Григорий Белых - Дом веселых нищих
— Это почему? — спросила бабушка.
— Потому что расчет взял.
Бабушка окаменела. Ложку выронила из рук.
— Батюшки! Да ты сдурел, окаянный!
Но дед, обычно кроткий, вдруг бросил есть и так поглядел на бабушку, что она замолчала.
— Служил через силу. Не моя работа, — сказал дед мрачно. — Буду тележку возить, камни ворочать, да никто не посмеет холуем обозвать.
— Откажут мне теперь, — сказала мать тихо.
— Пускай, — буркнул Роман, а про себя подумал: «Ни котлеток, ни лапок ихних не надо».
КОНЕЦ ФАРАОНОВ
ПРОИСШЕСТВИЕ У КИНЕМАТОГРАФА
Падал мягкий ленивый снежок. Было тепло. На узкой, как щель, Садовой улице толкались извозчики, автомобили и трамваи, бежали торопливо прохожие. Был шумный вечерний час, когда город начинал развлекаться.
Роман, Женька и Пеца прошли площадь Сенного рынка. Вдали замелькали два круглых фонаря кинематографа. Прибавили шагу.
И вот, когда кинематограф был уже почти рядом, на улице что-то случилось. Прохожие вдруг замедлили свой бег, кто-то остановился, с тревогой поглядывая в сторону рынка и указывая туда рукой. Бешено мчавшийся лихач на всем скаку осадил лошадь. Сидевший в пролетке господин в шляпе поднялся и через голову извозчика стал смотреть вперед. Ехавший трамвай захлебнулся звоном и, рыча тормозами, встал. За ним немедленно остановился другой. Кто-то испуганно спросил:
— Что случилось?
— Раздавили, наверное, кого.
Но, заглушая слова, совсем близко зазвенело разбитое стекло.
Городовой, стоявший на углу Гороховой, заметался, кинулся, было на шум, потом остановился и вдруг, отчаянно засвистав, бросился в противоположную сторону по Гороховой улице.
А по тротуару и мостовой, громко и невнятно галдя, побежали люди. Опять где-то рядом треснуло и зазвенело стекло. На тротуаре около больших витрин кафе-ресторана быстро выросла толпа. Она сперва покрыла всю панель, потом сползла на мостовую, растянулась на всю улицу, останавливая на пути извозчиков, автомобили, трамваи. Все что-то кричали. Рядом с Романом скуластый мужчина в рваном зимнем пальто надрывался:
— Бе-ей! Бе-ей!
Роман видел, как над толпой, освещенный ярким светом витрин вырос человек. Человек замахал руками и, что-то хрипло прокричав, исчез. Большое зеркальное стекло, за которым виднелись столики и люди, сидевшие за ними, вдруг треснуло, сверкнуло, как молния, тысячью ослепительных зигзагов и грузно, со звоном осело на мостовую. Из образовавшейся дыры густо пошел пар, и в пару заметались сидевшие за столиками люди.
— Бьют! — взвизгнул Пеца. Толпа залила уже всю улицу. Вдали над головами взметнулся флаг, и несколько голосов сперва тихо, потом все громче запели:
Отречемся от старого мира,Отряхнем его прах с наших ног
Толпа заколыхалась и тихо двинулась вперед по улице, увлекая за собой и ребят. И уже на всю улицу гремело подхваченное всеми:
Вставай, поднимайся, рабочий народ!Иди на врага, люд голодный!Раздайся клич мести народной…
Ребят понесло мимо кафе с разбитыми стеклами, в котором испуганные официанты гасили свет и поспешно закрывали ставнями окна.
Толпа стремительно двигалась вперед. Роман, забыв про все, шел вместе с толпой.
Роман вспомнил рассказы Кольки о девятьсот пятом годе, о забастовках рабочих, вспомнил картинку из какого-то журнала, на которой точно так же, как сейчас, шли люди с флагами.
Женька испуганно глядел по сторонам и все пытался выскочить из толпы. Он трусил.
— В кинематограф опоздаем. Вылезайте! — закричал он наконец.
Тогда ребята кинулись наперерез толпе, стараясь выбраться на панель. Но толпа вдруг останов вилась. Минуту все толкались в нерешительности на месте, потом сперва медленно, а затем быстрее и быстрее все попятились назад. Впереди тревожно закричали:
— Спасайся! Фараоны!
Люди шарахнулись в разные стороны. Улица сразу опустела. Ребята растерянно остановились посреди дороги, поглядывая на редкие фигуры демонстрантов, бежавших мимо. Мужчина в тяжелом ватном пальто, увидев мальчишек, грубо толкнул их на панель.
— В подворотню, пащенки! — закричал он, толкая их в калитку. — Марш в подворотню!
В подворотне было много народу. Все стояли, молча прислушиваясь.
Вот вдали послышался дробный стрекот. Топот быстро разрастался и скоро перешел в оглушительный треск. А через минуту мимо ворот, выбивая из камней голубые искры, с грохотом промчался отряд конных городовых.
— Господи! Господи! — прошептал кто-то из стоявших рядом с Романом. — Всех бы передавили!
Роман взглянул на своего спасителя. Мужчина стоял, вытирая лицо платком, и, злорадно улыбаясь, бормотал:
— Проехали, проклятые!
Снова на улице стало тихо и покойно, как будто ничего не случилось. Поползли трамваи, побежали люди. Только в кинематограф ребята не попали — было уже поздно.
На другое утро дед в праздничной рубахе ходил по квартире.
— Ведь это разве мыслимое дело, чтоб царя сразу скинуть. С ума спятили, с флагами ходят, чума их забери.
Сестры не было, она ушла в город глядеть, гулять. Мать пошла было на рынок, но скоро вернулась, ругаясь. Все магазины и рынки были закрыты.
— А как же в школу? — спросил Роман.
— Нет сегодня школы. Распустили вас.
Быстро одевшись, Роман выскочил на двор. День был морозный, солнечный. Во дворе было не по-обычному тихо и пустынно. Кузница была заперта большим висячим замком, закрыты были и мастерские. Двор словно вымер. Зато с улицы доносился непонятный, тревожный гул.
Почти у самых ворот Романа догнал Иська.
Старый знакомый проспект с желтыми зданиями казарм и пустынным церковным садом, где только голодные вороны перекликались между собой, проспект, где знакома каждая тумба, сегодня был неузнаваем. Люди, веселые и праздные, толкались на тротуарах, густо, как сельди, шли по мостовой, стояли на трамвайных путях. Трамваи не ходили, не видно было и извозчиков. Только изредка, расхлестывая по сторонам толпу, урча, проносились грузовики, наполненные солдатами с развевающимися красными флагами.
Солдаты кричали «ура». Им отвечала улица, и рев катился вслед за автомобилями, то обгоняя их, то отставая.
— На Невский идем! — крикнул Иська. — Там митинги.
Ребята выскочили на Садовую и пошли посередине дороги. Все тоже направлялись к Невскому. Иногда люди останавливались кучками у расклеенных на стенах плакатов и читали громко вслух:
«ГРАЖДАНЕ СВОБОДНОЙ РОССИИ!..»
Всю дорогу Иська непрерывно говорил о революции и о том, что теперь без царя будет лучше жить и свободнее.
— Вот теперь будут правительство выбирать, которое от народа будет, — говорил Иська. — Скоро по фабрикам и везде будут выборы.
— А здорово это, как царя сразу скувырнули, — вставил Роман, но Иська только улыбнулся.
— Сразу, говоришь? Нет, брат, не сразу. А сколько сидит по тюрьмам и в Сибирь сослано! Революцию давно хотели устроить, да все не выходило. А теперь скоро и войне конец. У нас на фабрике только об этом и говорят. Война всем надоела, да она и не нужна никому, кроме буржуев.
Иська так уверенно рассуждал обо всем, что Роману стало обидно, почему он не на фабрике. Иська словно угадал его мысль.
— Жалко, что ты не на фабрике, — сказал он, — а то тоже был бы пролетарием. Ну, да еще будешь.
Ребята подошли к Невскому и остановились. Дальше не пускали. Во всю ширину Садовой улицы стояли цепью солдаты, заграждая дорогу. Перед цепью бегал молоденький офицер и то кричал на толпу грозным баском, то упрашивал:
— Граждане, прошу! Подайтесь назад, прошу вас…
В толпе смеялись. Солдаты добродушно улыбались. На штыках их винтовок были привязаны алые бантики.
Чтобы попасть на Невский, ребята пробежали по Банковскому переулку. На набережной канала группа солдат и штатских окружила двух офицеров.
— Не смеете! — визжал усатый офицер и крепко держался за шашку. Шашку тянул солдат в папахе набекрень и в распахнутой шинели.
— Сымай, ваше благородие, сымай, — говорил солдат, ухмыляясь. — Все одно отберут.
Мимо ребят прошла толпа демонстрантов с флагом и пением. Впереди толпы шел мужчина в котелке — худой, с длинной жилистой шеей — и особенно отчаянно пел:
Царь-вампир из тебя тянет жилы,Царь-вампир пьет народную кровь.
Невольно Роману показалось, что именно из этого человека больше всего жил и крови вытянул царь-вампир.
Нахлынувшая толпа завертела Романа. Когда он оглянулся, Иськи уже не было. Иська потерялся.
Роман наугад пошел по улице, жадно следя за всем происходящим. У Владимирской услышал звуки марша. Невский пересекала стройная колонна солдат. Перед оркестром несли знамена. Оглушающее «ура» не смолкало все время, пока шли солдаты. И опять Роман заметил, что штыки винтовок были украшены алыми бантиками. Как будто капельки крови застыли на них.
