Гарольд Роббинс - Хищники
— У моего деда отменное здоровье. Он выкарабкается. — Голос Жан-Пьера дрожал.
Доктор Гюильмин повернулся к нему.
— Только Божьей милостью. Повреждения артерий очень велики.
Несколько минут они сидели в молчании. Потом Жак позвал Уго.
— Коньяк и «монте-кристо» для всех, включая тебя, Уго. Благодарю тебя за заботу об отце.
Уго ушел за коньяком и сигарами. Жак посмотрел на сына.
— Теперь нас осталось двое, сын мой. — Он перевел взгляд на доктора. — Когда мы сможем поехать в больницу?
— Примерно через час. Санитарки как раз закончат утренний туалет.
Уго вернулся в библиотеку, наполнил бокалы коньяком, раздал сигары. Посмотрел на Жака, Жан-Пьера. Тост произнес Жан-Пьер.
— За любимого нами дедушку и за его любовь к нам.
В больницу они прибыли в десять минут второго. Морис недвижимо лежал на кровати. Висок и часть лица под ним посинели. Внезапно глаза Мориса открылись. Он поискал взглядом сына и внука.
— Папа! — воскликнул Жак. — Мы здесь! С тобой! Но ни слова не сорвалось с губ Мориса. Лишь из уголка рта потекла струйка слюны.
— Доктор Гюильмин! — позвала медицинская сестра, стоявшая у двери.
Доктор быстро подошел к кровати пациента и взял руку Мориса. Пульс не прощупывался. Рука Мориса упала на простыню. Доктор осторожно закрыл глаза и рот Мориса.
Повернулся к Жаку и Жан-Пьеру.
— Я очень сожалею, но он нас покинул. Жак сжал руку сына. У обоих в глазах стояли слезы. Жак посмотрел на часы.
Морис умер в четверть второго.
ГЛАВА 11
Каннский «Атенаэн» занимал большое каменное здание. С усопшими прощались как в отдельных кабинетах, где выставлялся только один гроб, так и в общих залах с десятью, а то и с двенадцатью постаментами для гробов, вокруг каждого из которых стояла дюжина стульев.
Гроб Мориса выставили в самом лучшем кабинете, У постамента стояли резные, с бархатной обивкой стулья. Горели ароматизированные свечи, заливая кабинет мягким светом, изгоняя из него холод.
Наутро Жан-Пьер вошел в кабинет первым. Посмотрел на деда. Подивился мастерству сотрудников похоронного бюро. Деда чисто выбрили, аккуратно причесали, синяк полностью загримировали. Мориса одели, как на торжественный прием. Шелковый фрак, белоснежная накрахмаленная рубашка, галстук-бабочка. В роскошном, из красного дерева гробу он лежал, как живой. Постамент задрапировали бархатом.
Жак вскоре присоединился к Жан-Пьеру. Он всмотрелся в отца, затем повернулся к сыну.
— Морис любил хорошо одеваться. Он был очень интересным мужчиной.
— Да, — кивнул Жан-Пьер. Они с отцом сели в первом ряду, ожидая прибытия гостей. Первым приехал кардинал Прибрежных Альп. За ним — епископ Ниццы и Канн. К ним присоединился настоятель собора святой Марии в Каннах, самой большой католической церкви на Лазурном берегу. Жак и Жан-Пьер взялись за руки со священниками и опустились на колени. Кардинал отслужил мессу.
Канны и источник Плескассье разделяли сто двадцать миль горных дорог. Рядом с источником находилась ферма, занимающая два гектара, с маленьким деревенским домиком. В западной части фермы располагалось семейное кладбище, на котором покоились предки Мартинов. На каждой могиле стояло простое надгробие, высеченное из серого камня. На надгробиях значились только мужские имена. Женщин на этом кладбище никогда не хоронили.
Похороны начались в четыре часа дня. На кладбище собралось человек семьдесят, в основном сотрудники «Плескассье». Священник маленькой местной церкви отслужил мессу, а после того, как Жак и Жан-Пьер попрощались с Морисом, гроб осторожно опустили в могилу. Каждый бросил на гроб по белой розе, а потом земля закрыла место последнего пристанища Мориса.
Кладбище опустело. Жак и Жан-Пьер ушли последними, после того, как на могиле установили надгробие. Жак указал сыну на таблички, врытые в землю рядом с могилой Мориса. На них значились их имена.
Уже в сумерках они вернулись в бревенчатый дом. Жак переговорил с Сэмюэлем и Терезой, которые присматривали за домом и за кладбищем. Он попросил их приготовить ему главную спальню, а Жан-Пьеру — его бывшую комнату, где он жил в детстве.
Тереза, у которой глаза припухли от слез, сказала, что ужин готов. На стол она поставила и бутылку бургундского урожая 1937 года.
— Мы знали, что вы здесь поживете, — добавил Сэмюэль. — Комнаты мы приготовили, как только услышали о смерти месье Мориса. Теперь это ваш дом, и мы надеемся, что вам здесь понравится, как нравилось тем, кто жил здесь до вас.
После обеда они перешли в маленькую гостиную. Сели в старомодные большущие кресла. Жак достал большую сигару, закурил и, откинувшись на спинку кресла, задумался.
— Надо обсудить наше будущее. Мне пятьдесят семь, и я на двадцать лет старше тебя. Жан-Пьер посмотрел на отца.
— Но ты еще молодой человек, папа.
— Однако в шестьдесят один год я уйду на пенсию. Именно в этом возрасте каждый из нас передавал компанию своему наследнику. Так что в тысяча девятьсот сорок пятом году ты станешь президентом и владельцем «Плескассье».
— Ты забываешь об одном пустяке, папа, — улыбнулся Жан-Пьер. — Идет война.
— Идет война или нет, закончится она в сорок пятом или будет продолжаться, ты демобилизуешься и встанешь к рулю управления компании. Для этого ты рожден на свет. Мы все должны идти на жертвы, Жан-Пьер. Ради этой компании жили и умирали наши предки. — Жак встретился с сыном взглядом. — И ты сделаешь то, что делали мы все. Найдешь красавицу, которая родит тебе наследника.
— Господи, папа. Ты-то женился в девятнадцать, и твоя жена сразу забеременела. А тридцать семь — не тот возраст, чтобы переключаться на женщин. Я предпочитаю симпатичных мужчин.
— У тебя получится, Жан-Пьер. У нас-то получилось. Я родился, когда твоему деду был тридцать один год.
— Не уверен.
— И позаботься о том, чтобы родился мальчик. — Жак рассмеялся. — От дочерей проку не будет. Только мужчина может унаследовать «Плескассье», и без сына ты можешь потерять все, что накоплено веками. Нашу фамилию забудут.
— Хорошо, папа, ты знаешь, что я не стану могильщиком нашего рода. — Жан-Пьер знал, что наступит день, когда ему придется лечь в постель с женщиной. Он давно примирился с этой мыслью. — Но сначала я вернусь к генералу де Голлю и помогу «Свободной Франции» спасти нашу страну.
— Только помни, сын, что ты единственный наследник, — сказал Жак. — Держись ближе к генералу. Ты можешь быть героем, но не лезь в окопы.
— Да, папа. — Жан-Пьер наклонился к отцу, и они крепко обнялись.
Прошло еще десять дней, прежде чем Жан-Пьер смог вернуться в старое здание, которое занимал штаб генерала де Голля. Его встретила гулкая тишина. Кабинеты пустовали. С трудом он отыскал нескольких младших лейтенантов, которые в изумлении вытаращились на него.
— Жан-Пьер! — одновременно воскликнули трое из них. И все тут же сбежались к нему.
Один офицер схватил Жан-Пьера за руку.
— Ты жив! — воскликнул он. — Это чудо!
— Какое чудо? — удивился Жан-Пьер. — Со мной ничего не случилось. Умер мой дед.
Другой офицер, Ален, смотрел на него во все глаза.
— Нам сообщили, что ты погиб в самолете, который был сбит над Ла-Маншем «мессершмиттом». Сказали, что погибли все, кто вылетел в ту ночь в Англию. Из министерства обороны мы получили приказ известить твою семью.
Жан-Пьер упал на стул.
— Погибли все? Ален кивнул.
— Господи! — выдохнул Жан-Пьер. — Мне надо выпить. Когда полковник Николь узнал о болезни деда, то разрешил мне поехать к нему. Вместо меня полетел Луи.
Ален покачал головой.
— Нам об этом никто не сказал. Тебе чертовски повезло!
— Но не Луи. Получается, что на мне лежит вина за его смерть.
— Не говори глупостей, — возразил ему Ален. — Это война.
Жан-Пьер помолчал, потом задал важный для себя вопрос:
— К кому мне обратиться, чтобы получить приказ на поездку в Лондон?
Офицеры переглянулись. Ответил ему Рене.
— Ни к кому. Старшие офицеры разбежались. У нас нет связи со штабом де Голля.
— Так что мы тут делаем? Ждем, когда прибудут боши, арестуют нас и то ли расстреляют, то ли отправят в концлагерь? — сердито бросил Жан-Пьер, — Ты у нас старший по званию, — ответил Рене. — Мы уже договорились с одним рыбаком, который согласился доставить нас в Дувр. Проблема только одна — у нас лишь половина той суммы, которую он запросил. А если мы ему не заплатим, этот гребаный испанец никуда нас не повезет.
— Деньги у меня есть, — заявил Жан-Пьер. Остальные офицеры отдали ему честь.
— Командуйте, капитан. Если мы сегодня вечером свяжемся с рыбаком, то сможем отбыть следующей ночью.
— Я готов. Только скажите, сколько нужно денег.
Жан-Пьер обедал с отцом в их парижском доме. Жак удивился, увидев Жан-Пьера, входящего в его кабинет на Елисейских Полях.
— Что случилось? Боши заняли ваш штаб? Жан-Пьер рассмеялся.
