Гарольд Роббинс - Искатели приключений

За очередным поворотом я увидел дома и дым, поднимавшийся из труб. Схватив Ампаро, я оттащил ее в сторону от дороги.

— Нам надо обойти это селение.

Она кивнула, и мы двинулись через поля. Путь в обход занял много времени, и, когда мы, наконец, обошли селение, наступил вечер.

— Я хочу есть, — пожаловалась Ампаро. — Окороком не наешься.

— Ночью раздобудем что-нибудь.

Проходя мимо селения, я приметил несколько курятников, и теперь, найдя место для ночлега, решил вернуться туда, но Ампаро категорически отказалась оставаться одна.

Уже было темно, когда мы по тропинке прошли через поле к ближайшему курятнику. Курятник находился позади дома, поэтому надо было дождаться, когда все в нем уснут.

— Будь здесь и никуда не ходи, — предупредил я Ампаро.

Не дожидаясь ее ответа, я тихонько подкрался к курятнику и поддел ножом щеколду.

Куры подняли такой шум, что его можно было услышать за сорок миль. Большая рыжая курица подскочила ко мне, и я моментально отсек ей ножом голову. Бросившись за второй, я промахнулся, но потом мне удалось схватить молоденькую белую курицу. Быстро отрубив ей голову, я схватил обеих куриц за ноги, выскочил из курятника и понесся по полю, а курицы дергались у меня в руках. Я плюхнулся на землю рядом с Ампаро как раз в тот момент, когда из дома в ночной рубашке и с ружьем выскочил фермер. Заметив открытую дверь курятника, он запер ее и, подойдя к краю поля, остановился невдалеке от нас.

— Что случилось? — раздался из дома женский голос.

— Опять эта чертова ласка лазила за цыплятами! Как-нибудь ночью я все-таки подстерегу ее!

Он постоял еще некоторое время, а потом, сердито топая, направился назад к курятнику. Открыв дверь, он вошел внутрь.

Я тронул Ампаро за руку, показывая, что нам надо сматываться. Как только фермер найдет отрубленные куриные головы, то сразу поймет, что в курятнике побывала не ласка. Весь путь до своего убежища мы бежали бегом, а добежав, почувствовали, что выбились из сил. Но при виде кур, жарящихся на костре, Ампаро залилась счастливым смехом.

19

Дни сменялись ночами, ночи днями, и, когда мы подошли к последнему горному хребту, за которым была долина, я окончательно потерял счет времени. Мне казалось, что с тех пор, как мы покинули наше убежище в горах, прошло около трех недель, но точной уверенности не было.

Около двух часов дня мы стояли и смотрели на открытое пространство, лежащее перед горным хребтом, за которым раскинулась зеленая и плодородная равнина, окружавшая Эстанцу. Я увидел на дороге несколько фургонов и понял, что не стоит идти через пустошь днем. Нас легко могли заметить, а спрятаться среди раскаленных песков было негде.

Я попытался прикинуть расстояние на глаз. На фургоне мы с Котярой пересекли это пространство за три часа, а это значит, что расстояние было около двадцати миль. Если идти всю ночь не останавливаясь, можно и успеть. Я повернулся к Ампаро.

Лицо ее задубело от палящего солнца, волосы выгорели до белизны, белые брови и ресницы были почти не видны на темной коже, щеки впали, ребра выпирали, а в уголках рта залегли морщинки. Достав из кармана куриную косточку, я протянул ей. Она положила ее в рот и стала размачивать слюной, прежде чем начать жевать. За эти несколько недель Ампаро тоже многому научилась.

В течение дня нам несколько раз приходилось уходить с дороги и прятаться, не единожды мы чуть не натыкались на солдат, но в нас уже выработалось шестое чувство, предупреждавшее о приближающейся опасности. Я снова посмотрел на пустошь, лежащую перед нами.

— Мы перейдем здесь ночью, а сейчас найдем место и отдохнем до темноты.

Ампаро кивнула. Она все понимала, моих объяснений ей не требовалось.

— У нас осталось что-нибудь поесть? — спросила она, продолжая грызть косточку.

— Нет.

Я огляделся. Да, на сказочную страну это было совсем не похоже. Всего несколько деревьев и кустарник, который, похоже, растет только в пустыне. Это означало, что здесь совсем мало воды.

— Но Эстанца уже совсем рядом, — сказал я. — А там у нас будет много еды и питья.

Ампаро молча кивнула, устремив взгляд на фургоны, движущиеся вдалеке по дороге.

— Неужели они так ненавидят нас? Неужели хотят убить?

Меня удивил ее вопрос.

— Не знаю.

— Тогда почему мы ото всех прячемся?

— Но мы же не знаем, как к нам отнесутся. Некоторое время Ампаро молчала.

— Мама мертва, — внезапно сказал она. — Остальные женщины тоже. И Роберто с Эудардо мертвы. Поэтому мы и не можем вернуться назад, да?

Я промолчал.

— Можешь сказать мне, — тихо сказала она. — Я не заплачу. Я кивнул. Ампаро посмотрела мне прямо в глаза.

— А папа тоже умер?

— Нет.

Она отвернулась, и какое-то время мы стояли молча. Потом она снова повернулась ко мне.

— А если папа умер, ты женишься на мне и будешь обо мне заботиться?

Я посмотрел на нее, она выглядела такой худенькой и беспомощной и смотрела на меня так, как иногда смотрел Пьерро, не будучи полностью уверенным, получит ли от меня кость. Я взял ее за руку, она была теплой и доверчивой.

— Ты же знаешь, что женюсь. Мы ведь с тобой уже давно договорились об этом. Ампаро улыбнулась.

— А у тебя нет больше косточки?

Я вытащил из кармана последнюю косточку и отдал ей.

— Пошли. Попробуем найти тень и постараемся уснуть.

Когда с наступлением темноты мы двинулись в путь, поднялся ветер, от его холодных порывов нас била дрожь. Я посмотрел на Ампаро.

— Как ты?

Она кивнула в знак того, что все в порядке, плотнее закуталась в рубашку и наклонила голову навстречу ветру.

— Подожди, — сказал я, развернул одеяло и разрезал его на две части ножом. После сегодняшней ночи оно нам больше не понадобится, завтра мы уже будем на ферме сеньора Монкада. — На, закутайся.

Ампаро закуталась в свою половину одеяла, и я сделал то же самое. Ветер крепчал, время от времени он вздымал песок и швырял его в лицо, так что вскоре начало щипать глаза. Кожа на лице чесалась. Через несколько часов тонкий слой песка уже покрывал накатанную дорогу.

Не раз мы сбивались с пути и по щиколотку застревали в песке, ветер был уже настолько сильным, что трудно было разобрать, куда идти. Я хотел сориентироваться по звездам, но их не было видно. Сбиваясь с дороги, мы с трудом возвращались на нее.

— Я ничего не вижу, — закричала Ампаро. — Песок бьет в глаза.

— Сделай капюшон. — Я натянул одеяло ей на голову и оставил маленькую щель для глаз. — Так лучше?

— Да.

Я тоже соорудил капюшон, и мы двинулись вперед, но вскоре опять сбились с дороги. Мне показалось, что час назад мы уже проходили в этом месте.

— Я больше не могу идти, Дакс, — всхлипнула Ампаро. — У меня полные ботинки песка.

Я усадил ее и высыпал песок из ботинок, а потом снова натянул ей их на ноги.

— Осталось немного.

Мы тронулись в путь. Во рту у меня пересохло, в груди хрипело. Внезапно небо просветлело, стало сероватым, а потом солнце осветило горы за нашей спиной.

Я в недоумении уставился на эту картину. Солнце всходило на западе.

И тут я внезапно понял, что произошло. В какой-то момент ночью мы повернули и двинулись в обратном направлении. А теперь день застал нас посередине этой пустынной местности. Я повернулся и посмотрел на дорогу, ведущую к Эстанце. Вдалеке по ней двигался фургон.

Я схватил Ампаро за руку, и мы сбежали в дороги. Но спрятаться здесь было абсолютно негде. Я велел Ампаро лечь и сам вытянулся рядом с ней, накрыв наши головы одеялом. Вдруг нам повезет и нас не заметят.

Услышав скрип колес, я приподнял краешек одеяла и выглянул. Фургон проехал мимо, и я уже вскочил на колени, когда заметил на дороге еще один фургон. Я быстро снова улегся на землю.

— Что такое? — спросила Ампаро.

— Еще один фургон.

Солнце начало накалять песок, жара окружала нас со всех сторон.

— Делать нечего, — сказал я. — Остается дожидаться ночи. На дороге слишком много людей.

— Я хочу пить, — сказала Ампаро.

— Лежи спокойно и старайся не думать об этом.

Пот катился у меня по спине и между ног. Я облизнул губы, они были сухие и соленые. Приподняв одеяло, я увидел, что в пределах видимости дорога свободна в обоих направлениях.

— Все в порядке, — сказал я. — Давай немного пройдем. Накройся снова одеялом, оно будет защищать от солнца.

От дороги поднималось тепло, и воздух колебался у меня геред глазами, ступни стало припекать.

— Я хочу пить, Дакс.

— Пройдем еще немного, а потом остановимся и отдохнем.

Нам удалось пройти еще полчаса. Песок уже так накалился, что когда мы легли, то с трудом терпели его прикосновение. Язык у меня пересох и распух, я попытался набрать в рот слюны, но она моментально высохла.

— Мне больно, Дакс, — заплакала Ампаро. — Во рту болит.

Она тихонько всхлипывала, плечи ее дрожали. Я понимал, что ей надо хотя бы смочить губы. Вынув нож, я резанул по пальцу, моментально выступила кровь.