Kniga-Online.club
» » » » Станислав Китайский - В начале жатвы. Повести и рассказы

Станислав Китайский - В начале жатвы. Повести и рассказы

Читать бесплатно Станислав Китайский - В начале жатвы. Повести и рассказы. Жанр: Классическая проза издательство -, год 2004. Так же читаем полные версии (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте kniga-online.club или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Перейти на страницу:

— Ничего ты про меня знать не можешь, — сказал Колюхов весовщику, — я и сам-то про себя мало знаю.

— Здрасьте! Женихался ты с матерью? Женихался. Продал ее как последний Иуда, за тридцать сребреников? Продал. Вот так. Понял?

— Это она говорила?

— Это все знают... До чего же гад был! Хорошо, что не досталась она тебе, хоть немного, да пожила. Заморил бы, как вон Тугин свою. Знаешь Тугина? Михайла Александровича?

— Тугин в кулаках не ходил.

Одна порода! В колхоз так и не вступил. Остался без земли, без ничего, а в артель не пошел. Истопником в школу устроился. Потом завхозом стал. Шапчонка на нем — в музее не сыщешь, телогрейка в заплатах, ржавый гвоздь на дороге найдет, в дом тащит. Старухе, — мы ж через забор жили, поесть жалел. Понял? Выглянет Степановна, увидит меня, просит: погляди-ка, не идет там мой, я себе хоть яйцо сварю. Понял? Так и загнал ее голодом на тот свет. И сам сдох от язвы желудка. А денег больше ста тысяч осталось. Понял? Приехали на похороны все три дочери, сын Колька. Стали делить — дерутся, ругаются, каждую тряпку пополам! Шакалы и шакалы. Сам не пожил, никому не дал пожить, и после смерти своей перессорил всех. Во — какой! Все вы такие — кулачье...

— Чего крысишься? Постарше тебя как-никак... На хвост я тебе наступил? Занимайся своим делом.

— Не скрыпи. Это я так... Вообще. Понял? За мать обидно, что шпыняли ее такие вот. Даже Филиппушка-Комбед и тот...

— Филиппушка здесь и вовсе ни при чем.

— Ну да! Тоже дух тот еще! Он же сватался к матери после первой жены. Сама рассказывала.

— Нужен он ей...

— То и оно. Погнала она его. А когда отца не стало, отыгрывался. Понял? Настырный был. На каждом собрании в грудь себя колотил, выкорчевать вражеское семя грозился. Ей больше других доставалось. Тужурку надраит, усы тараканьи выставит — герой! А сам работу все полегче искал: караульным где-нибудь, сторожем полевым, чтоб ребятишки колосков не воровали. Меня раз нагайкой вытянул по спине, шкура слезла. Понял? А в войну, точно, в войну, каким-то помощником агента заделался, займы выколачивал, за налоги описывал. Прихожу как-то с работы, смотрю, около нашей избы подвода со всякими подушками. Наши на самом верху — описали, значит. Я и в избу. Там крик, вой. Ребятишки за материн подол уцепились, орут. Мать плачет, на коленях стоит перед Филиппушкой. Понял? А тот орет: потаскуха кулацкая! Советскую власть заморить хочешь? Ну тут я ему и врезал за потаскуху. Понятно, схлопотал срок. Судили показательным здесь, в Сычовке. Чтоб другим неповадно было. Понял? Он все хотел, чтоб и ее посадили — поливал такой грязью! — но срок суд дает, а суд разобрался. От Филиппушки и услышал про тебя, а потом уж мать рассказала. Понял? Вот какая шкура.

— М-да... Тяжелое время было.

— При чем тут время? Время! Дали власть подлюге, вот и... Война к концу, на селе мужиков уже совсем нету. Вот и наверстывал... Мало ли гадов!..

Воспоминания утомили весовщика, он поднялся, пошел к стойке весов, что-то покрутил там, пописал в тетрадке, посмотрел на дорогу — не видно ли машин, и уже без прежней охоты подсел опять к Колюхову.

— Нету твоего Петра. Очередь, наверное, на элеваторе. Надо было с кем другим ехать.

— Кто чужой станет возить по Парфеновой? Не знаешь, где живут, сразу не найдешь. Подожду уж.

— Да уж, свой своему поневоле друг, — сказал весовщик, думая о чем-то своем, должно быть, вспоминая нелегкую судьбу. — Родня не выручит, никто не выручит. Понял?

— Тяжело, значит, без отца было?

— А то легко? Попробуй-ка одной с тремя пацанами, да без меня еще! Никому тогда легко не было, а ей совсем... Кто на фронте погиб, у того семья меньше бедствовала: пособия там, налоги поменьше... А вот такие, как ты, почему остались? —вдруг взъелся весовщик. — Сослали их! Хуже им сделали! Небось твои дети лепешек из лебеды не жрали?! Сам вон как боров! А моя мать в щепку изработалась. Понял? Вот такая болезнь и была: изработалась! Понял? Упадет после работы на топчан, отлежится мало-мало и опять на работу. А на трудодень по сто грамм зерна. Понял?

— Чего заладил: понял, понял? Все давно понял. Я ни у кого куска не отнимал. Мне побольше доставалось, не жалуюсь.

— И поделом! Будь-ка в деревне такие, как ты, всех бы извели, иуды. А без вас вот выжили! Понял? Ты за кровопийство получил свое. А туда же!

— Иди-ка ты от меня! Пристал смолой к заднице...

— А не равняйся, понял?

— Да на кой мне равняться! Только и ты меня не цапай. Умник. Как ни прожил, свою жизнь прожил, не чужую. Дела до этого никому нет. Что сварил, то и хлебаю. На себя смотри, на меня нечего.

— Ага! Заговорило кулацкое нутро! Чего же прикидывался исусиком: все понимаю, все прощаю... Сам так и вцепился бы в горло. Хитрозадый больно!

— Да отстанешь ты?

— Нет уж, какие вы были, такие и остались, что ты, что Филиппушка — только дай вам волю! Прожили по триста лет — и даром! А тех, кто из вас сделать людей хотел, тех нету. Понял? Золото сразу тонет, а дерьмо силком не утопишь.

— Ты хорош. Не видно что-то в тебе человека того.

У весовщика заело с ответом, а тут одна за другой сразу подошло несколько машин, и он, выматерившись, сорвался с места встречать их.

Машины были доверху кузовов, нарощенных тесинами, груженные литым желтым зерном, и платформа весов под ними ходила ходуном и тяжело прогибалась. Шоферы выскакивали из кабин веселые, загорелые, с закатанными рукавами клетчатых рубашек, с открытыми солнцу и ветерку запазухами, жадно пили воду из цинкового бачка в тени, громко перешучивались меж собой, дружно подзадоривали Родинова и всем видом своим и поведением показывали, что привычная работа сегодня праздник для них. Это были люди не местные, жатва позвала их сюда с городских улиц, где, должно быть, возили они в кузовах своих грузовиков разные железяки, ящики, черно-пыльные горки угля, и теперешний груз — живое пахучее зерно — приятно волновал их. Да и чье сердце не вздрогнет, не захлебнется радостью - при виде такого обилия хлеба? Будь ты и пуще того горожанином, отродясь не сеявшим и не жавшим, а увидишь вороха пшеницы, что египетскими пирамидами возвышаются на полевых токах, услышишь, как туго льется в деревянный короб машины ее тускло-золотой поток, поймаешь запах хлебной пыльцы, пряный, щекочущий ноздри, — и проснется в тебе затерянный в поколениях хлебороб, для которого свежее зерно во всех отношениях дороже кирпичного из булочной хлеба. Большое это счастье для народа — богатая жатва!

Шофера окликали и Колюхова, но он теперь не отвечал на их шутки, не улыбался, как давеча, скользил взглядом по машинам, по лицам, следил, как лихо раздавал им Родинов розовые квитанции, — наверное, потому розовые, что первый хлеб посылали поля государству, — и выбирал, с кем же из них уехать на станцию.

Но тут подкатил порожняком Петро. В нечесаное смолье волос понабилось мякины, на рябом лице кривыми мутными дорожками стекал пот, и оттого зубы казались особенно белыми и плотными. Он коротко посетовал на скоропалительный отъезд Федора Андреевича, велел садиться в кабину вместе с чемоданом — места хватит — и пошел отдавать весовщику обратные квитанции.

Колюхову было слышно, как Родинов спросил, зачем они вообще пригласили «этого», то есть его, Колюхова, сюда в Сычовку, на что Петро состроил ответ из двух пунктов:

— Во-первых, захотел человек и приехал, во-вторых — тебе до этого дела нету, приглашать — не приглашать, с тобой никто советоваться не будет.

— Да я так, по-хорошему. Уезжает-то быстренько.

— Опять же не твоя печаль. Для всякой ты дыры затычка, пора бы уже мужиком быть. Подмел бы лучше весовую, людей стыдно.

— А ты не учи, учитель.

— Не научи таких да пусти по миру — хрен, не кусочки.

Не слушая, что ответит весовщик, Петро пошел к бачку, неторопливо попил, вытер тыльной стороной ладони губы и вернулся к машине. Уважительно, как возница мерина, похлопал рукой по радиатору, посидел минутку, сгорбившись над баранкой, будто набираясь решимости, вздохнул, спросил:

— Что ж, поедем, Федор Андреевич? — и мягко взял с места.

— С Катей не хочешь попрощаться?

— Надо бы, да она, поди, на работе?

— Какая сейчас работа для баб? Это кто на ферме. Остальные больше по лесу шурстят. Катюха с детьми тоже подались за брусникой. Зайдем, может, вернулась?

Петро тормознул у ворот ладной, недавно обшитой «в елочку» избы, брякнул щеколдой — заперто, нет никого.

— Зайдем, посмотришь, как живу.

— Чего заходить? Поедем. Живешь ты ладно, по воротам вижу. И хозяйка у тебя молодец!

— Плохих не держим, — улыбнулся Петро. — А то зайдем?

— В рейс опоздаешь. Вон солнце скоро сядет.

— Теперь для нас лишь бы дождя не было — на все ночи работы хватит, — сказал Петро, но, посмотрев на низкое солнце, подумал, наверное, что неловко вводить позднего гостя в избу на чужом селе, и сел за баранку.

Перейти на страницу:

Станислав Китайский читать все книги автора по порядку

Станислав Китайский - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки kniga-online.club.


В начале жатвы. Повести и рассказы отзывы

Отзывы читателей о книге В начале жатвы. Повести и рассказы, автор: Станислав Китайский. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.


Уважаемые читатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.

  • 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
  • 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
  • 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
  • 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.

Надеемся на Ваше понимание и благоразумие. С уважением, администратор kniga-online.


Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*
Подтвердите что вы не робот:*