Генри Джеймс - Мадонна будущего. Повести
На время всеобщих выборов я уехал за границу. Не знаю, насколько мне удалось там, на континенте, забыть о личности мистера Солтрама, зато я вполне явственно ощутил, как остро мне его недоставало. В чужой, далекой стране, отрекшись и отступившись от него, стараясь выкинуть из головы все с ним связанное, я вдруг сделал открытие, сколь много он для меня значил. Я был в долгу перед ним — да-да, сомневаться не приходилось — за многие благородные идеи и возвышенные представления: я зажег свой крохотный светильник от его дымящегося факела; и мой огонек уже не угасал, продолжая тихонько мерцать. При отблесках этого света я понял и осознал свою потребность в гораздо большем.
Само собой разумеется, миссис Солтрам забрасывала меня письмами, и я, без малейших угрызений совести, не удосуживался их прочитывать, хотя ясно видел, что ей, должно быть, приходится сейчас особенно туго. Отдавая дань благопристойности, я просто-напросто складывал их стопкой, и вот однажды, уже собираясь в обратный путь, занятый поисками в ящике стола нужной мне бумаги, наткнулся на лист, нечаянно выпавший из конверта. Взгляд мой немедленно привлекло знакомое имя. Речь шла о помолвке мисс Энвой с Джорджем Грейвнером; новость была двухмесячной давности. Главный вопрос миссис Солтрам остался, таким образом, без ответа: в постскриптуме она спрашивала меня, что за человек этот мистер Грейвнер.
Вышеозначенный мистер Грейвнер с триумфом возвратился в Клокборо, дабы отстаивать там интересы партии, одержавшей верх по всей стране; и посему я с легким сердцем мог бы адресовать ее к газетам того периода. Но теперь, когда я наконец написал миссис Солтрам, что возвращаюсь домой с намерением разделить с ней бремя накопленных впечатлений при личной встрече, то относительно ее вопроса о мистере Грейвнере предложил ей обратиться непосредственно к мисс Энвой.
VIВсеобщие выборы окончились без моего участия, но с последствиями их, по возвращении в Лондон, приходилось сталкиваться впрямую. Светский сезон обрел дыхание и расправил сложенные было крылья. При новом кабинете министров заметно оживала уверенность в будущем, одним из признаков которой в обществе явилось пробуждение аппетита. Люди снова стали обедать вместе — и вот однажды субботним вечером, у кого-то в гостях, я оказался за одним столом с Джорджем Грейвнером. После того как дамы покинули комнату, я пересел к нему поближе со словами поздравления.
— Ты имеешь в виду мою победу на выборах? — чуть помедлив, уточнил Грейвнер.
Шутки ради я притворился, будто о его торжестве на выборах даже и не подозревал, а разумел успех куда более существенный, если только слухи о его помолвке — не пустая выдумка. Признаюсь, что при этом слегка покраснел, ибо его парламентский триумф и в самом деле на мгновение вылетел у меня из головы. Меня и вправду главным образом занимала предстоящая женитьба Джорджа на моей очаровательной знакомой, и потому его встречный вопрос вызвал у меня чувство некоторой неловкости: я ведь вовсе не собирался в первую очередь интересоваться его сердечными делами. Джорджу следовало бы самому тонкими ходами посвятить меня в это событие, но мне, помнится, подумалось тогда: все его существо целиком и полностью раскрылось в предположении о том, какого рода победу, на мой взгляд, он одержал и мысли о каком завоеванном им месте меня, по его разумению, одолевали. Суть дела мы прояснили без труда; надобно сказать, на этот раз общаться с Джорджем было несравненно проще, нежели в предыдущий, когда мы с ним виделись: воодушевление его, по-видимому, проистекало сразу из двух источников. Он снизошел даже до того, что выразил надежду на мое скорое знакомство с мисс Энвой, которая на днях, вместе с тетушкой, должна была вернуться в Лондон. Леди Коксон у себя в поместье серьезно занемогла, и это обстоятельство задерживало их прибытие. Я заметил, что, по общему мнению, партия обещает быть блестящей. Грейвнер, просияв (похоже, счастье смягчило его и сделало более человечным), со смехом поинтересовался:
— Блестящей для кого — для невесты?
Мне пришлось снова растолковывать свои слова, на что Джордж отозвался:
— Видишь ли, мисс Энвой — американка, хотя ты бы нипочем этого не сказал. Впрочем, — добавил он, — она отличается от большинства английских девушек, даже дочерей толстосумов, привычкой к тому, что кошелек ее всегда набит до отказа. Меня, знаешь ли, это ни в коей мере бы не устроило, но дело решилось благодаря широкой натуре ее папаши. Тут уж, по доброте своей, он не поскупился, и все сладилось преотлично.
По утверждению Грейвнера, мисс Энвой совершенно покорила его старшего брата, а во время их недавнего визита в Колдфилд едва-едва не снискала симпатии у самой леди Мэддок. Из дальнейшего рассказа Джорджа я уяснил, что щедрый заокеанский джентльмен юридически еще не определил суммы приданого, однако преподнес ему внушительный подарок — и, похоже, это были только первые капли будущего золотого дождя.
В пору довольства, как и в пору невзгод, люди перестают мудрить, и вскоре наша беседа приняла такой оборот, что Грейвнер чуть ли не вынудил меня полюбопытствовать из приличия, не перепадет ли, часом, кое-что мисс Энвой и со стороны ее тетушки. В ответ я услышал, что леди Коксон — занятнейшая из чудачек — по рукам и ногам связана завещанием покойного супруга, еще большего оригинала, каковой обременил ее самыми замысловатыми обязательствами, требующими непременного выполнения и вместе с тем содержащими в себе подчас взаимоисключающий смысл. У Коксона насчитывалась целая уйма родственниц — постных старых дев, коих облеченная доверием вдова ни при каких обстоятельствах не должна была обойти вниманием.
— А что, если смысл завещания отнюдь не исключает мисс Энвой из числа наследниц? — предположил я.
Грейвнер, даже и не думая отнекиваться, расхохотался, но тут же, словно спохватившись, не намерен ли я вывести его на чистую воду, холодно обронил:
— Это все вздор. Тут действуют рычаги иного рода.
Спустя две недели, в особняке у леди Коксон, я окончательно разобрался, какого рода рычаги тут задействованы. Грейвнер рекомендовал меня дамам как своего старинного приятеля, и я получил от них любезное приглашение к обеду. Вдове сэра Коксона опять нездоровилось: она удалилась к себе уже в одиннадцатом часу. Я застал мисс Энвой в роли хозяйки дома, с которой она справлялась довольно бойко даже без участия Грейвнера — тем более что его, как назло, задержали парламентские обязанности, о чем он не замедлил известить запиской. Условия заключенного контракта, очевидно, представлялись Джорджу вначале не слишком обременительными, но палата общин оказалась воистину ненасытной и цепко держала его в своих объятьях, наотрез отказывая даже в коротком миге отдохновения. Я поразился тому, как свободно, отважно и весело молодая девушка несет на себе — притом безо всякой опоры — нелегкое бремя, налагаемое обитанием на Риджентс-парк. Едва только мы оправились от взаимного смущения, я постарался протянуть ей руку помощи, дабы поддерживать это бремя на нужной высоте, — от меня не ускользнуло, что мисс Энвой немного растерялась, узнав в посетителе, рекомендованном ее суженым, того самого джентльмена, с которым некогда беседовала о Фрэнке Солтраме. Именно в тот момент я впервые уловил в ней способность сохранять чувство ответственности. Но пусть читатель сам догадается о том, во сколько крат возросло, по моей прикидке, несомое нами совместно бремя, когда служитель возвестил вдруг о прибытии миссис Солтрам. Из первой же фразы, произнесенной вошедшей гостьей, мне стало ясно, что мисс Энвой спешно призвала ее на выручку — восполнить собой зияющий пробел, вызванный отсутствием хозяйки дома.
— Ну что ж, отлично! — бодро воскликнул я. — Придется мне взять ее на себя.
Опасения мои подтвердились незамедлительно. Миссис Солтрам, которую пригласили на обед, да еще пригласили не просто так, а воззвав к ее благосклонности, была многажды миссис Солтрам — и отыгрывалась с лихвой. Я ломал себе голову над вопросом, какими соображениями могла руководствоваться мисс Энвой, решаясь на подобный шаг, но приходил к одному-единственному заключению: Джорджу Грейвнеру повезло не на шутку. Мисс Энвой явно не успела поведать ему о своем визите на Верхнюю Бейкер-стрит, однако завтра-послезавтра непременно опишет имевшее там место происшествие, и вряд ли этот рассказ прибавит хоть каплю к восхищенности Джорджа простодушием, с каким его будущая супруга в данной ситуации направила приглашение особе, подобной миссис Солтрам. Мне подумалось, что я в жизни еще не встречал столь юной представительницы прекрасного пола, которой удавалось бы сочетать неведение с проницательностью, а безоглядность в поступках — с такой скромностью. Убеждение мое только окрепло, когда после обеда, без малейших обиняков, вся лучась торжеством, мисс Энвой весело шепнула мне: