Джеймс Джонс - Отныне и вовек
Глава 56
Шестого января Милт Тербер взял увольнительную и поехал в город. Мейлон Старк поехал вместе с ним.
В этот день солдаты Гавайской дивизии получили увольнительные в первый раз за все время после Перл-Харбора, и в десять часов утра со всех позиций девяностомильного кольца круговой обороны толпы хорошо поддавших мужчин с дикими воплями устремились к Гонолулу, перед барами и публичными домами начали выстраиваться длинные очереди, но вскоре все перемешалось, и те, кто рвался в «Нью-Конгресс», неожиданно для себя оказались в баре ресторана «У-Фа». Так продолжалось до самого комендантского часа. Этот день и два следующих словно слились в непрерывный загульный праздник. Ни один гонолульский бармен не забудет эти дни. На всю жизнь запомнят их и многие тогдашние хозяйки борделей. И даже некоторые вполне респектабельные люди вспоминают их до сих пор.
В приказе четко оговаривалось, что из каждой части можно одновременно отпустить в увольнение не более трети личного состава. Для дислоцированной на побережье седьмой роты распределение увольнительных превратилось в целую проблему. Седьмая рота была разбросана по четырнадцати береговым позициям. Лейтенант Росе распорядился, чтобы командиры позиций (в большинстве случаев это были не офицеры, а сержанты) определили ту треть своих солдат, которым они дадут отпуск, и представили поименные списки. Терберу поручалось составить такой список для службы КП, Старк распределял увольнительные среди поваров.
По неписаному закону командир подразделения уходит в увольнительную последним, только когда все его солдаты уже отгуляли. Поэтому сержанты, вынужденные оставаться на позициях (в отличие от офицеров сержанты не гнушаются вступать в сделки с рядовым составом), по мелочам наживались на тех, кого отпускали в город: накануне шестого января в роте шел оживленный обмен дружескими рукопожатиями, валютой, сувенирами, и немало котирующихся на вес золота, до обидного недолговечных бутылок виски перекочевали от прежних хозяев к новым.
Честь не позволяла Терберу и Старку внести в списки собственные фамилии, но мудрый Тербер своевременно позаботился, и оба все равно получили увольнительные. Он просто заполнил два бланка сверх выделенной ему квоты и заставил Росса их подписать. Такое нарушение этикета никого в роте не возмутило, а Росса и подавно. Лейтенант Росс мало-мальски соображал и не собирался рубить сук, на котором сидел. С того дня, как Тербер отказался от офицерского звания, он был в роте царь и бог, не то что во времена Хомса, когда лишь обманывал себя, будто вертит ротой, как хочет.
При раздаче увольнительных Старк содрал с кого-то пинту виски. Они ее выдули по дороге в город. Первый заход они сделали в «Алый бубон» к Чарли Чану. В «Бубоне» народу было поменьше, чем в приличных барах. На улице не стояла очередь. И стойку облепили всего в три ряда. Первые шесть порций им пришлось опрокинуть стоя, в общей толкучке, зато потом они отвоевали себе два места у стойки и засели пить по-настоящему.
— Уф-ф! — шумно выдохнул Старк, когда они наконец опустились на освободившиеся табуреты. — Боженька дал мне ноги, чтобы я маршировал, а не стоял по два часа в каждом вшивом баре. Сумасшедший дом. Даже хуже, чем в получку в Форт-Блиссе.
— Телбел, пливет! Салют, Сталк! — расплылся в улыбке Чарли. — Давно у моя не бывай. День-то какая замечательный, а?
— Да, денек хорош, — кивнул Тербер.
— До того хорош, что в самый раз напиться в доску, — проникновенно сказал Старк. — И намылить одному трепачу рыло. Так, чтоб он копыта откинул.
— Ты, Старк, техасец, чего с тебя взять? — сказал Тербер. — Техасцы — люди простые. Любят своих дружков, штат Техас и родную мать. А ненавидят негров, евреев, чужаков и безнравственных женщин. При условии, конечно, что не спят с ними сами.
— То ли мы рано прибыли, то ли седьмая рота разорвала отношения с фирмой «Бубон и компания», — заметил Старк.
— Говори, говори, я тебя все равно насквозь вижу, — сказал Тербер. — Эй, Роза!
Они, между прочим, действительно прибыли рано: они ушли с КП в пять минут десятого, а все остальные вырвались с позиций лишь в десять. Из знакомых в баре был только хахаль Розы, тот самый сержант-артиллерист — он сидел все в той же кабинке в конце зала, будто никуда оттуда не уходил, — но на этот раз с ним сидело еще трое дружков.
— Пей-напивайся, — широко улыбнулся Чарли. — Сегодня все пей-напивайся. Замечательный день. Один лаз пей бесплатно, моя угосцает. — На потном лице китайца снова расплылась улыбка, он кивнул им и двинулся дальше, пытаясь в одиночку обслужить толпу, облепившую стойку.
— Хороший мужик, — сказал Старк.
— Отличный, — согласился Тербер.
— Он что, такой богатый, что может нас угостить?
— Сомневаюсь.
— Ему надо было поставить за стойку еще кого-нибудь.
— В зале тоже официанток не хватает, — сказал Тербер, наблюдая за Розой.
Ей помогала еще одна девушка, но, несмотря на это, Роза зашивалась не меньше Чарли, потому что хотела успеть все сразу — и разносить по столикам пиво, и сидеть со своим штаб-сержантом.
— Роза! — гаркнул Тербер. — Не слышишь?
Она сидела с артиллеристами, но, услышав, подошла. На смуглом блудливом личике — если бы слегка раскосые глазки не выдавали тайну расового мезальянса ее родителей, она была бы вылитая португалка — проглядывало некоторое раздражение.
— Ты чего, Тербер?
— Как зовут твоего приятеля?
Она недовольно зыркнула на него.
— А тебе зачем? Тебя не касается.
Тербер откровенно изучал ее пышную грудь. Проследив за его взглядом, Роза сердито вскинула голову и с вызовом уставилась в его светлые серые глаза.
— Он из какой части? — непринужденно спросил Тербер.
— Тебе-то что? Я думала, по делу позвал. Пьяный уже, да? Стойку Чарли обслуживает, понял? Я к бару не касаюсь. — Качнув бедрами, она повернулась и пошла назад к кабинке артиллеристов.
Тербер и Старк, не сговариваясь, одновременно крутанулись на табуретах посмотреть, как она уходит. Ее гладкие голые ноги многообещающе скользили одна об другую под вихрящейся юбкой. Впадинка поясницы с захватывающей дух стремительностью переходила в аппетитную попку, которая, проказливо вихляясь, посылала им на ходу свой привет.
— Боже святый! — благоговейно сказал Старк. — Какая задница!
— Аминь, — меланхолически отозвался Тербер. Поджав губы, он неторопливо провел языком по усам. В нем знакомо закипала мутная пьяная агрессивность, и от ее живительных паров голова прояснялась, как от глубокого вдоха камфоры. И вдруг возникло отчетливое ощущение, что все это когда-то уже было.
— Тебе хорошо? — спросил Старк.
— Еще бы!
— Вот, старик, это и есть настоящая жизнь, — поучительно сказал Старк. — И ни на какую другую я ее не променяю. А ты?
— И я нет… Старк, знаешь, чего тебе не хватает? Ты — техасец, а у техасца нет чувства юмора.
— Почему? У меня чувство юмора есть.
— Есть, конечно. Оно у всех есть. Только у тебя оно не того разлива. Слишком густое. И у тебя всё в кучу — и гордость, и юмор. Без нормального чувства юмора человек, у которого есть гордость, и до тридцати не дотянет — сам себя угробит. А возьми, к примеру, меня. У меня чувство юмора то что надо. И потому я могу заставить тебя сделать что угодно.
— Если сам не захочу, ни хрена ты меня не заставишь, — сказал Старк.
— Ты уверен? — коварно подначивал Тербер. — Хочешь, поспорим?
— А чего, давай!
Хитро усмехаясь, Тербер допил виски. Потом выпрямился и позвал:
— Роза! Э-эй!
Роза, нахмурясь, снова подошла к стойке.
— Разорался. Чего ты от меня опять хочешь?
— Еще глоток виски, малышка. Больше ничего. Плесни мне в стаканчик.
— Чарли проси. Он тебе плеснет.
— Ну его к черту! Хочу, чтобы ты.
— Ладно. Только время на тебя зря трачу. Пиво еще будешь? Принести?
Тербер посмотрел на свою бутылку пива.
— Да, принеси. Это вылей в ведро. Принеси холодного.
— От тебя одни хлопоты. — Роза улыбнулась.
— Ты так думаешь? Роза, а приятеля твоего как зовут?
— Пошел к черту!
— Он из какой части?
— Я сказала, пошел к черту!
— Знаешь, почему я тебя позвал? Чтобы посмотреть, как ты потом пойдешь назад. У тебя, Роза, попка — загляденье.
— Я замужем, — с достоинством сказала Роза, подразумевая, что у нее есть постоянный хахаль. Но было видно, что она польщена.
— Как же все-таки зовут твоего приятеля?
— Дурак! — взорвалась Роза. — Заткнись! Иди к черту!
— Моя фамилия Берни, — пройдя к ним через зал, объявил артиллерист. — Штаб-сержант Айра Берни, восьмой артиллерийский полевой. Еще что-нибудь интересует?
