Дени Дидро - Жак-фаталист и его хозяин
«Неужели, маркиза, вы собираетесь стать святошей?»
«А почему бы нет?»
«Берегитесь, мне не хотелось бы, чтоб наш разрыв, если вообще можно говорить о разрыве, завел вас так далеко».
«А вы предпочли бы, чтоб я снова пустила к себе молодого графа?»
«Предпочел бы».
«И вы мне это советуете?»
«Без колебаний».
Госпожа де Ла Помере в высшей степени сердечно и трогательно рассказала маркизу все, что знала о семье, родине, прежнем состоянии и проигранной тяжбе обеих святош; затем добавила:
«Эти женщины отличаются исключительным благородством, особенно дочь. Согласитесь, что с ее внешностью ей было легко при желании великолепно обеспечить себя; но они предпочли честную бедность позорному богатству; их средства настолько скромны, что я, право, не знаю, чем они существуют. Они работают день и ночь. Переносить бедность, в которой родился, умеют многие, но перейти от настоящего богатства к нищенскому существованию, довольствоваться им, находить в нем радость – вот чего я не понимаю. Это последствия веры. Что бы ни говорили наши философы, а вера – прекрасная вещь».
«В особенности для несчастных».
«А кто же в той или иной мере не несчастен?»
«Готов ручаться, что вы станете святошей».
«Велика беда! Наша жизнь – такая малость по сравнению с вечностью».
«Да вы уже говорите как миссионер».
«Я говорю как убежденная женщина. Ответьте, маркиз, положа руку на сердце, – разве все наши богатства не казались бы нам жалким хламом, если бы мы больше думали о будущей жизни и больше бы опасались возмездия за гробом? Было бы величайшим безумием соблазнить молодую девушку или женщину, любящую мужа, и сознавать при этом, что можешь внезапно умереть в ее объятиях и обречь себя на вечные муки».
«Тем не менее ежедневно кого-нибудь соблазняют».
«Оттого, что нет веры; оттого, что люди стараются забыться».
«Дело в том, что наши религиозные воззрения оказывают мало влияния на наши нравы. Но уверяю вас, дорогая моя, вы полным ходом устремляетесь к исповедальне».
«Это лучшее, что я могла бы сделать».
«Какое безумие! Вам предстоит грешить с приятностью еще добрых двадцать лет; не упускайте этой возможности; а потом вы еще успеете покаяться и, если пожелаете похвастаться этим, упасть к ногам священника… Но вот поистине невеселый разговор! Вы погрузились в мрачные фантазии; таковы последствия ужасающего одиночества, на которое вы себя обрекли. Поверьте мне, призовите молодого графа; вам не будут мерещиться ни ад, ни дьявол, и вы останетесь такой же очаровательной, какой были раньше. Вы опасаетесь, что я буду упрекать вас за это, в случае если мы снова с вами соединимся. Но ведь этого может и не произойти. И вот, исходя из предположения, в большей или в меньшей степени обоснованного, вы лишаете себя сладчайшего из удовольствий. Право, честь оказаться безупречнее меня не стоит такой жертвы».
«Конечно; но не это меня удерживает…»
Они говорили еще о многом, но я всего не припомню.
Жак. Хозяйка, выпьем по стаканчику: это освежает память.
Трактирщица. Выпьем… Пройдясь несколько раз по аллеям, госпожа де Ла Помере и маркиз сели в карету. Она сказала:
«Как это меня старит! Ведь когда мы жили в Париже, она еще под стол пешком ходила».
«Вы говорите о дочери той дамы, которую вы встретили на прогулке?»
«Да, это как в саду, где свежие розы сменяют увядшие. Вы ее хорошо рассмотрели?»
«Ну конечно».
«И как вы ее находите?»
«Рафаэлевская головка мадонны на теле его же Галатеи; и к этому восхитительный голос!»
«Какая скромность во взгляде!»
«Какие прекрасные манеры!»
«Таких высоконравственных речей я не слыхала ни от одной девушки. Вот что значит воспитание!»
«Или хорошие задатки».
Маркиз довез госпожу де Ла Помере, которая поспешила сообщить нашим святошам, что они прекрасно исполнили свою роль и что она ими чрезвычайно довольна.
Жак. Если они будут продолжать как начали, то господину маркизу не отвертеться, будь он хоть самим чертом.
Хозяин. Я хотел бы знать их намерения.
Жак. А я не хотел бы: это испортило бы все дело.
Трактирщица. С того дня маркиз стал чаще навещать госпожу де Ла Помере, которая заметила это, но не подала виду. Она никогда первая не заговаривала об обеих святошах, а дожидалась, пока он сам не затронет этой темы, что он и делал с плохо скрываемым нетерпением.
Маркиз: «Виделись ли вы с вашими друзьями?»
Госпожа де Ла Помере: «Нет».
Маркиз: «Знаете, это не особенно великодушно. Вы богаты; они находятся в нужде, а вы даже не приглашаете их изредка пообедать с вами».
Госпожа де Ла Помере: «Я полагала, что господин маркиз знает меня несколько лучше. Любовь некогда приписывала мне достоинства; а теперь дружба приписывает мне недостатки. Я приглашала их раз десять, но безуспешно. Они отказываются приехать ко мне по каким-то непонятным соображениям, а когда я их навещаю, то мне приходится оставлять карету на углу и являться к ним не иначе как в простом платье, без румян и алмазов. Не приходится слишком удивляться их осторожности: достаточно одной лживой сплетни, чтобы восстановить против них некоторых благотворителей и лишить их поддержки. По-видимому, маркиз, делать добро не так-то просто».
Маркиз: «В особенности когда делаешь его святошам».
Госпожа де Ла Помере: «…Которые пользуются малейшим предлогом, чтобы его отклонить. Если б узнали, что я принимаю в них участие, то сказали бы: „Госпожа де Ла Помере им покровительствует… они ни в чем не нуждаются…“ И всем благодеяниям конец».
Маркиз: «Благодеяниям!»
Госпожа де Ла Помере: «Да, сударь, благодеяниям».
Маркиз: «Вы с ними знакомы, а они дошли до благодеяний?»
Госпожа де Ла Помере: «Еще раз, маркиз, я вижу, что вы меня не любите и что большая часть вашего уважения растаяла вместе со страстью. Кто вам сказал, что если эти женщины дошли до приходских благодеяний, то это по моей вине?»
Маркиз: «Тысяча извинений, сударыня, я не прав. Но по какой причине отказываются они от доброжелательной помощи приятельницы?»
Госпожа де Ла Помере: «Ах, маркиз, мы, светские люди, весьма далеки от щепетильных деликатностей, свойственных робким душам. Они не от всякого согласны принять помощь».
Маркиз: «Тем самым они лишают нас лучшего способа искупить безумства нашей ветреной жизни».
Госпожа де Ла Помере: «Нисколько. Предположим, что господин маркиз Дезарси умилен их несчастием, – почему бы ему не передать им своего дара через более достойные руки?»
Маркиз: «…И менее верные?»
Госпожа де Ла Помере: «Бывает».
Маркиз: «А как вы думаете, если я пошлю им двадцать луидоров, они откажутся?»
Госпожа де Ла Помере: «Уверена. Неужели этот отказ покажется вам неуместным со стороны матери, у которой прелестная дочь?»
Маркиз: «А знаете ли вы, что у меня было искушение их навестить?»
Госпожа де Ла Помере: «Охотно верю. Маркиз, маркиз, берегитесь! Вот порыв великодушия, который и очень внезапен, и очень подозрителен».
Маркиз: «Пусть так, но как по-вашему – они приняли бы меня?»
Госпожа де Ла Помере: «Конечно, нет. Одной роскоши вашего выезда, вашей одежды, ваших лакеев было бы достаточно, чтобы, в соединении с чарами этой молодой особы, вызвать сплетни соседей и соседок и погубить их».
Маркиз: «Вы меня огорчаете, так как это, конечно, не входит в мои намерения. Значит, мне нельзя будет ни помочь им, ни видеть их?»
Госпожа де Ла Помере: «Полагаю, что так».
Маркиз: «Но не мог ли бы я оказать им помощь через вас?»
Госпожа де Ла Помере: «Я не считаю ваши побуждения достаточно чистыми, чтобы принять такое поручение»…
Маркиз: «Это жестоко!»
Госпожа де Ла Помере: «Да, жестоко; вы правильно выразились».
Маркиз: «Какое предположение! Маркиза, вы надо мной смеетесь! Молодая девушка, которую я видел всего лишь раз…»
Госпожа де Ла Помере: «Но она из числа тех немногих, которых не забываешь, если увидишь».
Маркиз: «Правда, такие лица не забываются».
Госпожа де Ла Помере: «Берегитесь, маркиз: вы готовите себе огорчения, и я предпочитаю уберечь вас от них, чем утешать впоследствии. Не равняйте ее с теми, кого вы знали: она на них не похожа; таких не ослепишь, они неприступны. Она вас слушать не станет, и вы от нее ничего не добьетесь».
После этой беседы маркиз вдруг вспомнил о каком-то неотложном деле; он поспешно встал и удалился в задумчивости.
В течение довольно продолжительного времени маркиз не пропускал ни одного дня, чтоб не навестить госпожу де Ла Помере; но он приходил, усаживался и хранил молчание. Госпожа де Ла Помере говорила одна. Через четверть часа он вставал и удалялся.
Затем он сделал месячный перерыв, после которого снова явился, но грустный, подавленный чем-то, расстроенный. Посмотрев на него, маркиза сказала:
«Какой у вас вид! Откуда вы? Можно подумать, что вы провели это время в доме свиданий».
Маркиз: «Приблизительно так и было. С отчаяния я окунулся в ужасный разврат».
