Пейзаж с парусом - Владимир Николаевич Жуков
Антон чуть откинулся, оперся на локоть, ожидая, чем кончится разговор. То, за чем он явился на берег Древны, отошло, не тревожило, вроде отложенное на поздний срок, и уже не раздражал вид Оболенцева — человека, занятого делом, болеющего за него и потому достойного если не похвалы, то хотя бы снисхождения.
— Бодяга — с тележки снимать, — хмуро, водя сандалией по пеплу кострища, сказал оператор. — Два дерева на фоне — тоже мне движение! Пусть гребут веслами,’ что ли. А, Кирилл? Тут не река, а диво, стоит подальше проехать…
— Ну да, на веслах! — взорвался Оболенцев. — Выплывали расписные… А потом встык пойдут кадры, как самолет взлетает с пороховыми ускорителями. И мне скажут, что я не ощущаю особенностей нашей эпохи, тяну в деревенщину и патриархальщину. Как про сцену на сеновале. И ты еще сам, Макс, добавишь, что я же согласился, что вообще быстро соглашаюсь… Нет моторов, надо с рельсов! Потянем лодки веревкой, а звук моторов подложим потом.
— Ну и подкладывай. Я с тележки снимать не буду.
— Нет, будешь!
— Нет, не буду! — Оператор достал пачку сигарет и наклонился к Антону: — Разрешите прикурить.
Антон увидел два своих отражения в темных стеклах очков, приблизившихся к нему. Ему нравился этот полноватый дядя в голубых шортах, и хотя он не совсем понимал, чего хочет Максим Давыдович, в чем не соглашается с Оболенцевым, но чувствовал себя на его стороне.
— Что… что, если я попробую? С моторами, — сказал он, все еще глядя на свои отражения в темных очках. — Может, заведу?
— А умеете?
— Заведу, так, значит, умею.
— Ну чего ж вы сидите? Ради бога!
— Что? Что? — требовал объяснений Оболенцев, но оператор не ответил, потащил Антона к лодкам.
— Помощь неожиданно пришла со стороны! — шутейно воскликнул летчик. И тотчас взревел его мотоцикл. — Жизнь путников, висевшая на волоске, была вне опасности!
У самого берега Антон обернулся, успел еще схватить взглядом маленькую фигурку в круглом шлеме и два колеса, чуть ли не на метр подпрыгнувшие над краем оврага. «Вот это машина! — с завистью подумал он. — Мне бы такую…»
Моторы, подвешенные к длинным, сколоченным из некрашеных досок лодкам, были старые — с вмятинами на бачках, в толстой коросте грязи и смазки.
Прошлый свой приезд в Пензу Антон с отцом и его напарником ездил на Суру рыбалить, и у отцова напарника тоже был мотор, но только не такой, как эти, — здоровенный, «Москва», и ухоженный, Антон все возился с тем мотором — не потому, что плохо работал, просто нравилась ладная, сильная машина, и теперь, прикасаясь к исшарпанному железу подвесушек, испытывал что-то вроде жалости к ним, мысленно сокрушался, что нельзя их разобрать где-нибудь в сарае, на верстаке, наладить по-хорошему. Он знал: от него ждали не качества, а лишь скорого результата работы, и, пока не принесли из грузовика с дизель-генератором ключи, обтирал мотор тряпкой, незаметно вникая в конструкцию и прикидывая, чем можно помочь.
— Представляете, наняли лодки честь по чести, с хозяевами. Им не только за аренду деньги будут заплачены, но и за присутствие на съемке. Так одного председатель колхоза отправил сено возить, а другой выиграл по лотерее холодильник и вчера до того надрался, что добудиться не могли! Вот, полюбуйтесь, прислали взамен себя специалистов!..
Это сказал Оболенцев. Он сидел на корточках у самой воды и показывал на двух мальцов, с уважением взиравших на Антона из лодки. Одному, непрерывно ковырявшему в носу, подходило лет восемь, другой — в военной фуражке без ремешка — выглядел постарше.
— Случается… — нехотя отозвался Антон. — Дело крестьянское.
Ему было неприятно, что оператор, притащивший его к лодкам, тотчас ушел и теперь рядом все время торчит Оболенцев. Он ведь вызвался помочь всем, а не одному режиссеру, да еще одновременно с заботой, как наладить моторы, пришла мысль и не отпускала: а что, если бросить ветошь и сказать этому чистенькому киноначальнику, что хотел от него, ради чего приехал? И Антон все удерживал себя, убеждал: глупо, несерьезно и глупо. Только когда принесли гаечные ключи, заметил, не оборачиваясь и погрубее, — постарался, чтоб погрубее:
— А что ж своего механика с дизеля не используете? Не хвор и помочь.
— Лихтвагенщика? — переспросил Оболенцев, видимо, называя дизелиста по-своему, по-киношному. — А ведь и верно! Не сообразили. Впрочем, он бы не пошел. Рабочая аристократия! — И засмеялся, как бы прощая себе промашку.
Антон завел первый мотор и, прислушавшись к его всхлипу на последних, скоро оборвавшихся тактах, вывернул свечу и хорошенько почистил ее, а потом и контакты прерывателя. Пущенный снова, мотор взвыл словно бы с двойной силой, волны от винта с пеной заколотились о берег, и Оболенцев вскочил, замахал руками:
— Актеры! Готовы актеры? Съемка!
Но он поспешил, режиссер. Со второй стрекоталкой пришлось повозиться, пока она заработала надежно. Антон поменял моторы, поставил первый на лодку, где предстояло расположиться охотникам и рябому пойнтеру, а сам устроился возле другого, похуже, крепко обхватив ручку румпеля и ожидая, когда Оболенцев скажет трогаться в путь.
У мотора были изрядно сношены кольца, он предполагал, что машина рано или поздно забастует, но все обошлось. Почти два часа лодки носились по Древне — по стрежню и в заводях, подминая плотные листья кувшинок, пролетали под нависшими над водой ветлами, шли навстречу друг другу, и все это время моторы работали безотказно, разве что пришлось подливать смесь в бачки. И уже два раза Максим Давыдович предупреждал, что хватит зря тратить пленку, и Оболенцев наконец согласился, сказал, ладно, считаем, сняли, и актеров отправили разгримировываться, и уже мало народу осталось на берегу, дизель, так тот давно укатил, и рельсы убрали, и тележку, но сам же оператор, отдав камеру помощнику и отправив его восвояси, сказал Антону:
— А мы с вами еще прокатимся. Пейзажики тут можно завтра поснимать.
