Грэм Грин - Суть дела

— Папа…

Он услышал, как слабый, прерывающийся голосок повторил «папа», и, отведя руки, встретил взгляд голубых воспаленных глаз. Он с ужасом подумал: вот оно, то, чего я, казалось, избежал. Он хотел позвать миссис Боулс, но у него отнялся язык. Грудь ребенка вздымалась, ловя воздух, чтобы повторить короткое слово «папа». Он нагнулся над кроватью и сказал:

— Да, детка. Помолчи, я здесь, с тобой.

Свеча отбросила на одеяло тень его сжатого кулака, и та привлекла взгляд девочки. Ей стало смешно, но она только скорчилась и не смогла рассмеяться. Скоби поспешно убрал руку.

— Спи, детка, — сказал он, — тебе ведь хочется спать. Спи. — В памяти возникло воспоминание, которое он, казалось, глубоко похоронил; Скоби вынул носовой платок, свернул его, и на подушку упала тень зайчика. — Вот тебе зайчик, он заснет с тобой. Он побудет с тобой, пока ты спишь. Спи. — Пот градом катился у него по лицу и оставлял во рту вкус соли, вкус слез. — Спи.

Заяц шевелил и шевелил ушами: вверх — вниз, вверх — вниз.

Вдруг Скоби услышал за спиной негромкий голос миссис Боулс.

— Перестаньте, — отрывисто сказала она. — Ребенок умер.

Утром он сообщил врачу, что останется до прихода санитарных машин; он уступает мисс Малкот свое место в полицейском грузовике. Ей лучше поскорее уехать — смерть ребенка снова выбила ее из колеи, а разве можно поручиться, что не умрет кто-нибудь еще? Ребенка похоронили на другое утро, положив его в единственный гроб, который удалось достать. Гроб был рассчитан на взрослого человека, но в этом климате медлить было нельзя. Скоби не пошел на похороны; погребальную службу отслужил мистер Боулс, присутствовали супруги Перро, Уилсон и два-три почтовых курьера; врач был занят своими больными. Скоби захотелось уйти подальше, он быстро зашагал по рисовым полям, поговорил с агрономом об оросительных работах, потом, исчерпав эту тему, зашел в лавку и сел там в темноте, дожидаясь Уилсона, окруженный консервными банками с маслом, супами, печеньем, молоком, картофелем, шоколадом. Но Уилсон не появлялся: видно, их всех доконали похороны и они зашли выпить к окружному комиссару. Скоби отправился на пристань и стал смотреть, как идут к океану парусные лодки. Раз он поймал себя на том, что говорит кому-то вслух:

— Почему ты не дал ей утонуть?

Какой-то человек посмотрел на него с недоумением, и он двинулся дальше вверх по откосу.

Возле дома для приезжих миссис Боулс дышала свежим воздухом; она дышала им обстоятельно, как принимают лекарство, ритмично открывая и закрывая рот, делая вдохи и выдохи.

— Здравствуйте, майор, — сухо сказала она и глубоко вдохнула воздух. — Вы не были на похоронах?

— Не был.

— Мистеру Боулсу и мне редко удается вместе побывать на похоронах. Разве что когда мы в отпуске.

— А будут еще похороны?

— Кажется, еще одни. Остальные пациенты постепенно поправятся.

— А кто умирает?

— Старуха. Ночью ей стало хуже. А ведь она уже как будто выздоравливала.

Он почувствовал облегчение и выругал себя за бессердечие.

— Мальчику лучше?

— Да.

— А миссис Ролт?

— Нельзя сказать, что она вне опасности, но, я думаю, выживет. Она пришла в себя.

— И уже знает о гибели мужа?

— Да.

Миссис Боулс стала делать взмахи руками. Потом шесть раз поднялась на носки.

— Я бы хотел чем-нибудь помочь, — сказал Скоби.

— Вы умеете читать вслух? — спросила, поднимаясь на носки, миссис Боулс.

— Думаю, что да.

— Тогда можете почитать мальчику. Ему скучно лежать, а скука таким больным вредна.

— Где мне взять книгу?

— В миссии их сколько угодно. Целые полки.

Только бы не сидеть сложа руки. Скоби пошел в миссию и нашел там, как говорила миссис Боулс, целые полки книг. Он плохо разбирался в книгах, но даже на его взгляд тут нечем было развлечь больного мальчика. На старомодных, покрытых плесенью переплетах красовались такие заглавия, как «Двадцать лет миссионерской деятельности», «Потерянные и обретенные души», «Тернистый путь», «Наставление миссионера». По-видимому, миссия обратилась с призывом пожертвовать ей книги, и здесь скопились излишки библиотек из набожных английских домов. «Стихотворения Джона Оксенхэма», «Ловцы человеков». Он взял наугад какую-то книгу и вернулся в дом для приезжих. Миссис Боулс приготовляла лекарства в своей «аптеке».

— Нашли что-нибудь?

— Да.

— Насчет этих книг можете быть спокойны, — сказала миссис Боулс. — Они проходят цензуру — их проверяет специальный комитет. Некоторые люди норовят послать сюда совсем неподходящие книги. Мы учим детей грамоте не для того, чтобы они читали… извините за выражение, романы.

— Да, наверно.

— Дайте-ка взглянуть, что вы там нашли.

Тут он и сам взглянул на заглавие: «Архипастырь среди племени банту».

— Это, должно быть, интересно, — сказала миссис Боулс. Он не очень уверенно кивнул. — Вы знаете, где лежит мальчик. Только читайте минут пятнадцать, не больше.

Старуху перевели в дальнюю комнату, где умерла девочка, мужчина с сизым носом перебрался в ту, которую миссис Боулс называла палатой выздоравливающих, а средняя комната была отведена мальчику и миссис Ролт. Миссис Ролт лежала лицом к стене, с закрытыми глазами. По-видимому, альбом удалось наконец вынуть из ее рук — он был на стуле рядом с кроватью. Мальчик смотрел на вошедшего Скоби блестящими, возбужденными от лихорадки глазами.

— Моя фамилия Скоби. А твоя?

— Фишер.

— Миссис Боулс просила тебе почитать, — застенчиво сказал Скоби.

— А вы кто? Военный?

— Нет, я служу в полиции.

— Это книга про сыщиков?

— Нет, как будто нет.

Он раскрыл книгу и напал на фотографию епископа в полном облачении, сидящего на деревянном стуле с высокой спинкой возле маленькой церквушки, крытой железом; вокруг стояли, улыбаясь в объектив, мужчины и женщины из племени банту.

— Лучше почитайте про сыщиков. А вы сами хоть раз поймали убийцу?

— Да, но не такого, как ты думаешь: мне не надо было его выслеживать и устраивать погоню.

— Что же это тогда за убийство?

— Ну, людей иногда убивают и в драке.

Скоби говорил вполголоса, чтобы не разбудить миссис Ролт. Она лежала, вытянув на одеяле сжатую в кулак руку; кулак был не больше теннисного мяча.

— Как называется ваша книга? Может, я ее читал. Я читал на пароходе «Остров сокровищ». Вот если бы она была про пиратов! Как она называется?

— «Архипастырь среди банту».

— Что это такое?

Скоби перевел дух.

— Видишь ли. Архипастырь — это фамилия героя.

— А как его зовут?

— Иеремия.

— Слюнявое имя.

— А он и есть слюнтяй. — И вдруг, отведя взгляд, он заметил, что миссис Ролт не спит: она слушала, уставившись в стену. Он продолжал наобум: — Настоящие герои там — банту.

— А кто они, эти банту?

— Свирепые пираты, которые укрываются на островах Вест-Индии и нападают на корабли в той части Атлантического океана.

— И Иеремия Архипастырь их ловит?

— Да. Видишь ли, книга немножко и про сыщиков, потому что он тайный агент английского правительства. Одевается как простой матрос и нарочно плавает на торговых судах, чтобы попасть в плен к банту. Знаешь, пираты ведь разрешают простым матросам поступать к ним на корабль. Если бы он был офицером, его бы вздернули на рее. А так он умудрился разведать все их пароли и тайники, узнал, какие они замышляют набеги, а потом, в решающую минуту, их выдал.

— Тогда он порядочная свинья, — сказал мальчик.

— Да, он еще влюбился в дочку предводителя пиратов и тут-то стал настоящим слюнтяем. Но это уже под самый конец, мы до него не дойдем. До этого будет много всяких схваток и убийств.

— Книга вроде ничего. Ладно, читайте.

— Видишь ли, сегодня миссис Боулс разрешила мне побыть с тобой совсем недолго, я тебе просто рассказал про книгу, а начнем мы завтра.

— А вдруг вас завтра уже здесь не будет. Если кого-нибудь убьют.

— Но книга-то будет здесь. Я оставлю ее у миссис Боулс. Это ее книга. Правда, если она будет читать, получится немножко иначе…

— Ну, вы хоть начните, — попросил мальчик.

— Да, начните, — чуть слышно произнес голос с соседней кровати; он было решил, что ему померещилось, но, повернувшись, увидел, что она на него смотрит; глаза на истощенном лице казались громадными, как у испуганного ребенка.

— Я очень плохо читаю вслух, — сказал Скоби.

— Начинайте, — с нетерпением воскликнул мальчик. — Кто же не умеет читать вслух!

Глаза Скоби были прикованы к книге, она начиналась так: «Я никогда не забуду своего первого впечатления о континенте, где мне предстояло трудиться в поте лица тридцать лучших лет моей жизни».