Кан Кикути - Портрет дамы с жемчугами
Она вся превратилась в слух.
– И Ирисава-сан слушал его… вот как? На ее лице отразилась глубокая печаль.
– О… тяжелое состояние… эта ночь… Говорите же яснее! Я ничего не слышу! Что… Отец не хочет, чтобы я вернулась домой! А что говорит доктор? Громче! Он сказал, что мне лучше приехать? Ах!… Ах!…
Рурико заметалась в кресле.
– Что с тобой? – побледнев, воскликнул Сёхэй и подошел к Рурико.
– Отец снова упал в обморок, и состояние его резко ухудшилось. Прошу вас, отпустите меня домой! Умоляю!
На ее мокром от слез лице появилась растерянная улыбка.
– Конечно! Конечно! Раз отцу стало плохо, ничто не может помешать тебе вернуться домой. Сейчас же езжай и ухаживай за ним, сколько потребуется!
– Рада слышать от вас такие слова!
Рурико подошла к Сёхэю и сделала вид, будто уронила голову ему на грудь. Тут Сёхэй совсем расчувствовался.
– Поезжай, а обо мне не беспокойся, из дому позвони и сообщи, как чувствует себя барон.
– Непременно позвоню. Только сами вы не должны звонить. Отец строго-настрого приказал не сообщать мне о его болезни, Чтобы не портить нам первую счастливую ночь.
Немедленно был подан автомобиль.
– Если отцу станет лучше, я нынче же вернусь. А то задержусь до завтра. Вы уж меня простите.
Рурико села в автомобиль и ласково взглянула па Сёхэя.
– Сейчас уже поздно, – сказал он, – не стоит возвращаться. А завтра я сам приеду навестить больного.
Сёхэй и не заметил, как вошел в роль мужа, влюбленного в свою жену.
– Что же, это очень мило! – воскликнула Рурико, и автомобиль скрылся в ночной темноте.
Через некоторое время, когда автомобиль мчался по аллее мимо английского посольства, на лице Рурико нельзя было заметить и следов того горя, которым ода только что была охвачена, на нем играла холодная, саркастическая улыбка.
Преданный рыцарь
Быть женой и в то же время не быть ею оказалось не так легко, как предполагала Рурико. Защищая свою честь, она прибегала ко всевозможным хитростям и уловкам. Пока она жила в доме отца, якобы ухаживая за ним, Сёда навещал ее каждый день, а то и по два раза в день и никогда не забывал привезти подарок: то кольцо с бриллиантом, то платиновые часики, то жемчужное ожерелье. Рурико принимала все эти подношения, как ребенок игрушки: беспечно и без особой благодарности.
Однако оставаться в доме отца до бесконечности было невозможно. Помимо прочих соображений, самолюбие понуждало Рурико возвратиться к Соде. Избегая врага, она не чувствовала себя удовлетворенной.
«Я должна открыто бороться с ним, хоть мне и грозит опасность! Пусть все думают, что я и в самом деле ему жена. Он действует хитростью, я же буду бороться с ним честно и смело». С такими мыслями Рурико села в автомобиль, на котором Сёхэй приехал за ней.
От радости, что Рурико опять рядом с ним, Сёхэй счастливо улыбался:
– Ты чересчур сильно тоскуешь по родительскому дому! Я понимаю, что тебе как единственной дочери жаль расставаться с отцом, по не принимай все так близко к сердцу, а главное – не бойся меня. Я, возможно, и страшноват, но не кусаюсь. Моя дочь Минако… Для нее ты будешь настоящей сестрой! И я буду любить тебя, как ее сестру. – Тут Сёда расхохотался. Все это он говорил лишь для того, чтобы завоевать доверие Рурико.
На сей раз рассмеялась Рурико:
– Вы и в самом деле собираетесь сделать меня своей, дочерью? Как я хотела бы этого. Прошу вас, станьте мне отцом! – Последние слова Рурико произнесла, ласкаясь к Сёде, как шаловливый котенок.
– А-а, конечно! Конечно! – добродушно кивал Сёда.
– Я так рада! Правда, сделайте меня своей дочерью, хотя бы на короткое время, ну, на полгода! Всего на полгода!… Подумайте, ведь мне едва исполнилось семнадцать лет! Только шесть месяцев назад я окончила лицей, и вдруг мне сделали предложение! Я была так взволнована, что до сих пор не могу успокоиться. Я еще духовно не готова к замужеству. Мне хотелось бы накопить в своем сердце больше нежности и доверия к вам. Позвольте же мне некоторое время быть просто сестрой вашей дочери. Вы знаете «Повесть о Гэндзи» [30]? Там есть история одной женщины по имени Суэцумонохана. Я буду пока как она!
Рурико умолкла и пленительно улыбнулась. Сёхэй как завороженный смотрел на ее красиво очерченные губы. Рурико делала с ним, что хотела.
– Пожалуйста, отец! Милый отец, сделайте так, как я прошу!
Говоря это, Рурико слегка прижалась к нему и положила руку на его колено. Скромная, как невинная девушка, и в то же время свободная в обхождении, словно гейша, Рурико окончательно покорила Сёхэя, и он, не отдавая себе отчета в своих словах, без конца повторял:
– Да, конечно, конечно!
По здравом же размышлении Сёхэй решил: ' «Ведь она все равно что птичка в клетке. Смирится со временем. Любая женщина в конце концов покоряется власти мужчины. Пусть резвится, как птичка, пока не поймет, что женщине не прожить без крепкой мужской поддержки».
И Сёхэй, уверенный в своих силах, решил исполнить просьбу Рурико. Но не прошло и месяца, как он пожалел об этом: близость красивой молодой девушки ни днем ни ночью не давала ему покоя, разжигая страсть.
В тот вечер Сёхэй, как обычно, сопровождал молодую жену в Императорский театр. Они заняли места в ложе. Сёхэй почти все время не отрываясь смотрел на изящную белую шею Рурико, на ее худенькие покатые плечи, на маленькие руки, скромно сложенные на коленях, на стройные ноги и чувствовал, как легкое опьянение от близости прелестной женщины постепенно перерастает во всепоглощающую страсть.
Рурико же, будто ничего не замечая, была весела и радостна, как жаворонок. Она прекрасно освоилась со своей ролью дочери Сёхэя и, словно забыв о вражде и ненависти, вела себя, как капризный ребенок.
– Эй, Рури-сан! Не хватит ли нам играть в дочку с папой? Вы ведь уже немного привыкли ко мне! Давайте сократим шесть месяцев до одного или двух?… – шептал Сёхэй, похлопывая ее по плечу, когда они возвращались в автомобиле из театра.
– Ах, какой вы нетерпеливый! Мы ведь совсем не были с вами невестой и женихом! А мне так хотелось бы попользоваться своей свободой. Ведь гораздо приятнее ждать исполнения заветного желания, чем знать, что оно уже исполнено. К тому же мне просто хочется еще некоторое время побыть девушкой. Ведь это можно? Правда? Вы исполните этот мой каприз?
В каждом ее слове, в каждом жесте было столько кокетства и очарования, что Сёда не в силах был противиться ни одному ее желанию.
Наступила ночь, и как только Сёда лег в постель, в его воображении возник образ молодой жены, обольстительной, с нежным и гибким, как у морской сирены, телом. Он все еще ощущал источаемый ею дивный аромат, слышал ее мелодичный голос, слова, исполненные остроумия. Как ни старался Сёда, он не мог уснуть, преследуемый пленительным образом 'Рурико. Он поднял голову и увидел, что с потолка ему чарующе улыбаются бесчисленные лица жены.
«Но ведь она просто стыдится! Это обыкновенная девичья стыдливость! Надо ее побороть, и все».
Тут Сёда подумал, что проявил излишнее добродушие и наивность, приняв всерьез каприз жены, встал с постели и, словно лунатик, вышел в коридор.
Все уже спали. Стояла середина октября, но в доме было по-зимнему холодно. Однако одержимый страстью Сёхэй не чувствовал холода. Крадучись, будто вор, и пошатываясь как пьяный, он шел к Рурико.
В коридоре свет был погашен. Лишь электрические лампочки на лестнице слабо освещали первый и второй этажи. Сёхэй испытывал стыд оттого, что оказался таким малодушным и не сдержал данного Рурико слова. Ведь единственное, чем он мог перед ней гордиться, была его твердая воля. Он должен был действовать искренне и в открытую, как я подобает мужчине, ибо только таким путем мог заслужить ее доверие и любовь. Все это Сёда прекрасно понимал и тем не менее собирался нарушить свое обещание. Страсть заглушила в нем голос совести.
Комната Рурико находилась на первом этаже рядом с комнатой Минако. Напротив была гостиная.
По мере приближения к комнате Рурико сердце Сёхэя билось все учащенней. Он был взволнован, как юноша, впервые поцеловавший свою возлюбленную, и, стараясь подавить в себе волнение, на цыпочках подкрадывался к заветной двери. Возле нее стоял какой-то мужчина, и, завидев его, Сёда едва не вскрикнул. По спине пробежал неприятный холодок. Сёда неподвижно застыл посреди коридора, будто пораженный электрическим током. Мужчина у двери даже не шевельнулся, хотя наверняка заметил Сёду, и стоял неподвижно, как вырезанная на двери деревянная кукла.
Сёда хотел было закричать, но здравый смысл зрелого мужчины подсказал ему, что делать этого не следует. И все же его обуяла ревность. Ведь под дверью его жены стоял мужчина! Сёда продолжал" идти по коридору.
Мужчина не двигался с места. Это производило удручающее впечатление. Но Сёхэй, поборов страх, приблизился к нему, схватил за грудь и тихо произнес:
