех, кроме Лизы, это сопоставление вызвало гомерический хохот; Лиза только пощекотала спицей спавшего у нее на коленях Пилата.
— Они что же, целовались? — спросила она.
— Я уверен, что да, хотя сам этого не видел. Некоторое время они были буквально в двух шагах от меня. Просто я лежал под кустом в канаве и не хотел попадаться им на глаза.
— Оно понятно, — усмехнулся Кристиан.
— Вообще-то они… были заняты собой, хе-хе-хе! Хотя разговор шел сугубо серьезный и даже высокопарный. Девица что — то бормотала насчет Христа и греховности человеческих помыслов… чистый проповедник в юбке… мельник поддакивал и потом сказал «аминь». А еще он попросил ее сыграть дома красивый хорал, который она играла раньше… чтоб уж получилась форменная церковная служба.
— Занятный способ проведения времени для влюбленных… при луне, — язвительно фыркнула Лиза, хотя в ее смешке чувствовалось раздражение, а спицы нервно задребезжали.
— Да, мне известны более интересные способы, — под дружный хохот заявил брат.
— Послушай, Пер! — обратилась к нему Лиза, когда все отсмеялись. — А ручная косуля тоже была с ними?
— Ну конечно! Она бродила среди кустов и иногда подходила так близко, что я мог бы упереться в нее дулом ружья.
— Ах, какая мука! У кого-то прямо руки чесались! — с издевкой произнес Кристиан.
На этот раз смеху, казалось, не будет конца. Уж очень забавное создалось положение: браконьер сидит в кустах, а рядом беспрепятственно ходит косуля и двое влюбленных воркуют о греховности человеческих помыслов.
По правде говоря, долго смеялись только работники. Пер быстро умолк — из-за неприятного ощущения, что хохочут, собственно, над ним. А Лизе вообще было не до смеха. Она покраснела и насупилась. Вот насмешка судьбы! Брат прячется в канаве и дрожит, как бы Енни не выдала его. Такая сцена воплощает в себе поражение браконьерской семьи Вибе и победу лесничества, разве нет?
— Ну, мне пора двигаться к дому, — наконец прервал веселье Пер. Он трижды обмотал вокруг шеи длинный платок, аккуратно завязал его у подбородка, застегнул сверху куртку. Затем поднялся, взял свою палку и откланялся.
Лиза проводила его через кухню в сени.
— Помнишь, что ты мне обещал, Пер?
— Конечно, помню! В тот раз, сама видишь, сделать это было несподручно.
