Ивлин Во - Упадок и разрушение
— Меня очень беспокоит Граймс, — сказал тем же вечером мистер Прендергаст. — Удивительно изменился человек. Помните, каким он был раньше самоуверенным и бойким? А вчера вечером вошел в учительскую, да так робко, и спросил меня, как я считаю, в земном или загробном существовании воздается нам по грехам нашим. Я стал объяснять, но довольно быстро понял, что он меня не слушает. Он посидел, повздыхал, а потом вдруг встал и вышел, не дожидаясь, пока я закончу говорить.
— Бест-Четвинд рассказал мне, что Граймс оставил после уроков третьеклассников за то, что на него упала классная доска. Он был убежден, что они это нарочно подстроили.
— С них станется!
— Да, но на сей раз они, вроде бы, и правда были не виноваты. Бест-Четвинд рассказывал, что все даже переполошились, настолько странно он с ними говорил. Словно трагический актер.
— Бедняга Граймс. У него совершенно расшатались нервы. Скорее бы каникулы.
Но каникулы наступили для капитана Граймса гораздо раньше, нежели предполагал мистер Прендергаст, и наступили они при весьма неожиданных обстоятельствах. Три дня спустя Граймс не явился на утреннюю молитву, и заплаканная Флосси сообщила, что накануне вечером ее муж отправился в деревню, но ночевать не вернулся. Мистер Девис, начальник станции, показал, что в тот вечер видел Граймса и что Граймс был в крайне подавленном состоянии. Перед самым обедом в замке объявился молодой человек с узелком одежды, которую он обнаружил на берегу моря. Без особого труда было установлено, что одежда принадлежала капитану Граймсу. В нагрудном кармане пиджака был конверт, адресованный доктору Фейгану, а в конверте листок со словами: «Кто в грехе живет, тот в грехе и погибнет».
Было сделано все возможное, чтобы скрыть эту новость от учащихся.
Флосси была страшно удручена столь скоропостижным окончанием своего замужества, но траур надеть отказалась. «Я убеждена, что мой муж меня бы не осудил», — сказала она.
При таких невеселых обстоятельствах школьники стали собираться к отъезду — наступили пасхальные каникулы.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
КОРОЛЕВСКИЙ ЧЕТВЕРГ
У Марго Бест-Четвинд в Англии было два дома: один в Лондоне, другой — в Хемпшире. Ее лондонский особняк, отстроенный в царствование Вильгельма и Марии, по общему мнению, был самым красивым зданием между Бонд-стрит и Парк-лейн. Насчет ее загородного дома единого мнения не было. Дом был новехонький. В сущности, его еще толком не достроили, когда — в канун пасхальных каникул — туда явился Поль. Ничто за всю бурную, а во многих отношениях и сомнительную жизнь миссис Бест-Четвинд не вызвало таких толков, как постройка или, точнее сказать, перестройка этого замечательного здания.
Дом именовался «Королевский Четверг» и стоял на том самом месте, которое со времен царствования Марии Кровавой[19] было родовым гнездом графов Пастмастеров. Целых триста лет, благодаря безденежью и бездействию этого почтенного семейства, дом выстаивал против капризов архитектурной моды. Никто не пристраивал к нему флигелей, не прорубал окон. Ни портик, ни колоннада, ни терраса, ни оранжерея, ни башни, ни бойницы не обезобразили его деревянный фасад. Вопреки всеобщему помешательству на светильном газе и ватерклозетах, Королевский Четверг избег руки водопроводчиков и инженеров. Плотник, которому должность его досталась от предка, некогда смастерившего деревянные панели в залах и соорудившего огромную лестницу, время от времени чинил только то, без чего здание могло бы развалиться, притом — следуя традициям и действуя только инструментами прадеда, так что через несколько лет его собственную работу непросто было отличить от дела рук его предков. В спальнях по-прежнему коптили свечи, а у соседей лорда Пастмастера давно вовсю сияла электричество; вот почему последние лет пятьдесят хемпширцы проникались все большей гордостью за Королевский Четверг.
Если прежде он считался язвой на лице передового Хемпшира, то теперь по субботам и воскресеньям превращался в место паломничества. «А не съездить ли нам на чай к Пастмастерам? — возникал вопрос после воскресного обеда. — На их дом стоит взглянуть! Там все, ну буквально все, как бывало прежде. На прошлой неделе их посетил профессор Франке. Представляете, профессор сказал: если где и сохранились лучшие образцы старой доброй тюдоровской архитектуры, так это у Пастмастеров!»
Телефона у Пастмастеров не было, но они всегда были дома и неизменно радовались приезду соседей. После чая лорд Пастмастер, как правило, отправлялся с гостем-новичком на экскурсию по дому: показывал ему длинные галереи и просторные спальни, причем не забывал и о неком чулане, куда третий граф Пастмастер упрятал свою жену за то, что ей вздумалось перестроить печь. «Печь дымит по-прежнему, особенно если ветер восточный, — присовокуплял граф, — все руки до нее не доходят».
И вот гости уезжали восвояси в громоздких лимузинах, а дома, в современных особняках, самые впечатлительные из них, принимая перед обедом горячую ванну, размышляли, должно быть, об обретенном ими высоком праве на полтора часа выпасть из нашего столетия и пожить беспечной ленивой жизнью английского Возрождения. Вспоминали они и беседы за чаем: об охоте и о новой редакции англиканского молитвенника; а ведь лет триста назад у того же камина и в тех же креслах ту же беседу вели прапрадедушки и прапрабабушки радушного хозяина, в то время как предки гостей, надо полагать, спали на мешках с пряностями в каком-нибудь ганзейском городке или просто на соломе.
Но пришло время продать Королевский Четверг. Он был построен в ту эпоху, когда человек двадцать слуг никому не казались из ряда вон выходящим излишеством, а держать меньше в таком доме вряд ли было возможно. Однако прислуга, в отличие от хозяев, как стали примечать Бест-Четвинды, оставалась равнодушной к очаровательной простоте времен Тюдоров. Конуры, отведенные лакеям в переплетениях балок, державших угловатые своды каменной крыши, не удовлетворяли современным требованиям, и лишь самые грязные и спившиеся из поваров соглашались крутить вертела над открытым огнем в холодной каменной кухне. Горничные все чаще убывали в неизвестном направлении, не выдержав ежедневных восхождений по крутым черным лестницам в сумрачный час перед завтраком и путешествий по нескончаемым коридорам с кувшинами теплой воды для утреннего умывания. Современная демократия властно напоминала о лифтах и прочих облегчающих труд устройствах, о горячей и холодной воде и — подумать только! — о питьевых фонтанчиках, газовых горелках и электрических плитах.
Против всякого ожидания, лорд Пастмастер довольно охотно пошел на то, чтобы продать имение. Он, признаться, никогда не понимал, из-за чего весь этот шум. Место, конечно, чертовски историческое и все такое прочее, но зеленые ставни и тропическая растительность его виллы на французской Ривьере были ему куда милее. Там, хоть этого и не понять недоброжелателям, там, а не за стенами Королевского Четверга, сможет он полностью проявить свои фамильные достоинства. Но эти соображения не доходили до хемпширцев; в растерянности оцепенели Лучшие Дома Графства, призадумались виллы, заволновались по всей округе дачки, а в близлежащих приходах дышащий на ладан причт уже занимался тем, что сочинял предания в народном вкусе о великом опустошении, которое грозит хемпширским нивам и садам, буде последний Бест-Четвинд покинет Королевский Четверг. В «Лондонском Геркулесе» появилась красноречивая статья мистера Джека Нефа, в которой говорилось, что пора создать Фонд по спасению Королевского Четверга и сберечь особняк во имя нации. Впрочем, удалось собрать лишь мизерную часть той большой суммы, которую запросил хитроумный лорд Пастмастер, так что куда большую поддержку вызвало предложение перевезти Королевский Четверг в Америку и установить его в Цинциннати.
Вот почему новость о том, что родовое гнездо лорда Пастмастера куплено его невесткой, привела в полный восторг и ее новых соседей, и мистера Джека Нефа, и всех лондонских газетчиков, сообщивших о сделке. Всюду с ликованием повторяли: «Teneat bene Best-Chetwynde»[20], — девиз, высеченный над камином в главной зале. Дело в том, что в Хемпшире мало знали о Марго Бест-Четвинд, а иллюстрированные журналы всегда были рады украсить свои страницы ее новыми фотографиями. Правда, репортеру она бросила: «Что за уродство эти деревянные тюдоровские замки!» — но репортер не обратил на эти слова никакого внимания и выкинул их из статьи.
К тому времени, когда Марго купила Королевский Четверг, он пустовал уже два года. До этого она побывала там только раз — перед помолвкой.
— Я думала, здесь лучше. В сто раз лучше, — сетовала она, проезжая по главной аллее, которую местные жители в честь ее приезда украсили флагами недавних союзников Британии. — Он и в сравнение не идет с новым зданием универсального магазина «Либертиз»… — добавила Марго и заерзала на сиденье, вспомнив, как много лет тому назад она, юная и мечтательная наследница колоссального состояния, проходила под сенью этих стриженых вязов и как в зарослях жимолости Бест-Четвинд равнодушно домогался ее согласия на брак.
