Уильям Фолкнер - Сарторис
Баярд пошарил в кармане в поисках мелочи; нищий почувствовал его приближение, и мелодия тотчас застыла на одной ноте, хотя и без перерыва в ритме, а как только в жестянке звякнула монета, он опустил левую руку, ощупью мгновенно определил достоинство монеты, и гитара вместе с губной гармоникой затянули свой монотонный напев. Когда Баярд повернулся, чтобы идти дальше, его окликнул широкоплечий приземистый человек с энергичным обветренным лицом и седеющими висками, в плисовых штанах и высоких сапогах.
У него был гибкий торс наездника и загорелые спокойные руки – такие руки любят лошади. Это был один из шестерых братьев Маккалемов, которые жили на холмах в восемнадцати милях от города и с которыми Баярд и Джон охотились на лисиц и енотов.
– Слыхал про твой автомобиль. Этот, что ли? – сказал Маккалем. Он шагнул с тротуара, легкой походкой обошел автомобиль со всех сторон, потом остановился и, подбоченившись, начал его разглядывать. – Туловище слишком длинное, да и загривок тяжеловат. Неуклюжий какой-то. Небось без узды никуда?
– Ничего подобного, – отвечал Баярд. – Садись, я покажу тебе, на что он способен.
– Нет уж, благодарю покорно, – возразил его собеседник. Он снова сошел на мостовую, где собралась группа негров, тоже глазевших на автомобиль. Часы на башне суда пробили двенадцать, и на улицу высыпали стайки ребятишек, возвращавшихся домой на полуденную перемену, – девочки с разноцветными ранцами и скакалками громким шепотом обсуждали свои женские дела; горластые мальчишки в разных стадиях дезабилье кричали, толкались и пинали девочек, и те, сбившись в кучку, через плечо бросали на них презрительные взгляды.
– Собрался закусить, – пояснил Маккалем. Он перешел через дорогу, открыл сетчатую дверь, обернувшись, спросил Баярда: – Ты уже обедал?
Впрочем, все равно, зайдем на минутку, – и многозначительно похлопал себя по карману.
Заведение представляло собой нечто среднее между бакалейной лавкой, кондитерской и кафе. В тесном, но чистом помещении примостились два-три клиента с бутербродами и бутылками содовой, а суетливый, излучавший доброжелательность хозяин рассеянно кивал им из-за стойки. В задней части комнаты несколько мужчин и женщин, большей частью фермеры, с застенчивым и в то же время чинным и важным видом закусывали, сидя за столиками. Из кухни, где словно призраки в синеватом одуряющем чаду двигались два негра, доносилось шипенье и запах жареного. Пройдя через это помещение, Маккалем отворил проделанную в косой стене дверь, и они вошли в комнату поменьше или, вернее, в большой чулан. Узкое окошко под самым потолком освещало единственный, ничем не покрытый стол и четыре стула. За ними последовал младший из двух негров.
– Слушаю вас, мистер Маккалем и мистер Сарторис.
Он поставил на стол два только что вымытых стакана, по которым еще стекали капли воды, и остановился, вытирая руки фартуком. У него была широкая, невозмутимая, внушающая полное доверие физиономия.
– Лимоны с сахаром и льдом, – приказал Маккалем. – Надеюсь, ты не пьешь всяких там шипучек?
Негр помедлил у дверей.
– Нет, – отозвался Баярд. – Я лучше пунша выпью.
– Уж это точно, сэр, – согласился негр. – Вам требуется пунш.
Серьезно и одобрительно наклонив голову, он снова повернулся, пропуская облаченного в чистый фартук хозяина, который вошел своей обычной развинченной походкой и остановился, потирая руки о ляжки.
– Здорово, здорово, – сказал он. – Как живешь, Рейф? Баярд, я позавчера видел, как мисс Дженни со старым полковником заходили к доктору Пибоди. Надеюсь, ничего серьезного?
Голова его напоминала яйцо, повернутое острым концом кверху, вьющиеся рыжеватые волосы, разделенные аккуратным пробором, походили на парик, а карие глаза излучали теплое сияние.
– Входи и закрой дверь, – скомандовал Маккалем, втаскивая хозяина в комнату. Он извлек из-под куртки бутыль фантастических размеров и поставил ее на стол. В бутыли была прозрачная янтарная жидкость, и хозяин снова потер руки о ляжки, пожирая ее горячим взглядом.
– Боже милосердный! Где ты прятал эту флягу? В штанине, что ли? – спросил он.
Маккалем откупорил бутыль и протянул ее хозяину, который нагнулся вперед, понюхал, закрыл глаза и вздохнул.
– Это работа Генри, – пояснил Маккалем. – Лучший самогон за последние полгода. Надеюсь, ты выпьешь глоток, если мы с Баярдом тебя поддержим?
Хозяин плотоядно крякнул.
– Ну и шутник, – сказал он Баярду, – остряк, да и только, – и, оглядев стол, добавил: – Но у вас тут всего два…
В эту минуту в комнату постучали, и хозяин, повернув свою остроконечную голову, сделал им знак рукой. Пока он открывал дверь, Маккалем неторопливо спрятал бутыль. В дверях показался негр, он нес еще один стакан и надтреснутую чашку с лимонами, сахаром и льдом. Хозяин впустил его в комнату.
– Если меня там кто спросит, скажи, что я на минутку отлучился, Хустон.
– Слушаю, сэр, – отозвался негр, ставя на стол стакан и чашку.
Маккалем снова вытащил бутыль.
– Охота тебе врать, – заметил он. – Все и так знают, чем ты тут занимаешься.
Хозяин снова крякнул, пожирая жадным взглядом бутыль.
– Да, сэр, шутник так шутник, – повторил он. – Однако у вас, ребята, времени много, а мне надо идти за порядком присматривать.
– Валяй, – сказал ему Маккалем, и хозяин сделал себе пунш. Он поднял стакан, попеременно помешивая и нюхая содержимое, и гости последовали его примеру. Потом вынул из стакана ложечку и положил ее на стол, – Терпеть не могу комкать удовольствие, – сказал он, – да только дело не ждет.
– Работа – она всегда человеку пить мешает, – согласился Маккалем.
– Да, сэр, что правда, то правда, – сказал хозяин, поднимая стакан. – Здоровье вашего родителя. Я последнее время что-то редко встречаю старого джентльмена в городе.
– Он все никак не примирится с тем, что Бадди служил в армии янки, – пояснил Маккалем. – Говорит, что не поедет в город до тех пор, пока демократическая партия не отречется от Вудро Вильсона[32].
– Да, лучшее, что они могли бы сделать, это сместить его и выбрать президентом кого-нибудь вроде Дебса[33] или сенатора Вардамана, – глубокомысленно изрек хозяин. – Да, это было бы здорово, ничего не скажешь. Однако, доложу я вам, Генри действительно чудеса творит.
Поставив стакан на стол, он повернулся к двери, добавил:
– А вы, ребята, чувствуйте себя как дома. Если вам что понадобится, зовите Хустона, – и развинченной походкой торопливо вышел из комнаты.
– Садись, – сказал Маккалем. Он пододвинул себе стул, и Баярд поставил себе другой напротив. – Дикон, он в спиртном толк знает. Он этого виски на своем веку столько вылакал, что если его вылить, то по нему все его заведение хоть сейчас из дверей на улицу выплывет.
Он наполнил свой стакан, подвинул бутыль Баярду, и они снова не спеша выпили.
– Ты плохо выглядишь, сынок, – неожиданно сказал Маккалем. Баярд поднял голову и увидел, что тот пристально смотрит на него своим спокойным взглядом. – Переутомился, наверно.
Баярд отрицательно махнул рукой и поднял стакан, все еще чувствуя на себе пристальный взгляд собеседника.
– Впрочем, пить доброе виски ты еще не разучился… Почему бы тебе не приехать к нам поохотиться? Мы тебе старого рыжего лиса припасли. Второй год его с молодыми псами гоняем. Генерала мы на него пока еще не пускали – старина его мигом учует, а мы хотели его для вас с Джоном оставить. Джону этот лис как раз бы по вкусу пришелся. Помнишь тот вечер, когда Джонни вырвался впереди собак прямо к Сэмсонову мосту, а когда мы туда добрались, он уж тут как тут – плывет вниз по реке на бревне – лис на одном конце бревна, а Джонни на другом и во весь голос ту дурацкую песенку распевает? Да, Джону этот лис как раз бы по вкусу пришелся. Он уж сколько раз наших молодых псов дурачил. Ну, да от старого Генерала ему все равно не уйти.
Баярд вертел в руках стакан. Он достал из куртки пачку папирос, вытряхнул несколько штук на стол и щелчком подтолкнул пачку к Маккалему. Тот неторопливо допил свой пунш и налил себе еще. Баярд закурил, осушил стакан и потянулся за бутылью.
– У тебя ужасный вид, парень, – повторил Маккалем.
– Просто трезвый, вот и все, – таким же ровным голосом отвечал Баярд. Положив дымящуюся папиросу на край стола, он сделал себе еще стакан пунша. Потом поднял стакан, но пить не стал, а, подержав его некоторое время возле носа, кожа которого у основания ноздрей от напряжения натянулась и побелела, отстранил от себя и твердой рукой вылил содержимое на пол. Маккалем спокойно смотрел, как он налил полстакана чистого виски, плеснул в него воды и опрокинул себе в рот.
– Я чертовски долго был добродетельным, – громко сказал он и принялся говорить о войне. Не о сражениях, а о жизни, населенной юношами, подобными падшим ангелам, и о сверкнувшем как метеор неистовстве этих падших ангелов, что мечутся между небом и адом, попеременно причащаясь рокового бессмертия и бессмертного рока.
