Кнут Гамсун - Круг замкнулся
— Он ударил меня ножом.
— Ну тогда вы, верно, дрались из-за прелестных девушек и своих подружек? Ничего себе причина для смертоубийства и кровопролития на моем корабле. Я не потерплю драк, вы мне так весь корабль разнесете, я вас высажу где-нибудь в шхерах. Короче, пейте и подайте друг другу руки. Готово!
Но инженера не слишком взбодрила эта мизансцена, он приближался к городу и к дому и знал, что его там ожидает: жена возьмет детей и выйдет на пристань встречать его и станет делать вид, будто он ездил по делам, покупал лес для лесопильни, а теперь вот вернулся к своей семье. Они будут стоять и махать еще издали, и жена сможет лишний раз показать, как они с мужем едины. Но, едва переступив порог своего дома, она не скажет ему больше ни слова.
Капитан вышел на палубу. Инженер взял свой внушительный портфель и вышел следом. Взгляд на пристань. Протяжный вздох.
— Меня прямо трясет, — говорит он.
Капитан:
— Ну, не прав ли я, когда говорю: на свете больше не осталось здоровых людей.
Инженер помахал рукой в сторону пристани, но вид у него был такой, будто он скрежещет зубами. Как скверно: он слегка захмелел после капитанского коньяка, а в карманах у него пусто. Между тем на палубе проводят сбор неизвестно на что: сколько-то дает капитан, крестьянин и колесник, добродушно настроенные после выпивки, тоже дают свою долю, а вот он, инженер, должен притворяться, будто в упор ничего не видит: он ищет у себя в портфеле какой-то очень важный документ, уж не потерял ли он его? Капитан замечает это и приходит ему на помощь:
— Вы что-нибудь потеряли?
— Нет, слава Богу, вот оно! — говорит инженер. — А вам большое спасибо за все! — И он протягивает капитану руку. У него мертвые синие глаза, он слегка пьян и очень несчастен. С какой легкостью он давал деньги в былые времена — теперь не то. — Огромное вам спасибо!
— Знаете, что я подумал? — говорит капитан. — Пусть ваша жена с детишками тоже поднимется на борт, а буфетчица накроет стол для нас всех.
Пришла на пристань и Лолла, теперь она делает это каждый вечер. Она стоит и с интересом наблюдает, как белый корабль пристает к берегу и швартуется. На ней пальто с меховым воротником, она стала дамой, ей и в голову не придет стоять в толпе вместе с другими, нет, она стоит поодаль и одна. О, Лолла знает, как себя вести. Поздоровается кто-нибудь, она ответит, но первой ни с кем не здоровается. Дам таможенника Робертсена она и вовсе не видит.
Покинув пристань, она держит путь мимо «Приюта моряка» или где-нибудь поблизости, чтобы встретить Абеля. Она более или менее представляет себе, где он находится, и у нее всегда есть что с ним обсудить. Один Бог знает, сколько зим он протаскал свой серо-коричневый ульстер[5] из Америки, и, если приглядеться, с каждым днем он одет все хуже и хуже, сейчас дело идет к весне, и, когда кончится холодный март, наступит апрель, а за ним и май, Абелю надо обновить гардероб, он уже давным-давно этого не делал. У Лоллы есть свои планы, Абель должен представиться в дирекции и произвести там хорошее впечатление.
— Ах, как славно, что я тебя встретила!
— Тебе чего-нибудь надо?
— Нет, я ходила на пристань, а теперь вот иду домой.
— Ты мой револьвер не брала? — спрашивает он.
— Я? Нет.
— Он исчез.
— Неужели ты думаешь, что я могла войти в твою комнату и взять револьвер?
— Нет. Но он исчез.
— У тебя ведь даже чемодана приличного с замком нет, — говорит Лолла.
Они проходят мимо лавки портного, и Лолла показывает на светлые весенние ткани в витрине. Абель качает головой, глядя на эту роскошь, и говорит:
— В Кентукки у нас только и было то платье, в котором мы ходим.
— Какой ты больше любишь, серый цвет или коричневый?
— Не знаю.
А то, если ты любишь серый, я могла бы прямо сейчас зайти к портному и заказать.
Абель, с облегчением:
— Да-да, зайди.
— У него остались твои размеры, тебе надо будет только сходить на примерку.
— Ладно. Знаешь, я в жизни не видел такой красивой серой ткани. Но дело не в этом: Алекс уехал.
— Я знаю.
— Бросил семью и дом.
— Но ведь семья-то не твоя, — коротко отвечает Лолла.
— Они в долгу за этот дом, и теперь он поступит в продажу.
— Так дом ведь тоже не твой.
— Конечно, не мой, ты права. Не знаю, как ты к этому отнесешься, но мне пришлось внести деньги за этот дом.
— Что-о-о?
— Ну а как я еще мог поступить? Дома у них нет, жить им не на что. Алекс куда-то скрылся и денег не шлет.
Лолла:
— Не пойму, при чем здесь все-таки ты?
— Ни при чем.
— Они превратили тебя в дойную корову.
Абель промолчал.
— Ты хоть получил документы, что это твой дом?
— Да, — сказал Абель.
— Покажи.
— Можешь и сама догадаться, что я себя обезопасил. За кого ты меня принимаешь?
— А ну, покажи, у тебя документ при себе?
— Мне надо только сходить и забрать его. Он уже оформлен.
— Я слышала, что подобные документы надо официально засвидетельствовать в суде. Кстати, кто его оформлял?
— Действительно, кто ж это был? Но бумаги, разумеется, в полном порядке.
— Ты ведь должен знать, кто составлял документ.
— Конечно. Это был Клеменс, молодой Клеменс. Фу, вот уж не думал, что ты такая дотошная.
— Молодой Клеменс, — повторила Лолла. — Ну, этот не много значит.
— Не много? Он ведь сын помощника судьи, и вообще.
— Да, приличная фамилия и приличный человек. Но тем не менее.
— Он говорил, ему поручили вести большое дело.
Лолла, тем же тоном:
— Он просто хочет уговорить «Пистлейю» взять свой иск обратно. Я что-то не слышала, чтоб он вел еще какой-нибудь процесс.
Абель, обрадовавшись случаю:
— Ты как будто недолюбливаешь Клеменса?
— Недолюбливаю? Я у них служила, они добры с теми, кто у них работает. Лолла, будь так любезна, всегда говорила фру. А с ним я вообще никаких дел не имела. Напротив, я однажды попросила его мне кое в чем помочь, так он отказался.
— И поэтому ты зла на него?
— Да нет, зла я не держу. Хотя мне кажется, он мог бы узнавать меня на улице. Жена всегда мне кивает, а он никогда. А я ведь у них служила. Так вот, Абель, пока ты ходишь за документами, я схожу к портному.
Но Абель решительно не мог понять, как ему посвятить молодого Клеменса в свое дело. Раз тот не дает деньги под залог недвижимости и не вкладывает их в дома с участком. Это не по его части. И Лили первая удивится такой затее, да и Алексу придется вынырнуть из своего укрытия и приехать, чтобы подписать документ.
Словом, все было так сложно, что он решил вообще не ходить к молодому Клеменсу.
XII
Хотя он справил себе новое платье и разнаряженный ходил по городу, это ровным счетом ни к чему не привело. Лолла, видно, просчиталась, его так и не пригласили в дирекцию. Разумеется, Абель выглядел очень хорошо, но чего ради ему хорошо выглядеть? Он был не из тех, кто бережет свою одежду, лето проходило, и светло-серый цвет не везде оставался светло-серым, и даже просто серым он был не везде. А тут настала осень, и ему понадобилась другая одежда, и он снова перелез в свое серо-коричневое пальто из Америки. Сойдет и так. Как идет все. Только порой идет наперекосяк.
Лолла начала тревожиться состоянием его текущего счета, там складывалась напряженная ситуация. Не сказать, что Абель полностью прожился, да и сам он не проявлял ни малейшего беспокойства, но у Лоллы возникали всякие мысли. Вот, например, он год за годом снимает комнату в «Приюте моряка», это ежедневные расходы, а ведь мог бы жить гораздо дешевле у нее в доме. Потом что это за идея такая — спасать дом для Алекса и Лили?
— Ну, как дела, Абель? Хорошо?
— Да, хорошо.
— Но тебе приходится платить за комнату, а зарабатывать ты ничего не зарабатываешь.
— Не зарабатываю.
— Как же дальше-то будет?
Абель:
— Если меня что и огорчает, так это костюмы, на которые ты подбила меня осенью и весной. Для меня они слишком дороги.
— Ну, это ты не серьезно. Одеваться должны все.
— В Кентукки мы не получали счетов от портного.
— Ты был бы вполне красивый мужчина, если бы хоть немного больше следил за собой, — сказала Лолла и покраснела. — У тебя глаза теплые.
Абель поморщился и сказал, что последний раз в жизни заказывает себе такую роскошную одежду. Да еще кто-то сыграл с ним недобрую шутку и стащил у него револьвер. Он, конечно, может завести себе другой, но это и будет другой, а из того револьвера была убита Анджела. Тут он вспомнил, что ему следовало бы послать денег Лоуренсу, тому, что сидит там, в Америке.
— А ты разве еще не послал?
— Нет, послал.
— И сколько?
— Не знаю, ему надо было послать много.
