На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Что ж, не повезло.
– Не повезло! – он истерически засмеялся. – Прости. Я прямо впал в детство. Но и ты смотри, что говоришь. Не повезло! Это потерять тебя? А, черт! Не женюсь я на ней, и все. Хорошо, я свинья, пусть меня свиньей и считают. Пойду, объясню ей… Попрошу, чтобы она меня отпустила…
Полли покачала головой.
– Нельзя.
– Полли!
– Это уже будешь не ты.
– Пол-ли!!!
– Ты не будешь счастлив, – сказала Полли, – если сделаешь что-то плохое. И я не буду. Я не думала, что она такая. Я думала, она щучка. И вот, ошиблась. Нельзя ее бросать. Это подло.
– Да, господи! Как же мы будем жить? Я нужен тебе, ты нужна мне.
– Ее бросать нельзя.
– Но, Полли…
– Одеколончик забыла, – сказала, входя, мамаша Прайс. Как и Полли, она несла чай.
– Эй, ты чего это? – заорал Сид, входя за нею.
– Одеколончик…
– Мой чай унесла!
Мамаша удивилась и посмотрела на чашку.
– Чай?
Сид очень сердился.
– Дай, господи, – благочестиво сказал он, – чтоб ты совсем не спятила. Суд на носу. Наговоришь чего-нибудь…
Мамаше показалось, что самое время открыть правду. Можно бы и повременить, но очень неприятно смотреть, как твое дитя заблуждается. Она издала странный, блеющий звук.
– Сид… Я тебе что скажу…
Именно в этот миг с улицы вошли леди Лидия, сэр Герберт и Вайолет. Сид расправил плечи.
– Хо! – заорал он. – Рыптилии. Справа налево – сэр Змий и леди Змеюка!
Баронеты обидчивы. Будь сэр Герберт женщиной, мы бы сказали, что он затрепетал. Во всяком случае, он побагровел.
– Однако! – сказал он. – Однако!
– Еще чего!
– Я не позволю!
– Дэ? А меня морочить? Хо-хо! Выкурить думали? Прям счас! Чихать я на вас хотел!
– Нет, – сказала леди Лидия.
– То есть это как?
– Дело в том, – сказал сэр Герберт, – что у меня есть бумага, подписанная миссис Прайс, где она абсолютно отказывается от своих измышлений.
Челюсть у Сида отвисла. Он посмотрел на баронета. Он посмотрел на его супругу. Он обернулся, чтобы посмотреть на мамашу, как смотрел Цезарь на Брута. Та беспокойно засопела.
– Я как раз тебе хотела сказать!
Тони вышел вперед и протянул руку. Сэр Герберт передал ему документ с той осторожностью, с какой кладут сокровище в сокровищницу.
– Возьми, Тони, – сказал он. – И храни получше.
Тони сел на ручку кресла и, хмурясь, стал читать. Мамаша вступила в беседу:
– Я думаю, я хорошо сделала.
– Да-да, – сердечно признал сэр Герберт. – Очень хорошо. Прекрасно.
– Спасибо, Сырырбырт. Так мне и барышня сказала.
– Какая барышня? – спросил Тони.
– А вот эта, миленький, – мамаша указала на Вайолет. – Я ей, значит, говорю, а она меня и похвалила.
– Естественно, – заметил сэр Герберт.
– Конечно, – подхватила леди Лидия.
– Когда это было? – спросил Тони. – Перед тем, как я пришел?
Он посмотрел на Вайолет, потом отвернулся.
Сэр Герберт тем временем сказал побежденному Сиду:
– Надеюсь, даже вам понятно, что дело автоматически проваливается?
Сид глубоко вздохнул, глядя на мамашу.
– Надо было знать! – простонал он. – Если уж она пошла в церковь…
Сэр Герберт немного смягчился.
– Поскольку вы признаете, что иск отпадает, лорд Дройтвич проявит снисходительность. Скажем, если вы хотите переехать на Бонд-стрит…
Он резко замолчал, испуганный криком жены, и тут же крикнул сам:
– Тони!
Сидя на краю раковины, Тони держал в левой руке драгоценный документ, а в правой – зажигалку. Бумага потрескивала и крошилась в пламени.
– Что ты делаешь! – крикнула Вайолет, а он ей странно улыбнулся. Пепел осыпался вниз. Тони встал и обтер пальцы.
– Тут нужна твердая рука, – сказал он.
21
Легкий свет, льющийся через французские окна, залил гостиную Ленгли-энда мирным пламенем. Оно играло на бокалах и серебре. Оно плясало на старых креслах. Оно омывало золотым потоком портрет Длинного Меча. Однако последнего из его потомков оно омыть не смогло, поскольку Сид, не любивший солнца, спрятался в тени, где и читал про бега в утренней газете.
Солнце не освещало его, но согревало изнутри, ибо со сцены в салоне Прайса прошло две недели, и каждый день он поздравлял себя с ее поразительным завершением. Все шло как нельзя лучше, и Сид приятно мурлыкал, читая газету.
Его отвлек звук шагов по гравию. Взглянув поверх газеты, он с удивлением увидел Тони, который должен был находиться за семьдесят миль, в Лондоне. Однако против такого гостя он ничего не имел. Сэру Герберту и леди Лидии он охотно говорил, что о них думает, не щадил и достопочтенного Чок-Маршалла, а к Тони относился неплохо. Мало того, он ему нравился, правильный человек. Поэтому Сид обратился к Тони совсем не так, как обращается хозяин к незаконному пришельцу, влезающему во французское окно.
– А, это вы, любезный Прайс?
– Доброе утро, милорд, – почтительно заметил Тони.
– Чего пришли?
– Сэр Герберт позвал, на совещание, – объяснил гость. – Мы с Полли приехали в машине.
– Как Полли?
– Очень хорошо. Через неделю поженимся.
Сид удивился.
– Эт как? А вообще, ничего девица. Поможет в салоне.
– Какая идиллия! – сказал Тони, – Муж занимается клиентом, жена – клиенткой… Но нет! Сразу после свадьбы мы едем в Кению. Займемся кофе, знаете…
Сид снова удивился.
– Э! А салон?!
– Продаю.
– Что-о?! – испугался Сид. – То есть ка-ак?
– Так. Его хочет купить некий Пупэн.
– Это салон – итальяшке?!
– Он швейцарец.
Сид стал из желтого густо-розовым. Глаза его сердито сверкнули.
– Да хоть дикарь! – еле выговорил он. – Салон продать, это ж надо… Шесть поколений, шесть поколений, и все Прайсы! А вы слыхали, что Роланд Хилл [19], этот самый, с маркой, к нам захаживал? Теккерей [20] нам должен два пенса, стриг бакенбарды. Да мы брили самого доктора Криппена! [21]
Тони пожал плечами.
– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Мне нужны деньги. Корыстный век.
Сид, приподнявшийся было, снова сел в кресло.
– Ладно, – мрачно произнес он. – Не мое дело.
– Вот именно. Простите, мне надо посмотреть, как там Полли. Может, ее белки покусали. Передайте, пожалуйста, что я в саду.
– Кому это?
– Сэру Герберту с шайкой.
– Да? – Сид горестно фыркнул. – А чего они собираются? Какие такие совещания?
– Понятия не имею. А как он сейчас с вами, строг?
– Да ну его, гада! – с чувством сказал Сид. – Совсем довел.
– Что ж, надо человеку развлечься, – заметил Тони. – Скоро увидимся.
Он исчез в освещенном солнцем саду, а Сид вернулся к газете. Однако скачки утратили свою прелесть, и он закрыл глаза, нахмурив лоб. Сколько себя ни убеждай, сколько ни думай,