Эмма Донохью - Падшая женщина
Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на стояние на коленях, вдруг поняла она. Опершись на руки, Мэри приподнялась и села на скамью. Ноги страшно болели и одновременно дрожали от облегчения. Среди всех обитательниц Магдалины она была единственной, кто осмелился сесть. Мэри заметила потрясенные взгляды и про себя улыбнулась. Она чувствовала себя как королева.
Она случайно встретилась глазами с сестрой Батлер. Смотрительница сделала незаметный, но вполне однозначный жест: на колени! Однако Мэри тут же притворилась, что задумалась и смотрит в пространство. Она откинулась на спинку скамьи. Какое блаженство — ощущать твердую опору. Молитвенник соскользнул вниз и затерялся в складках ее юбки. Через пару часов в Тауэр-Хилл будут запускать фейерверки, такие яркие, что их отблески будет видно даже из отмытых дочиста окон Святой Магдалины.
— С чего вдруг такая непристойная спешка? — Сестра Батлер пристально уставилась на Мэри, точь-в-точь как сова на свою жертву.
— Мое здоровье восстановилось. Полагаю, я провела здесь уже достаточно времени, мадам. И потом, это такое прекрасное предложение… — Голос Мэри неожиданно дрогнул. Раньше она умела лгать куда лучше.
Они сидели в кабинете смотрительницы. Над головой слышались шаги других девушек; обитательницы приюта Святой Магдалины готовились ко сну. Сегодня им позволили взять в спальню остатки хлеба с маслом, что давали на ужин.
Сестра Батлер вздохнула, и на мгновение Мэри пожалела о том, что собирается сказать. Смотрительница сложила руки на столе, словно возвела на столе баррикаду.
— Ну что же. Если тебе и в самом деле так повезло… если тебе предлагают место помощницы швеи в Монмуте, подальше от этого порочного, пропитанного грехом города, я не вижу причин чинить тебе препятствия. Мне остается только взглянуть на письмо.
Мэри облизнула губы:
— Письмо?
Смотрительница протянула руку:
— Письмо, Сондерс. Письмо, в котором подруга твоей покойной матери сделала тебе такое великодушное и, я бы даже сказала, невероятное предложение. Письмо, — ядовито добавила она, — которое сумело проскользнуть незамеченным мимо меня, других смотрительниц или привратника.
Мэри посмотрела на отделанные панелями стены. Какое все же уродство — несмотря на дорогое дерево.
— Не было никакого… В письме не было нужды.
Сестра Батлер скрестила руки на груди.
— Вот как?
— Миссис Джейн Джонс, как я уже упоминала, была так привязана к моей бедной покойной матери, что… — Мэри споткнулась. — Она всегда говорила… обещала, что я могу обратиться к ней в любое время, когда захочу, и она меня примет.
— Примет девушку, которая позволила себя запятнать? — Сестра Батлер произнесла это так, будто слово «запятнать» оставляло во рту гадкий привкус.
К собственному удивлению, Мэри покраснела как рак.
— Она так говорила. Я имею в виду миссис Джонс. Она сказала, что сделает это, что бы ни произошло, в память о моей матери.
Сестра Батлер неторопливо оправила свой льняной передник. Мэри замерла в ожидании.
— Если эта Джейн Джонс еще жива, — наконец произнесла смотрительница, — и если она по-прежнему живет в Монмуте, и если ей в доме и в самом деле требуется горничная… с чего ты взяла, что ее муж согласится принять под свой кров, к своим детям женщину, занимавшуюся проституцией?
Господи, неужели она когда-то испытывала симпатию к этой противной старой перечнице? Мэри уже исчерпала все подходящие ответы, поэтому она просто прикусила нижнюю губу. Наверху все еще слышался шум. В желудке у Мэри было пусто и тяжело, словно она проглотила камень. Она подняла взгляд и посмотрела сестре Батлер прямо в глаза.
— Вы должны меня отпустить. — Слова вырвались у нее неожиданно, сами по себе.
— Прошу прощения?
— У меня есть право на свободу, — тихо сказала Мэри. — Я помню, что говорится в правилах, я слышала их тысячу раз. Здесь никого не держат против воли. Это не тюрьма. Это просто похоже на тюрьму.
У смотрительницы вдруг сделались точно такие же глаза, как у Сьюзан Дигот в ту, последнюю ночь на Черинг-Кросс-Роуд. Мэри отвернулась. Она была не в силах выдержать этот взгляд. Повисла долгая тяжелая тишина. Когда сестра Батлер заговорила снова, ее голос звенел, словно натянутая струна.
— Через месяц или два, Мэри Сондерс, когда ты, истерзанная и нагая, будешь валяться на Флит-Дитч…
— Я больше не шлюха, — перебила Мэри с силой, удивившей ее саму.
Смотрительница едва заметно приподняла брови.
— Все это кончено, — почти умоляюще сказала Мэри. — Я просто хочу… лучшей жизни.
Взгляд сестры Батлер немного смягчился. Она пододвинула стул чуть ближе и облокотилась на стол.
— Мэри, — мягко сказала она. — Ты — девушка с большими способностями. Ты хорошо образованна, умна от природы, и у тебя сильная воля. Всего за два месяца ты на моих глазах превратилась в замечательную швею. Но над тобой все еще висит тень прошлого.
Мэри отвела взгляд.
— Если ты искренне хочешь исправиться и забыть о своих бывших так называемых друзьях, ты должна остаться здесь еще на некоторое время. До тех пор, пока твои прежние привычки окончательно не переломятся.
— Все уже забыто, — бросила Мэри.
Сестра Батлер грустно покачала головой:
— Пока еще нет. Ты все еще неспокойна и испорченна. Я видела, как ты берешь в руки работу, а минуту спустя бросаешь ее. Каждый раз, когда ты слышишь слово Божье, твое лицо меняется — оно закрывается, словно книга. Иногда ты говоришь неправду — взять хоть эту несусветную историю с Монмутом. Возможно, семена уже легли в почву, моя дорогая, но время урожая еще не наступило.
Мэри упрямо смотрела в стену.
— Всего несколько месяцев. — Ладонь сестры Батлер накрыла ледяные пальцы Мэри. — Чтобы подготовиться к этой самой лучшей жизни, тебе нужно остаться еще ненадолго здесь, в надежной и безгрешной…
— Я не могу. — Мэри сбросила руку смотрительницы. — Это не жизнь.
Они снова замолчали. Сестра Батлер смотрела на Мэри так, будто между ними пролегал бурный широкий поток.
— Очень хорошо, — проговорила она наконец, встала, достала большую тяжелую книгу в кожаном переплете и водрузила ее ровно в середину стола. — Значит, ты из третьих.
— Из третьих?
Смотрительница положила руки на книгу.
— С тех пор как было основано это заведение, мы приобрели некоторый опыт. И согласно ему, мы можем спасти только одну девушку из трех.
Странное, похожее на сожаление чувство кольнуло Мэри прямо в сердце.
— Но я и в самом деле хочу исправиться, — пролепетала она.
Сестра Батлер, не отвечая, раскрыла книгу — двумя руками, словно это было Священное Писание.
— Сара Шор, — тихо прочитала она. — Милостью Божьей вернулась к благочестивой жизни: получила место прачки в Глазго.
Бог в помощь Саре Шор, мрачно подумала Мэри. Должно быть, теперь у нее уже идет кровь из-под ногтей.
— Бетти Вэйл. Отослана в больницу, — пробормотала она.
Мэри прекрасно помнила Бетти — каким-то чудом ей удавалось скрывать свой живот до тех пор, пока прямо во время проповеди у нее не отошли воды. Преподобный Доддс пережил неприятнейшие минуты.
— Молл Гаттерли. Отчислена за несоблюдение правил.
Несоблюдение правил? Значит, вот как это называется. Молл угрожала младшим девочкам иголкой и требовала у них их нищенский заработок.
— Джесси Хейвуд. Милостью Божьей вернулась к благочестивой жизни. Вышла замуж за ремесленника, человека умеренного и доброго нрава. Люси Шепард. Скончалась, покаявшись перед смертью в грехах.
Скорее, скончалась, бредя о червях, вспомнила Мэри. Неужели в этой Книге судеб содержатся сведения обо всех, кто жил в Святой Магдалине, с самого дня основания приюта?
— И Мэри Сондерс, — произнесла смотрительница. Ее перо оставило на странице маленькую кляксу. — Отпущена по ее собственному желанию. Причина? — Она сухо посмотрела на Мэри.
— Не выдержала жизни в заключении, — угрюмо предложила Мэри.
Сестра Батлер помедлила, но все же записала это в свой фолиант.
— Ты уйдешь в конце этой недели.
— Нет, — выдохнула Мэри. — Сегодня.
Глава 3
Свобода
Где-то в миле над головой с оглушительным шумом взорвалась ракета. Мэри почувствовала, как что-то дернулось в спине, в ушах хрустнуло и зачесалось. Еще одна и еще — звезды с золотыми хвостами медленно падали на землю, словно желтые осенние листья. Высоко-высоко, на стене Тауэра, бешено вертелось «огненное колесо» — будто душа грешника в аду. В небо взлетали шутихи, похожие на огненных змей; они старались убежать, скрыться в темноте, но не выдерживали и тоже взрывались, выпуская фонтаны сверкающих брызг. В воздухе висел густой белый дым, и растворенные в нем искры фейерверка казались золотым дождем.
