Виктор Конецкий - Последний рейс
– Человек давно бьется над проблемой солнечно-земных связей, – говорит Валерий Николаевич, – уж больно много нитей тянется к нам от этого светила. Известно ведь, что даже цены на пшеницу на мировом рынке колеблются в соответствии с изменениями солнечной активности. Доказана связь ее с творчеством. Пора уже со всей серьезностью отнестись и к ее влиянию на природные процессы».
Свой первый ледовый прогноз для востока Арктики Купецкий дал в 1969 году на год вперед. В 1980 году он завершил работу над прогнозом ледовой обстановки для всего СМП до 2010 года!
Попрощались скомканно, ибо я торопился.
Много раз за мою морскую жизнь мы встречались с Валерием Николаевичем. Свои письма мне он всегда подписывает «АНГО Купецкий». АНГО – означает арктическая научная группа, оперативная.
(Тогда я, конечно, не знал, что в 1989 году у северных берегов Чукотки разобьются два самолета ледовой разведки Ил-14 и АН-26 Колымско-Индигирского авиаотряда. В первой аварии люди уцелели, во второй – нет. Среди чудом уцелевших окажется Купецкий.
Безучастная немилостьНе была тому винойТехника пообносилась:Вечен с Арктикою бой…
6 июля через четыре минуты после взлета с мыса Шмидта отказал правый, затем левый двигатель, и самолет Ил-14 с полной заправкой упал в лагуне восточнее этого мыса.
Спасло Валерия Николаевича и еще четверых человек лишь искусство командира Ил-14 Ю.Н. Гордиенко, который дотянул до мелководья, скользнул, смягчив удар, и остановился на мели в двухстах метрах от берега лагуны. Экипаж отделался ушибами, кровоподтеками и ранениями. Прилетевший со Шмидта вертолет перевез пострадавших в санчасть аэропорта.
А 19 июля на базу не вернулся Ан-26 – из-за ошибки в счислении и не имея визуального обзора самолет разбился о скалы мыса Кибера около острова Шалаурова и взорвался. Погибло десять человек.
Валерий Николаевич скажет: «Если раньше эта работа без ложной скромности граничила с героизмом, то нынче она приобретает характер самопожертвования…»)
Закончили перегрузку в 14.00, а через полтора часа отошли от борта «Тикси».
Торжественно отгудели «Тикси» два раза.
Рекомендации Штаба: «Найдите теплоход „Охлопков“, а потом ждите ледокол „Капитан Хлебников“».
Юрий Александрович категорически приказал мне спать.
20.09. 15.50. Подошел ледокол «Капитан Хлебников», взял на усы. Усы чрезвычайно длинные, прямо скажем, нестандартные, ибо троса за время навигации очень вытянулись. В силу этого нюанса мы болтались за ледоколом типичной сосиской. Экипаж на «Хлебникове» комсомольско-молодежный. Я этим джигитам говорю:
– Как нам эти длинные ваши сопли-то заводить?
– А как хотите, так и заводите! Суббота. Море на замке. Прямой связи нет.
Юрий Александрович просил подтвердить продолжение рейса без догрузки.
21.09. 10.30. В ноль часов уже 21.09 вышли из перемычки. Уперлись в огромадные ледовые поля – 10 баллов. Легли в дрейф. «Капитан Хлебников» нас бросил и ушел с «Охлопковым» на поводке.
Где-то близко бормочет в эфире злодей «Адмирал Макаров». «Ермака» тоже слышно.
Траверс мыса Северный Айон. Надо же: именно здесь в 1979 году долбанул наш «Колымалес» злодей-адмирал. Да, Рахметову на его гвоздях и не снилась такая ночка, которая выпала тогда нам… Все на круги своя, все на круги своя…
Море вокруг ровно и как-то равнодушно замерзает – тихо замерзает, миролюбиво, желанно, наверное, все-таки и потому умиротворенно.
И вдруг – в пять утра – бах! Будит Юрий Александрович, показывает радиограмму. Привычно зыркаю на подписи: обычно туда сперва надо нос сунуть, а потом уже текст впитывать. В финале радиограмм редко употребляемые слова «ИСПОЛНЕНИЕ ПОДТВЕРДИТЬ» и подпись замначальника пароходства. Приказ: взять в Певеке габаритные тяжеловесы.
– Куда нам их брать? – спрашиваю капитана.
– На палубу и в четвертый номер можно было бы, но вы время отправления посмотрите, – говорит Юрий Александрович.
Смотрю. Отправлена РДО была 19.09 в 18.30 по московскому времени, то есть уже тогда, когда мы из Певека ушли, приплыли сюда, к Северному Айону, и легли в дрейф у сплошных ледовых полей. И получается, нам теперь опять надо возвращаться в Певек, а Колыма-то замерзает на полный ход. Терпеть не могу возвращаться.
Натягиваю штаны и думаю.
– У вас сейчас очень философское выражение лица. Не обидитесь, если скажу, на кого вы сейчас похожи? – спросил Юрий.
– Ну?
– На помполита.
– Юрий Александрович, я вас распустил. Прощаю только потому, что вас скрючило. А вы знаете, что у помпы официальный диплом есть?
– Какой?
– Философский. Да-да, он кончил философский факультет Ленинградского университета. Неужели он вам диплом не показал?
– Нет. Но… Мы все, паладины Зеленого Храма, над пасмурным морем следившие румб, Гонзальво и Кук, Лаперуз и да Гама, мечтатель и царь, генуэзец Колумб…
– Хватит Гумилева! – взмолился я. – А если все-таки буду писать об этой нашей ледовой эпопее, то последнюю фразу знаю точно: «Дорогие начальники морского флота СССР, вы можете спать спокойно! Все! Больше я не ездок к Великому северному фасаду Руси! Аминь!»
В разговоре со Штабом выяснилось, что они в Певеке не имеют пока никаких сообщений от нашего пароходства о тяжеловесах. Попросили часа два на уточнение ситуации и выяснение целесообразности нашего возвращения обратно.
Ясно одно, БМП ерзает под давлением Москвы больше всяких норм.
В девять часов утра Штаб подтвердил, что указаний о нас не имеет, рекомендует продолжать лежать в дрейфе и ожидать ледокол «Капитан Хлебников». А со своим пароходством разбираться самим.
Юрий Александрович попросил меня отписать пароходству, ибо боится запустить матом. Это человек, который ни разу за весь рейс не произнес ни единого матерного слова!
Сочинил очень спокойный текст:
«РАДИО ВЕСЬМА СРОЧНО ЧЗМ САВИНУ = ВАШ ХГ-2/190912 ПОЛУЧЕН ЧЕРЕЗ 12 ЧАСОВ ПО ВЫХОДЕ ПЕВЕКА НАХОДИМСЯ ТЯЖЕЛЫХ ЛЬДАХ АЙОНСКОГО МАССИВА ОЖИДАНИИ ЛЕДОКОЛА ТЧК ОВОЩАМИ ЗАНЯТЫ ТРИ ТРЮМА ТЧК ТЯЖЕЛОВЕСЫ СМОГУ ПРИНИМАТЬ ТОЛЬКО ПАЛУБУ И № 4 ИЛИ ПРЕДСТОИТ ПЕРЕГРУЗКА ОВОЩЕЙ ИЗ № 1 В № 4 ПРИ ОТРИЦАТЕЛЬНЫХ ТЕМПЕРАТУРАХ И МЕТЕЛИ ТЧК СЛЕДУЕТ НАКОНЕЦ ПОДУМАТЬ ЛЮДЯХ ЖДУЩИХ ЛУК В БИЛИБИНО = КМ РЕЗЕПИН».
А радист вручил светлую весточку:
«ДНЕВНУЮ БЕСЕДУ ПОДОБНУЮ ЧУДУ КАК ДОБРОЕ КРЕДО ВОВЕК НЕ ЗАБУДУ ПОСКОЛЬКУ ДОВОДИТСЯ ЖИЗНИ НЕЧАСТО ДРУЗЬЯМИ БЛОКАДНОГО ХЛЕБА ВСТРЕЧАТЬСЯ ДОРОГА СЛОВЕСНЫХ МОРЯХ НЕЛЕГКА ПУСТЬ ЗЛЕЕТ ПЕРО И КРЕПЧАЕТ РУКА ПРИМИТЕ ВОСТОЧНОЙ НАУКИ ПРИВЕТ СЕМЬ ФУТОВ И ШКЛОВСКИХ ПИСАТЕЛЬСКИХ ЛЕТ = АНГО КУПЕЦКИЙ».
А кто-нибудь из сухопутных людей думал, что советские моряки всю жизнь из своего кармана оплачивают РДО, отправленные матерям и женам?! После каждого рейса у тебя высчитывают сотни рублей за эту эфирную пуповину, без которой нормальный человек в море существовать не может. Сколько было на моей памяти собраний, сколько морячки воздух сотрясали…
Как-то решил найти по справочнику Союза писателей тех, с кем вместе входил в литературу. Многих не обнаружил.
О гибели же каждого своего друга-моряка, от водолаза до командира корабля, я узнаю более-менее быстро.
Если в море люди идут всегда вместе, то в литературу идут как в суровое волчье одиночество.
Ну, «Хлебников»! У нас лук в трюмах мерзнет, ибо за бортом -5 градусов. А он первым поволок, нарушая все морские законы, «Профессора Бубнова» – местничество. «Профессор Бубнов», как и «Хлебников», дальневосточник.
В 15.55, не подавая никаких звуковых сигналов, «Хлебников» возник из морозного тумана и прошел метрах в 25-ти с правого борта. Затем полтора часа елозил, чтобы приблизить свою дурацкую корму к нашему форштевню.
На баке приемкой буксирных усов занимался наш чиф.
Вдруг орет по телефону в рубку:
– На свою ответственность буксирный трос ложить на носовые кнехты не буду!
Пришлось мне самому ковылять в нос и указывать, как закладывать гаши за бортовые кнехты и станину брашпиля.
Все это под аккомпанемент воплей с «Хлебникова»: «Не хотите с тросами работать, так плывите, как хотите, к…»
Наконец поплыли узла но три. Хорошо, перемычка оказалась узкой.
Встали на якорь на рейде Зеленого Мыса. Очередь на разгрузку огромная.
Здесь так плохо с продуктами для населения, как никогда еще не было. Введена обязательная продажа населению первого картофеля, ящиками и прямо с судов. Ящик на несколько человек или семей. На местном языке называется «на кучки». Думаю, при таком варианте отлично покроются все наши промежуточные перегрузо-погрузочные просыпки картошки.
«Профессор Бубнов» опять пролез к причалу вперед нас и выгружает какие-то железяки, а не жратву.
Да, забыл. Ночью у нас была паника. Второй механик обнаружил трещину в водяном танке. На откачку не брали ни балластные, ни осушительные насосы. Стармех продемонстрировал полное спокойствие: «Вот был бы крен градусов в пятьдесят, тогда…»
