Валлийский рассказ - Рис Дэвис
Ее сопровождал Бендл. В свою очередь они увидели существо, отдаленно напоминавшее человека, ползшее к ним. Существо было на три четверти голым и невыразимо грязным. Волосы были серыми, лицо изуродовано кровоподтеками, руки ободраны до костей. Существо умело говорить, ибо, когда они поравнялись с ним, оно произнесло скрипучим голосом:
— Я пришел. Я же сказал, что приду.
Затем оно взглянуло на Бендла.
— Это он все подстроил!— крикнуло оно.— Он превратил меня в животное!
Эйкерман упал лицом в дорожную пыль и зарыдал.
Наступило тягостное молчание, свидетелями которого были лишь два дрозда, усевшиеся над входом в штольню. Миссис Бендл взглянула на молодого человека, лежавшего у ее ног, потом на мужа.
— Мы никогда... Мы никогда...— срывающимся голосом произнесла она, грудь ее начала вздыматься и опускаться от волнения. На лбу Бендла пульсировала толстая красная жила, правая рука была сжата в кулак. Он опустился рядом на колени.
— Нет, нет!— испуганно выдохнул Эйкерман разбитым ртом.
Но кулак Бендла разжался, его грубая ладонь коснулась окровавленных волос.
— Не бойся,— прошептал он,— я тебя не трону.
Он осторожно поднял Эйкермана, встал на ноги, прижимая ношу к груди, и, бросив на жену какой-то особенный взгляд, направился к римской лестнице, ведшей к дому в Кастел Коч. На посеревшем лице женщины застыло жалкое выражение; перебирая пальцами пуговицы на корсаже платья, она медленно последовала за ними, и вскоре все трое скрылись в безмолвном лесу.
Глин Джонс
Рыси у тетушки Кезиа
Накануне рождества я заметил, что в нашем доме уж больно много шептались, к тому же что-то происходило с нашей мамой. Мне было невдомек, к чему все это. Но однажды вечером отец, закончив мыться у очага, сказал мне:
— Эван, завтра ты отправишься немного погостить к тетушке Кезиа. Побудешь у нее на рождество. Мама не очень хорошо себя чувствует. Так что веди себя как следует.
— А Рыси тоже поедет?— тотчас спросил я.
В тот момент, когда я задал свой вопрос, отец как раз продевал голову сквозь ворот фланелевой рубашки; в ответ он неторопливо покачал головой, не произнося ни слова. Выражение его лица было каким-то уж очень лукавым.
Впрочем, в деревне у тетушки Кезиа было совсем не плохо. Иногда под кроватью в ее домике обнаруживался пробившийся сквозь щели в полу пучок сочной травы, а всякий раз, когда мимо проходили поезда, тетушкино пианино начинало играть само по себе — клавиши отстукивали короткий мотивчик от одного конца деки к другому.
Назавтра ранним утром наша соседка миссис Ричардс повела меня на станцию; я тащил небольшой картонный чемоданчик со своими пожитками. Накануне ночью намело много снега, на столбах у наших ворот выросли белые шапки и какая-то огромная морда. Я оглянулся с улицы на родительский дом, мои сестрички махали мне из окна гостиной, а брат мой Рыси все еще торчал наверху, в мезонине, в ночной рубашке; видно было, как он прижал к стеклу свое крупное некрасивое лицо и провожает меня недобрым взглядом. Он не мог спуститься вниз и попрощаться со мной, поскольку отец перед уходом на работу спрятал его рубашку и штаны — он не верил Рыси, опасался, что тот улизнет из дому и отправится вместе со мной к тетушке.
Миссис Ричардс хотела поскорее отвести меня на городскую станцию, но снег на улицах был глубоким, и мы добрались до платформы, когда кондуктор вытаскивал свисток и уже держал в руке развернутый зеленый флажок. Я вскочил в один из последних вагонов и, когда наша соседка прощалась со мной, увидел из окна купе смешную девчонку, которая бежала к нам по опустевшей платформе; она очень торопилась, прихрамывала на ходу и поднимала подол своего платья чуть ли не выше головы; при этом она еще орала что есть мочи. Когда девчонка подбежала поближе, я ее узнал. Это был наш Рыси. Конечно, он спустился в комнату сестер, напялил на себя белое сатиновое с лентами выходное платье нашей Мари; оно было без рукавов и слишком узкое деля него; на ногах у него болтались длинные мамины ботинки со шнуровкой, на высоких каблуках В довершение всего на голых руках Рыси позвякивало несколько браслетов, а на голову была надета розовая шляпа с широкими полями и с лентами, завязанными под подбородком, которую Рыси похитил у Гвенни.
Миссис Ричардс так и ахнула. Рыси вскочил в купе, и, пока соседка соображала что к чему, кондуктор подал сигнал, помахал флажком и — поезд тронулся. Когда Рыси, как всегда насупившись, уселся напротив меня, с покрасневшими от холода лицом и голыми руками, скажу прямо — выглядел он просто скверно; его большая, толстая верхняя губа выступала далеко вперед, словно Рыси засунул под нее язык; к тому же среди всех знакомых мальчишек у него был самый большой нос, изогнутый и костистый, свернутый на сторону и притом всегда ярко-красный, будто от насморка. Словом, когда тетушка встретила нас и увидела это малосимпатичное лицо, улыбавшееся ей из-под полей дамской шляпки, она чуть не упала в обморок.
Все, кто знал Рыси, не слишком ему доверяли, поэтому первую
