Виктор Гюго - Труженики моря
— Теперь мы вышли на чистую воду, но я не был бы рад туману, когда мы были на высоте Минкье.
Американец сказал жителю С<ен->Мало:
— Островитяне лучше знают море, нежели береговые жители.
— Это правда; нас, береговых, оно хлещет вполовину.
— Что это такое Минкье? — продолжал американец. Житель С<ен->Мало отвечал:
— Это прескверные камни.
— Есть тут также Грелеты, — сказал гернсеец.
— Еще бы! — возразил житель С<ен->Мало.
— И Шуасы, — прибавил гернсеец. Житель С<ен->Мало расхохотался.
— Если уж на то пошло, так есть и Дикари.
— И Утки, — вскричал малоец.
— Милостивый государь, — возразил вежливо гернсеец, — у вас на все готов ответ.
— Малойцы зубасты.
Сделав этот ответ, малоец подмигнул глазом.
— Неужели нам надо будет проходить через все эти скалы?
— Нет. Мы их оставили на зюйд-зюйд-весте. Они позади нас.
И гернсеец продолжал:
— Считая большие и малые пороги, Грелеты имеют всего пятьдесят семь вершин.
— А Минкье сорок восемь, — сказал малоец.
Здесь разговор сосредоточился между малойцем и гернсейцем, но в это самое время громовой голос крикнул:
— Ты пьян!
IV
Все оглянулись.
Это капитан закричал на рулевого.
Сьер Клубен никому не говорил «ты».
Такое обращение Клубена с рулевым Тангрулем значило, что капитан был очень рассержен или хотел таким казаться.
Взрыв гнева впору да вовремя снимает ответственность, а иногда и слагает ее на другого.
Капитан, стоя на мостике между двумя тамбурами, сверлил глазами рулевого. Он повторил сквозь зубы: «Пьяница!» Честный Тангруль потупил голову.
Туман между тем распространился. Он занимал теперь почти половину горизонта. Он расползался по всем направлениям вдруг; в тумане есть что-то похожее на каплю масла. Этот туман ширился нечувствительно. Ветер подгонял его не торопясь и без шуму. Он мало-помалу завладел океаном. Он приближался с северо-запада и был перед носом судна. Это был как бы обширный обрывистый берег, подвижный и прозрачный. Он выделялся на море, как стена, не было видно определенной точки, где вода входила под туман и исчезала из-под него.
Точка вступления в туман была еще в какой-нибудь полумиле расстояния. Если бы ветер переменился, то можно было избежать погружения в туман, но ему надо перемениться сейчас же. Пространство в полумиле видимо наполнялось и уменьшалось; «Дюранда» подходила; подходил и туман. Он шел к кораблю, и корабль шел к нему.
Клубен приказал прибавить паров и повернуть к востоку.
Таким образом, несколько времени шли у окраины тумана; но он все подвигался. Однако судно все еще было среди полного солнечного света.
Время терялось в этих движениях, которые с трудом могли иметь успех. Ночь в феврале наступает рано.
Гернсеец рассматривал этот туман. Он сказал малойцам:
— Какой славный туман!
— Сущая нечистота на море, — заметил один из малойцев. Другой малоец прибавил:
— Вот уж это так портит переправу.
Гернсеец подошел к Клубену.
— Капитан Клубен, я боюсь, чтобы нас не настиг туман.
Клубен отвечал:
— Я хотел остаться в С<ен->Мало, но мне советовали отправиться.
— Кто такой?
— Старожилы.
— В самом деле, — сказал гернсеец, — вы были правы, решась отправиться. Кто знает, быть может, завтра будет буря? В эту пору можно ожидать кой-чего и похуже.
Несколько минут спустя «Дюранда» вошла в область тумана.
То была странная минута. Стоявшие позади вдруг перестали видеть бывших впереди. Мягкая серая перегородка разделила судно надвое.
Затем все судно погрузилось в туман. Солнце стало чем-то похожим на большую луну. Вдруг все заскрежетали. Пассажиры и матросы надели свое верхнее платье. Море, почти без зыби, дышало холодной угрозой спокойствия. Кажется, что в этой излишней тишине есть какой-то намек. Все было белесовато и бледно. Черная труба и черный дым боролись с этой мертвенностью, охватившей корабль.
Отклонение к востоку не имело более цели. Капитан опять взял курс на Гернсей и прибавил паров. Гернсейский пассажир, прохаживаясь около камеры, услыхал разговор негра Эмбранкана с его товарищем. Пассажир стал прислушиваться. Негр говорил:
— Сегодня утром, на солнце, мы шли тихо, а теперь, в тумане, идем скоро.
Гернсеец возвратился к сьеру Клубену.
— Капитан Клубен, не в обиду будь сказано; не слишком ли мы прибавляем паров?
— Что делать, сударь? Надо же наверстать время, потерянное этим пьяницей рулевым.
— Это правда, капитан Клубен.
И Клубен прибавил:
— Тороплюсь прийти на место. И в тумане худо; а будет хуже, как застигнет ночь.
Гернсеец возвратился к малойцам и сказал им:
— У нас отличный капитан.
По временам большие хлопья тумана, словно расчесанные, тяжело опускались и скрывали солнце. Затем оно появлялось, бледнее прежнего и как бы больное. Небольшие клочки неба, которые можно было разглядеть, походили на грязные воздушные подзоры старой театральной декорации.
«Дюранда» прошла мимо кутера, бросившего якорь из предосторожности. То был «Шильтил» из Гернсея. Хозяин кутера заметил скорость хода «Дюранды». Ему показалось также, что она была не на настоящей дороге. Ему думалось, что она слишком уклонилась к западу. Этот корабль, шедший на всех парах в тумане, удивил его.
Часа в два туман был так густ, что капитан должен был сойти с мостика и подойти к рулевому. Солнце исчезло; все подернулось туманом. На «Дюранде» была какая-то белая тьма. Не видно было ни солнца, ни моря.
Ветра уже не было.
В кружке со скипидаром, повешенной на кольце под мостиком меж тамбурами, не было заметно ни малейшего дрожания.
Пассажиры умолкли.
Однако парижанин напевал сквозь зубы песню Беранже.
Один из малойцев заговорил с ним.
— Вы из Парижа?
— Да.
— Что поделывают в Париже?
— В Париже все идет навыворот.
— Значит, на земле то же, что на море.
— Это, конечно, прескучный туман.
— Который может бед наделать.
Парижанин вскрикнул:
— Мне кажется, что Бог забыл нас.
Капитан Клубен, подошедший к обоим собеседникам, положил руку на плечо парижанина.
— Тс! — сказал он. — Берегитесь, сударь, ваших слов. Мы на море.
Затем опять уже не сказал ни слова.
Через пять минут гернсеец, который все слышал, прошептал на ухо малойцу:
— И капитан набожный!
Дождя не было, а все продрогли от сырости. Пройденный путь замечался только по усилению неудобств. Казалось, что вступали в область печали. Туман водворяет тишину на океане. Он усыпляет волны и заглушает ветер. В этой тишине храп «Дюранды» имел в себе что-то тревожное и жалобное.
Судов не встречалось более. Если издали, со стороны Гернсея или близ С<ен->Мало, и были какие-нибудь суда на море, вне тумана, то для них «Дюранда», погруженная в мглу, была невидима, и длинная струя дыма, не связанная ни с чем, казалась им черной кометой на белом небе.
Вдруг Клубен крикнул:
— Негодяй! Ты сделал неверный поворот. Ты сделаешь у нас аварии. Тебя следовало бы заковать в цепи. Пошел прочь, пьяница!
И он взялся за скобу.
Пристыженный рулевой уплелся к передним снастям.
Гернсеец сказал:
— Вот мы и спасены.
Пароход мчался с прежней быстротой. Около трех часов туман снизу начал приподниматься и море стало опять видно.
— Это мне не нравится, — сказал гернсеец.
В самом деле, туман может быть приподнят только солнцем или ветром. Солнцем — хорошо; ветром — гадко. Но для солнца было уже слишком поздно. В три часа в феврале солнце слабеет. Возобновление ветра в эту критическую минуту дня маложелательно. Оно бывает часто предвестником урагана.
Однако был ветерок, едва ощутительный.
Клубен цедил сквозь зубы:
— Нельзя терять времени. По милости этого пьяницы мы запоздали.
Впрочем, лицо его было решительно без всякого выражения.
Море было не так спокойно под туманом. В нем можно было разглядеть несколько волн. Ледяные прокаты плавали по воде. Эти хлопья света на волнах тревожат моряков. Они указывают на разрывы, сделанные верхним ветром в высшем слое тумана. Туман приподнимался и опять оседал, гуще прежнего. По временам он был совершенно непроницаем. Корабль был окружен настоящей ледяной горой тумана. Порой раскрывался страшный круг, словно клещи, показывал часть горизонта, потом закрывался опять.
Гернсеец, вооруженный своей подзорной трубой, стоял, как часовой, напереди судна.
Появился просвет и потом исчез.
Гернсеец обернулся, смущенный.
— Капитан Клубен?
— Что такое?
— Мы держим курс прямо на подводные скалы Гануа.
