Анри де Ренье - Амфисбена
Однако не надо себя обманывать. Конечно, с общественной точки зрения поступок Ваш великодушен и безумен. С точки зрения чувства он имеет несколько другой вид. Рыцарство Ваше имело свои побудительные причины, и в нем заключалась без Вашего ведома известная доля эгоизма. Вы находили в этом поступке возмещение, которое несколько меняет его нравственную ценность. Истина, нужно признаться, заключалась в том, что физически я Вам очень нравилась. Вы испытывали по отношению ко мне чувственное влечение, необыкновенно яростное и властное. По внешности Вы поступили как джентльмен, но, в сущности, Вы действовали как охотник, который во что бы то ни стало хочет получить желанную добычу. Я не в упрек Вам говорю это, такого рода законные похищения женщине всегда льстят, но я устанавливаю факты, раз мы, как я только что сказала, пересматриваем счета.
Итак, я ни в чем Вас не упрекаю, дорогой Жером. Мне хочется только хорошенько определить характер связывавших нас отношений. Кстати, не относится ли к сущности этих отношений то обстоятельство, что они могли позднее расторгнуться без насилия и огорчения? Такая любовь, как наша, по своей природе не может быть вечной, и удовлетворение делает ее хрупкой. Вы не можете отрицать, что я с Вами не торговалась ни о каких вольностях, на которые Вы имели право. Но время шло, и Вы заметили, что Вы начали понемногу придавать всему этому меньше значения. Часто связь оказывает сопротивление подобному снижению цены. Сродство характеров создает новый уговор, которым незаметно подменяется первый. Наш случай был не из таких, и мы могли бы стать очень несчастными, если бы я вовремя не заметила закравшегося в нашу жизнь недоразумения.
Я первая отдала себе отчет в происходившем. Конечно, я не перестала быть для вас "допустимой женой", но я не была уже "необходимой". Я была лучшим из зол, которое привычка сделала для Вас переносным, но я не занимала в Вашей жизни места, которое Вы охотно предоставили бы женщине, более, чем я, способной принимать в ней деятельное и действительное участие. Может быть, Вы никогда не узнали бы настоящего положения вещей, если бы у меня не хватило храбрости предупредить Вас об этом. Решиться на этот поступок помогло мне появление мисс Гардингтон. Как только поселилась в Берлингеме мисс Гардингтон и как только я начала ее ближе узнавать, я сейчас же поняла предупреждение, даваемое мне ее присутствием. Я начала делать сравнения, начала думать об этом. Немного времени потребовалось, чтобы открыть то, в чем я уже не сомневалась. Женою, которая была бы Вам подходящей, дорогой Жером, могла бы быть не я, а мисс Гардингтон. Такая женщина, как мисс Гардингтон, способна была бы заинтересоваться Вашими делами, давать Вам советы, помогать Вам. Кроме того, огромное ее состояние снабдило бы Вас средствами развернуть все Ваши способности. Какая удивительная придача, какой чудесный рычаг для духовных Ваших усилий! Неопровержимая истина поразила меня. Через брак с мисс Гардингтон для Вашей судьбы откроется настоящая дорога. Я бы сочла преступлением с моей стороны дать Вам упустить такой великолепный случай. С тех пор решение мое было принято. Я решила доставить Вам исключительную эту возможность. Я успела в этом. Надеюсь, что теперь брак Ваш с мисс Гардингтон дело сделанное.
Если я уверена, что в настоящее время, дорогой Жером, Вы мне за это благодарны, то должна признаться, что убедить себя Вы позволили не без борьбы. Такое положение дел, в конце концов, усилило любовь и уважение, которое я сохранила по отношению к Вам. Мои первые открытия встречены были очень недоброжелательно. При мысли о нашей разлуке, о нашем разводе Вы очень мило, очень галантно, очень искренне были возмущены. Движение это было даже настолько искренне, что в Вас пробудилось ко мне прежнее физическое влечение, от которого Вы уже немного отвыкли. Я охотно пошла на это крайнее испытание, и мы пережили второй медовый месяц, в чем для меня не было ничего неприятного. В свою очередь, мисс Алисия великодушно противилась тому, что, по ее мнению, было ужасною жертвою с моей стороны. Вследствие всего этого мне стоило известного труда привести вас обоих к справедливой оценке положения и заставить принять, наконец, от меня взаимное счастье, которое я Вам предлагала. Оба Вы считали каким-то вопросом чести не верить искренности моих рассуждений. Наконец мне удалось вразумить Вас. Я оказала Вам обоим реальную услугу. Так и нужно себя вести практическим людям, и мы доказали, что ни в одном из нас нет недостатка в этом качестве.
Во имя здравого смысла я смогла принять от Вас вознаграждение за свои услуги. Я отлично знаю, что, соглашаясь на это, я уже не могу оставаться в Ваших воспоминаниях героиней романа. Но что поделать, дорогой Жером, я люблю жизнь и хочу жить как можно приятнее! Так что я без церемонии приняла от Вас возможность вести с этих пор образ жизни приблизительно такой, какой мне нравится. В сущности, я человек независимый, и я не отказалась, чтобы Вы обеспечили мне приятную независимость. К тому же Вы и не допустили бы, чтобы я уехала от Вас, не снабдив меня возможностью вести вдали от Вас приличное существование. Конечно, может быть, было бы лучше, если бы я уехала от Вас в таком же состоянии, как я приехала, но нет ничего удивительного, что пять лет, проведенных мною в Америке, несколько американизировали меня.
Об этих пяти годах я храню, дорогой Жером, прекрасное воспоминание и с удовольствием говорю Вам об этом. Ни я, ни Вы за это время ничего не потеряли в глазах друг друга. Мы расстались не как вульгарные люди, которые, перестав нравиться друг другу, стараются найти поводы к обоюдному презрению. Совсем нет. Мы просто пришли к поверке нашей судьбы. Эту лояльную и благоразумную операцию мы проделали с полной духовной свободой и в лучшем взаимном согласии. Это оставляет место для существования между нами расположения и уважения. Потому-то, как я говорила Вам в начале моего слишком длинного письма, мне доставляет большое удовольствие писать Вам и думать о Вас. Потому-то я и вспоминаю очень дружественно о Вашем Берлингеме, его лугах, деревьях и прекрасном виде из него.
Сказать по правде, Ваш калифорнийский коттедж нравится мне больше, чем турэнское именье Герэ, куда приехала я провести несколько недель у подруги моей Мадлены де Жерсенвиль перед переездом в Париж, где я устрою себе, может быть, уголок по вкусу. Надеюсь, что Вы навестите меня с мисс Гардинггон, когда она сделается г-жою Картье и когда вы удостоите визитом нашу старушку Европу. Вы найдете здесь верного друга, дорогой Жером, в Вашем преданном друге
Лауре де Лерэн.
Г-ну Жерому Картье, Берлингем,
Сан-Франциско (Соединенные Штаты)
Отель "Манфред", 58, улица Лорда Байрона
Париж, 20 ноября
Дорогой Жером,
Вот я и в Париже, и признаюсь Вам, что очень довольна своим пребыванием в нем. Я провела здесь только несколько дней после того, как сошла с парохода, и эти несколько дней мне пришлось провести в обществе этих добрейших Даквортов, которые были так очаровательны по отношению ко мне во время переезда из Нью-Йорка в Гавр. Они превосходнейшие люди, но смертельно скучны. Однако было бы нехорошо с моей стороны говорить о них дурно, столько мелких знаков внимания они мне оказывали. Г-жа Дакворт закармливала меня леденцами от морской болезни; г-н Дакворт заботился о моей безопасности и моем здоровье. Он передвигал мое складное кресло на лучшее место, приносил мне плед, как только становилось прохладно. Одним словом, он был безупречен. Два или три раза он даже обратился ко мне с просьбой согласиться быть до некоторой степени его любовницей, прибавляя, что любовница-француженка, такая красивая, как я, сделает ему пребывание в Париже совершенно незабываемым, но, видя, что его предложения не слишком меня соблазняют и не возбуждают во мне чрезмерного восторга, он много не настаивал и перенес более скромно свои виды на молодую даму из Вюртенберга, пассажирку на пароходе, которая не оказала особого сопротивления исканиям славного Дакворта: мне случалось неоднократно во время переезда видеть, как они нежно стояли, облокотясь на перила.
Мне показалось даже, что Дакворт добился своего еще до прибытия в Гавр. При сходе с корабля у любезной немки на пальце был очень красивый перстень, происхождение которого очень легко было приписать щедрой благодарности нашего друга.
Успех этот придал ему веселости, и всю неделю, что мы вместе провели в Париже, мы кутили. Каждый вечер после театров ездили ужинать. К несчастью, за ужином Дакворт больше шумит, чем блещет. Вы знаете, как он ведет себя за столом, и поймете, что мне эти ночные увеселения довольно скоро надоели, так что, посвятив достаточно времени чете Даквортов, я почувствовала потребность вздохнуть немного. Мне представился к этому случай. О своем приезде я телеграфировала своей подруге Мадлене де Гержи, сделавшейся, как Вам известно, графиней де Жерсенвиль. Мадлены не было в Париже, она до конца декабря должна была провести в своем имении Герэ. Конечно, она приглашала меня приехать и побыть у нее сколько мне заблагорассудится. Муж ее присовокупил к приглашению несколько очень любезных строчек. Решение было мною быстро принято. Если мне и не было к спеху ближе познакомиться с г-ном де Жерсенвилем, которого я только мельком видела во время свадьбы своей подруги, я торопилась встретиться с Мадленой де Гержи. К тому же меня довольно привлекало провести осень в Турэни. Она там очень хороша, мягка, медлительна, и Вы знаете, дорогой Жером, как я люблю желтеющие деревья, прекрасные опавшие листья по дорожкам, запах эфира, распространяемый умирающими лесами. Итак, я приняла приглашение Жерсенвилей и уехала в Герэ, предоставив добрым Даквортам одним исчерпывать до дна парижские удовольствия.
