Акутагава Рюноскэ - Избранное

Вскоре он остановился там, где еще никто не перепрыгивал через реку. Ширина потока достигала здесь три дзё[136]. Вода, потеряв скорость течения, спокойно стояла в берегах, меж камнями и песком. Он подумал немного, глядя на воду, затем отступил на несколько шагов и, разбежавшись, полетел через реку, как камень из пращи. На этот раз удача не сопутствовала ему — он рухнул в воду, подняв тучу брызг.

Это случилось недалеко от того места, где стояла толпа, и его падение было сразу замечено. «Так ему и надо!» — злорадно хохотали одни. Другие тоже насмехались над ним, но в их возгласах все же звучало больше сочувствия; и среди них был тот юноша, который гордился красотой своего изысканного яшмового ожерелья и драгоценного обруча. Все они могли бы выказать симпатию неудачнику, как выказывают ее нередко слабому. Но мгновение спустя они снова умолкли — умолкли, затаив враждебность.

Потому что, мокрый, как мышь, он выполз на берег и упорно намеревался перепрыгнуть реку в том же месте. И не только намеревался. Без всякого труда он взлетел над прозрачной водой и с шумом шлепнулся на берег, подняв тучу песка. Это было чересчур печально, чтобы вызвать их смех. И, конечно, с их стороны не послышалось ни хлопков, ни возгласов одобрения.

Отряхнув с ног и рук песок, он поднялся, весь мокрый, и посмотрел в их сторону. А они уже весело спешили к верховью реки,— видно, прыгать через реку им надоело, и теперь они устремились к какому-то новому развлечению. Но он не потерял радостного расположения духа. Да и не должен был потерять. Потому что до сих пор не понял еще, что не нравится им. Он был не от мира сего, одним из тех сильных людей, на которых снизошло небесное благословение. И поэтому, увидев, что приятели его идут к верховью реки, он, заслоняясь ладонью от палящего солнца, упорно зашагал следом за ними, и вода капала с его одежды на песок.

Между тем парни затеяли новую игру: они поднимали и бросали камни, разбросанные в жарком мареве на речном берегу. Камни были разные: и величиной с быка, и величиной с барана. Каждый, хвастаясь своей силой, старался ухватить камень побольше. Но только некоторые из них, самые сильные, могли с легкостью поднять с песка такую глыбу. И все свелось, естественно, к состязанию этих двух силачей. Они легко орудовали большими камнями. Особенно отличался низкорослый парень с кабаньей шеей и лицом, заросшим волосами, одетый в сидзури, разрисованное красно-белыми треугольниками. Засучив рукава, он с легкостью поднимал глыбы, которые никто не мог сдвинуть с места. Обступив его, все не переставали громко восхищаться его недюжинной силой, он же в ответ на их похвалу старался поднять глыбу побольше.

Безобразный юноша подошел прямо к тем, кто состязался в силе.

Некоторое время он молча наблюдал за потугами силачей. Потом, засучив мокрые рукава и расправив широкие плечи, пошел вразвалку, как медведь из берлоги, прямо к ним,— видно, ему захотелось похвалиться своей силой,— обхватил руками огромную глыбу и без всякого усилия взвалил ее себе на плечо.

Однако все, как и прежде, были к нему равнодушны. Только низкорослый парень с кабаньей шеей, увидев сильного соперника, искоса бросал на него завистливые взгляды. А Сусаноо тем временем, подкинув камень на плечо, тотчас сбросил его на песок, туда, где не было людей. Тогда парень с кабаньей шеей с быстротою голодного тигра подскочил к брошенному камню, вмиг подхватил его и поднял над плечом так же легко и быстро, как соперник.

Было ясно, что эти двое гораздо сильнее всех остальных, и парни, которые до сих пор похвалялись своей силой, уныло переглядываясь, вынуждены были отойти к толпящимся вокруг зевакам. A этим двоим, хоть и не питавшим друг к другу особой вражды, предстояло меряться силой до тех пор, покуда один не сдастся. Поняв это, зрители еще громче принялись подбадривать парня с кабаньей шеей, когда он бросил наземь поднятый с земли камень, и повернулись к промокшему парню,— их не интересовало, кто победит, в их злобных глазах можно было прочесть одну лишь ненависть. А он по-прежнему спокойно поплевал на ладони и направился к еще большему камню. Обхватил его руками, глубоко вздохнул и одним рывком поднял до живота. Потом так же быстро взвалил на плечо. Но бросать не стал, а глазами подозвал парня с кабаньей шеей и, мягко улыбнувшись, сказал:

— Возьми!

Парень с кабаньей шеей стоял поодаль, покусывая ус и насмешливо глядя на Сусаноо.

— Ладно,— ответил он и, подскочив к сопернику, принял камень на свое крутое, как холм, плечо. Затем сделал несколько шагов, поднес камень до уровня глаз и изо всех сил швырнул наземь. Камень тяжело рухнул, подняв тучу серебристого песка. Зеваки, как и прежде, одобрительно закричали, но не успели утихнуть их голоса, как парень с кабаньей шеей ухватил еще больший камень, лежавший в прибрежном песке,— он жаждал победы.

Еще несколько раз показали они свою силу, но чувствовалось, что оба очень устали. С их лиц, рук и ног градом катился пот. А на одежде невозможно было различить ни красного, ни черного цвета,— она вся была залеплена песком. Однако, тяжело дыша, парни поднимали камень за камнем, и все понимали, что они не перестанут состязаться, пока один из них не упадет без сил.

По мере того как росла их усталость, рос и интерес зевак к состязанию. Они были так же безжалостны и жестоки, как на боях петухов или собак. От сильного возбуждения они забыли о своей симпатии к парню с кабаньей шеей. Они подбадривали одобрительным ревом обоих соперников, ревом, который может лишить разума любое существо,— ревом, побуждавшим на бессмысленное кровопролитие бесчисленное множество петухов, собак и людей.

И, конечно же, этот рев действовал на соперников. Они злобно глядели друг на друга налитыми кровью глазами. А парень с кабаньей шеей даже не скрывал своей ненависти к сопернику. Камни, которые он бросал, так часто падали прямо у ног безобразного юноши, что вряд ли это можно было считать случайностью, но тот, забыв об опасности, был весь поглощен приближающейся развязкой.

Увернувшись от брошенного противником камня, он стал раскачивать огромную, как бык, каменную глыбу. Она лежала наискось поперек реки, и весенний бурлящий поток омывал ее тысячелетний мох. Такую глыбу нелегко было бы поднять и самому первому силачу в Стране Высокого неба — Тадзикарао-но микото[137], однако безобразный юноша обхватил обеими руками глубоко сидящий в реке камень и, упершись коленом в песок, выдернул его из воды.

Увидев такую его силу, толпившиеся вокруг зеваки словно бы опешили. Они не спускали глаз со стоявшего на одном колене человека. Руки его обхватили огромный камень — такой камень могла сдвинуть с места лишь тысяча человек. Некоторое время силач оставался неподвижен. Но по тому, как пот катился с его ног и рук, было видно, каких усилий это ему стоило. Тогда из притихшей толпы вновь вырвался вопль. Нет, не подбадривающий возглас, а вопль изумления, невольно вырвавшийся из глоток. Потому что силач, подставив под глыбу плечо, стал медленно подниматься с колена, а глыба стала медленно отделяться от песка. И когда из толпы вырвался крик одобрения, он уже величественно стоял среди разбросанных по речному лугу камней, словно бог грохочущих недр Цутиикадзути, вышедший из разверзшейся земли. Спутанные волосы, выбившиеся из прически «мидзура»[138], падали ему на лоб, а на плече он держал огромную глыбу.

С глыбой на плече он отступил на несколько шагов от берега и прохрипел сквозь стиснутые зубы:

— Ну-ка, теперь ты возьми!

Парень с кабаньей шеей стоял в нерешительности. На какой-то миг его грозная фигура сникла. Но подавленность сразу же сменилась отчаянной решимостью.

— Ладно,— огрызнулся он и, расставив огромные руки, приготовился принять камень на свои плечи.

Камень стал передвигаться на плечи парня с кабаньей шеей, он переваливался медленно, как движется гряда облаков, и с такой же неумолимой жестокостью. Багровый от натуги, обнажив, как волк, клыки, парень пытался удержать на плечах навалившуюся на него глыбу. Но под ее тяжестью согнулся, как древко флага под сильным ветром, и сразу стало видно, что лицо, кроме той половины, что заросла волосами, покрылось смертельной бледностью. И с бледного лица под ноги, на ослепительный песок, стали падать частые капли пота. Теперь каменная глыба медленно и упорно клонила его к земле. Держа камень обеими руками, он старался изо всех сил устоять на ногах. Но камень неумолимо давил на него, как судьба. Тело его согнулось, голова повисла, и он стал похож на краба, придавленного галькой. Люди мрачно наблюдали за этой трагедией. Трудно было спасти его. И безобразный парень вряд ли смог бы теперь снять со спины соперника огромный камень. На его невзрачном лице отражался то страх, то смятение, но ему ничего но оставалось, как молча смотреть пустыми глазами на соперника.