Исаак Башевис-Зингер - Сатана в Горае. Повесть о былых временах
И ВОТ дибук стал кричать, и причитать, плача и стеная, и рассказывать о своих грехах. А женщина та подняла тяжелый камень и ударила им себя в сердце. И это было чудо, что она не поломала себе кости и не раздробила череп, ведь этот камень трое сильных мужчин не могли сдвинуть с места, а в ее руках он был как перышко. И стала она катать его туда и сюда по телу ото лба до кончиков пальцев, и так много раз. А благочестивый реб Мордхе-Йосеф, благословенна его память, препоясал чресла, как перед молитвой, и вопросил: «Почему ты кричишь и за что тебе выпало столько бедствий?»
И СКАЗАЛ дибук громовым голосом: «Как же мне не плакать и не кричать? Ведь когда я еще пребывал среди живых, я осквернял свою душу и нарушал законы Торы. Я родом из Люблина, и я был из тех, кто пьет пиво по трактирам и заходит в веселый дом. И я отвергал все заповеди Господа, и гневил Его. Я работал в святой субботний день, ел свинину и прочую недозволенную пищу и пил вино. Горе мне, ведь я полагал, что нет ни суда, ни Судии. Я не верил, что Тора дана Небом, и глумился над учеными мудрецами, проклинал их и натравливал на них собак, как поступают наглецы и насмешники. И вот меня постигло наказание: я стал столь слаб, что уже не мог подняться. Я прекрасно видел, что мне пришел конец. Но, как многие злодеи, я не подчинился и не оставил своего упрямства даже перед вратами ада. Перед смертью ко мне пришли мои поденщики и спросили: „Аврум (таково было мое имя), сожалеешь ли ты?“ И я ответил им с гордостью, что и теперь не верю, что есть на свете Создатель, и продолжал насмехаться, и с тем я отошел.
И ТОТЧАС, как только я умер, но прежде чем меня погребли, пришли ко мне трое чертей и начали меня истязать с великой жестокостью, и они топтали меня ногами и причиняли мне нестерпимую боль. И я увидел, что это мне в наказание, но было уже поздно. И пока я лежал под покрывалом, они доставляли мне такие мучения, что невозможно передать. И я воззвал к своим близким, чтобы они заступились за меня, но они не могли услышать моего голоса, ведь я уже был мертв, хотя еще не похоронен. А после похорон сбежались десятки тысяч бесов, и все это были мои дети, которых я зачал во грехе. Они называли меня отцом, и мой позор не имел границ.
И КОГДА меня опустили в яму и бросили последнюю горсть земли, явился ангел и ударил по моей могиле огненным прутом, и могила тотчас открылась. И ангел спросил на святом языке: „Как твое имя?“ А я не понял, потому что никогда не молился. И ангел воскликнул: „Ты, вышедший из зловонной капли, злодей в шатре Израиля, покинь, не медля, могилу и ступай в ад! Тебе не место на кладбище, где покоятся праведники и достойные люди“. И я пытался умолять его, но он сорвал с меня саван и изгнал меня огненным прутом.
А СНАРУЖИ уже поджидали полчища чертей, готовых наброситься на меня и порвать на куски. Они встретили меня злобными насмешками, и кинулись за мной, и свистели, и вопили, и гнали меня по безлюдным лесам. Я хотел скрыться от них, но для меня не находилось убежища, и они швыряли меня, как сорванный ветром лист. Один тянул меня вправо, а другой влево, они не оставляли меня в покое ни днем, ни ночью и радовались моим мучениям. Если бы небеса стали пергаментом, а вся вода чернилами, этого не хватило бы для описания даже тысячной доли моих страданий. И со страху я вошел в древесный лист, но и здесь мои бедствия не прекратились. Ведь когда дул ветер, я дрожал, как живой человек. И пока я пребывал в древесном листе, бесы не могли причинить мне вреда, но я должен был покинуть свое пристанище, потому что червь начал поедать лист и грызть меня. И как только я вышел, нечистая сила снова окружила меня и погнала в пустыню, полную скорпионов, драконов и змей. И я вошел в жабу, но и там мне не стало лучше, ведь человек не может находиться в жабе, которая обитает в смрадной болотной воде. Сама жаба от нее страдает, она покрыта бородавками, а ее живот раздут. Вот так я переселялся из одного создания в другое, а потом много лет пробыл в мельничном жернове, и, когда он крутился, он перетирал мои кости и моя боль не знала границ».
И СКАЗАЛ дибуку реб Мордхе-Йосеф: «Почему ты вошел в эту женщину? И как ты взял власть над ней?» И дибук ответил: «Знайте, что Гедалья не признает Всевышнего и совершает грехи назло. Он осквернил свою жену, поэтому я получил над ней власть. Однажды утром эта женщина захотела высечь кремнем огонь, но искры не зажигали фитиля, и она упомянула имя сатаны, а я услышал и вошел в нее».
И СПРОСИЛ реб Мордхе-Йосеф, благословенна его память, у дибука, через какое отверстие тот проник в женщину. И дибук сказал, что вошел в нее через причинное место.
ТОГДА реб Мордхе-Йосеф встал и начал бить Гедалью. И прочие люди тоже набросились на него, и били его до крови, и вырывали у него волосы из бороды, пока он не упал без чувств на землю. А реб Мордхе-Йосеф, благословенна его память, нанес ему сорок ударов, и кровь Гедальи текла как вода. И люди отвели его в темницу при синагоге, и там приковали цепью, и оставили его ожидать приговора польских властей. Ведь гои тоже судили колдунов и многих сожгли на костре. И поставили человека охранять его.
Глава 14
СМЕРТЬ ПРАВЕДНИКА
И БЫЛО так: когда злодея Гедалью отвели в темницу, реб Мордхе-Йосеф, благословенна его память, попросил сильных людей из тех, кто был при этом, отнести ту женщину в синагогу, чтобы изгнать из нее злого духа. Ведь дибук доставлял ей всевозможные мучения, да к тому же поминал имя Божье, чтобы его осквернить, и сострадание людей к несчастной было велико. И они подняли ее на руки и отнесли к синагоге. А женщина все это время молчала, ибо силы покинули ее и она была как ребенок. Но когда они приблизились с ней к дверям синагоги, дибук закричал жалобным голосом: «Не вносите меня туда, ведь я не переношу святого воздуха!» И далеко разнесся его крик, но люди не послушались его и внесли ее в синагогу против воли, ибо она начала сопротивляться, а сила ее была больше, чем у нескольких мужчин, поскольку исходила от нечистого, как сказано выше.
И КОГДА женщину положили на биму, дибук так зарыдал, что все зарыдали вместе с ним. Не только женские, но и мужские сердца переполнились жалостью. И дибук сказал: «Зачем вы делаете то, что доставляет мне страдания? Ведь вам известно, что каждое святое слово причиняет мне боль, как игла, которая впивается в живое тело. Посмотрите и скажите: разве я сделал этой женщине что-нибудь плохое? Ведь раньше она была больной и слабой, ее кормили с ложки бульоном, и она должна была опираться на палку, чтобы не упасть. А теперь благодаря мне она стала такой сильной, что может поднимать тяжести, и ходить по морозу без теплых одежд, и делать все, что ей захочется. Так что за нужда вам собираться и изгонять меня? К тому же я еврей и очень боюсь бесов. Некоторые из них выглядят, как свиньи о восьми головах, и яд, горячий, как огонь, капает с их рыл. У других острые рога, они подобны козлам, их шкура покрыта смолой и усеяна колючками, чтобы устрашать грешников. Прошу вас, позвольте мне остаться в ее теле. Клянусь, я буду беречь ее как зеницу ока, ни один волос не упадет с ее головы. С ней не случится ничего дурного. А когда чаша наполнится и я получу разрешение покинуть ее, чтобы искупить свои грехи в аду в течение года, я тут же уйду из ее тела и оставлю ее в покое».
НЕЧИСТЫЙ говорил это с хитростью, чтобы одурачить людей и посмеяться над ними. И нашлись там доверчивые, которые по своей простоте поверили, что слова дибука правдивы и будут исполнены. Однако благочестивый реб Мордхе-Йосеф, благословенна его память, разгадал коварный замысел нечистого, ведь он был великий мудрец, и сказал: «Нет, оставь ее сейчас же и вернись туда, где люди не ходят и скот не ступает, ибо тебе не подобает находиться среди живых». И когда реб Мордхе-Йосеф говорил эти слова, он призывал на помощь ангелов, как должно.
ТОГДА бес оставил сладкие речи и заговорил по-другому. Огонь вырвался из его ноздрей, и он вскричал так, что стены задрожали:
«КТО ТЫ, и кто твои предки, что ты решился выступить против меня? Неужто ты и правда считаешь себя мудрецом, сведущим в каббале? Нет, ты невежда, и ты ничего не сможешь сделать, и имена ангелов тебе не помогут». Он даже сказал: «Помогут, как мертвому припарки». И он проклинал реб Мордхе-Йосефа, благословенна его память, и насмехался, и говорил такое, чего никто не слышал с сотворения мира, и чернь смеялась над благочестивым реб Мордхе-Йосефом. И это было осквернение имени Божьего, потому что дибук говорил мерзкие речи и всячески глумился. И он напомнил каждому его скрытые грехи, и сыпал намеками, и спрашивал, не забыли ли они, что было тогда-то и тогда-то, там-то и там-то. И поднялся шум, ведь он вывел на чистую воду жен почитаемых людей, он рассказал, что жена раввина изменяет мужу, и оговорил множество семей, и все это с насмешками и издевками. И от стыда никто не мог ему возразить, ведь он смеялся им в лицо и раскрывал их тайные грехи. И про каждую женщину дибук сообщил, у какой какие приметы: у одной бородавка под грудью, у другой где-то родимое пятно, у третьей пучок волос, или шишка, или шрам. И рассказал он, кто о чем тайно говорил между собой. От этого он развеселился, стал петь песни, и всё в рифму, а народ стоял, пораженный, ведь не часто такое услышишь. А он высмеивал женщин и их привычки, то, как они благословляют свечи, и режут хлеб, и перебирают горох, и что они делают в микве, и как молятся. Бес делал это, чтобы они стали отвратительны в глазах мужей. И он называл благочестивых людей разными прозвищами на будничном еврейском языке: Чурбан, Паршивый, Бабник, Баран, Гнида, Козел и прочими, и также по-польски и по-русски. Он смеялся над тем, как играют свадьбу, как танцуют, а потом провожают молодых в постель, и подражал звукам флейты, цимбал, скрипки и других инструментов, и при этом заставлял женщину корчить рожи и гримасничать, и людям стало страшно. Были там те, кто прежде не верил, что дибук может вселиться в человека, но теперь, увидев это собственными глазами, они упали ниц и стали бить себя в грудь и рвать на себе одежду, столь велико было их потрясение.
