Пэрл Бак - Сыновья

Услышав те же слова во второй раз, Цветок Груши немного успокоилась и подумала, что это, должно быть, правда, если и невестка повторяет то же, что и Ван Старший, и рассталась с ней уже не в такой тревоге. Она поклонилась невестке и простилась с ней, как всегда, тихо и кротко, оказывая ей должный почет, и та утешилась и осталась довольна собой, а Цветок Груши возвратилась в старый дом.

Ван Старший застал в чайном доме брата, который сидел за столиком один и обедал, и, тяжело опустившись на стул рядом с ним, Ван Старший сказал раздраженно:

— Кажется мужчинам нет возможности избавиться от женских придирок: мало того, что мне приходится терпеть в своем доме, еще и вторая отцова жена приходит ко мне и с криком требует, чтобы я обещал ей не продавать больше землю!

Ван Средний взглянул на брата, и его худое бритое лицо искривилось улыбкой.

— Какое тебе дело до того, что говорит эта женщина? Пусть ее говорит! Она меньше всех значит в доме отца и не имеет никакой власти. Не обращай на нее внимания, а если она заикнется о земле, говори с ней обо всем, кроме земли. Веди речь и о том и о сем и дай понять, что ты с ней не считаешься, да она ничего и не может сделать. Она должна радоваться, что ее кормят и позволяют жить в старом доме.

Как раз в эту минуту подошел слуга со счетом, и Ван Средний, внимательно просмотрев его, прикинул в уме и нашел, что счет верен. Он достал несколько монет, не больше, чем было нужно, и медленно расплатился, словно сожалея о том, что его не обсчитали. Потом он слегка кивнул брату и вышел, и Ван Старший остался один.

Несмотря на слова брата, ему было невесело, и он не без страха думал о том, что хотела сказать Цветок Груши, когда говорила, что старик недалеко, хотя и умер. От этих мыслей ему стало не по себе, и чтобы развлечься и забыть обо всем, что было неприятного, он подозвал слугу и заказал ему изысканное и редкое блюдо из крабов.

IX

Три раза посылал Ван Тигр к своим братьям верного человека с заячьей губой, и тот три раза возвращался с серебром к своему начальнику. Он носил деньги на спине, завернутыми в синюю материю, словно это были какие-нибудь скудные его пожитки, а сам был одет в грубую синюю куртку, штаны и в простые соломенные сандалии на босу ногу. Видя, как он шагает по дорожной пыли с узлом на спине, никто не подумал бы, что в этом узле серебряные монеты и что человек он не совсем простой, хотя, если бы вглядеться попристальней, могло показаться подозрительным, что он вспотел от такой легкой ноши. Но никто не смотрел на него пристально, потому что он был плохо одет и лицо у него было простое и грубое, какие сотнями встречаются каждый день, если не считать заячьей губы; и если кто-нибудь и взглядывал мимоходом, то только дивясь его заячьей губе и двум передним зубам, которые торчали прямо из-под носа.

Таким способом верный человек благополучно доставлял серебро своему начальнику, и когда под палаткой у Вана Тигра оказалось зарытым столько серебра, сколько ему нужно было на три месяца, пока он не достигнет своей цели, Ван Тигр назначил день выступления в поход. Он подал тайный знак, и весть облетела всех, кто готов был следовать за ним, и в назначенный день после жатвы риса и до того, как с севера надвинулись холода, в назначенную ночь, когда луны не было до самого рассвета, а на рассвете в небе повис ущербленный месяц, люди его поднялись с постелей, где спали, поднялись и покинули знамя старого генерала, которому служили.

Всего сто человек собиралось уйти в эту темную ночь, и каждый из них бесшумно вставал, скатывал одеяло, увязывал его на спину, брал ружье и старался утащить ружье соседа, но так, чтобы не разбудить его, хотя это было нелегко, потому что по заведенному обычаю каждый солдат спал, подложив под голову ружье, и если бы кто-нибудь стал вытаскивать ружье, его владелец проснулся бы и закричал. Так делали потому, что ружья ценились высоко и продавались на вес серебра, и иногда солдаты крали ружья и продавали их, если были в большом проигрыше или много месяцев подряд не получали платы, — в такое время, когда не было ни войны, ни добычи и в казну генерала не стекалось серебро. Да, большое было несчастье для солдата потерять ружье, так как ружья привозят издалека, из чужих стран. И потому в эту ночь беглецы постарались взять все, что можно, но им удалось захватить только двадцать ружей, кроме своих собственных, — так чутко спали все солдаты. Но все же и двадцать ружей не безделица, теперь можно было взять в отряд еще двадцать человек.

Все эти сто солдат были люди отважные, лучшие из тех, кто сражался под командой старого генерала, самые храбрые, самые закаленные и свирепые из молодых солдат. Среди них южан было очень немного, остальные почти все пришли из диких пустынь внутренних провинций, где люди смелы, не знают законов и не боятся убивать. Таких людей больше всего привлекала гордая осанка и высокая, прямая фигура Вана Тигра; они преклонялись перед его замкнутостью, неожиданными вспышками гнева и жестокостью, преклонялись перед ним тем более, что в старом толстом генерале не осталось ничего достойного преклонения, — он так разжирел, что не мог даже сесть на коня, если двое солдат не поддерживали его, помогая взгромоздиться на седло. Да, в таком человеке не было ничего, что могло бы воодушевить молодых солдат, и они собирались покинуть его и последовать за новым генералом.

Глухой ночью по данному знаку — почувствовав три легких удара по правой щеке — каждый солдат должен был встать, надеть пояс с патронами, взять ружье и, сев на коня или пешком, если коня у него не было, отправиться к назначенному месту в неглубокой впадине на вершине горы, миль за пять от старого лагеря. Там был древний храм, брошенный всеми, кроме одного дряхлого отшельника, поврежденного в уме, который жил в развалинах храма, и хотя это было плохое убежище, все же оно должно было укрывать их, пока Ван Тигр не соберет свое войско и не поведет его на избранный им город.

Ван Тигр приготовил в этих развалинах все, что нужно, и еще за несколько дней послал туда верного человека вместе с рябым племянником, и они спрятали в храме вино в кувшинах, живых свиней и кур и даже трех откормленных быков, которых загнали в одну из пустых келий, где жили прежде священники. Ван Тигр купил все это у крестьян по соседству и, будучи честным человеком, заплатил за все, что брал, не желая отнимать у бедных последнее и ничего за это не платить, как делают другие. Нет, он заставил верного человека заплатить полной ценой; скот пригнали в горы к храму, и Рябой остался стеречь его.

Верный человек купил еще три больших чугунных котла и один за другим отнес их на гору, держа на голове, а из старого кирпича, набранного в развалинах храма, он сложил три небольшие очага. И больше он ничего не покупал, потому что Ван Тигр намерен был как можно скорей уйти оттуда на Север, в какую-нибудь крепость, где он мог бы укрыться от старого генерала. Ho и к северной столице он не хотел подходить близко, чтобы не столкнуться раньше времени с правительственными войсками, которые нередко выступают против таких военачальников, каким хотел стать Ван Тигр. Однако ни генерала, ни правительственных войск он не боялся, потому что гнев старого генерала был недолговечен, а государство переживало такое время, когда одна династия прекратилась, а новая еще не вступила на престол; власть была расшатана, бандиты преуспевали, а генералы ожесточенно сражались друг с другом, и некому было удержать их.

Темной ночью Ван Тигр отправился к этому храму, взяв с собой хилого племянника, сына Вана Старшего; он часто ломал себе голову, что ему делать с этим унылым и робким мальчиком. Рябой был рад приключению и с удовольствием делал все, что ему ни прикажут, а этот старался не попадаться дяде на глаза, и теперь, когда Ван Тигр прикрикнул на него, чтобы тот не отставал, он поплелся за дядей, весь дрожа. Осветив его пылающим факелом, Ван Тигр заметил, что он весь в поту, и крикнул ему презрительно:

— Отчего ты вспотел, ведь ты еще ничего не делал?

Но дожидаться ответа он не стал и шел вперед, не оглядываясь, а неровные шаги мальчика раздавались позади в темноте.

На вершине горы у входа в ущелье, которое вело к развалинам храма, Ван Тигр сел на камень и послал племянника в храм, чтобы помочь приготовить ужин. Оставшись один, он стал ждать, сколько из тех, кто дал ему слово, перейдет в эту ночь под его знамя. Наконец стали подходить люди попарно и поодиночке, по восьми и по десяти человек, и Ван Тигр радовался каждому и каждого окликал:

— А, и ты пришел! — И потом крикнул: — Ах, вы храбрые, славные люди!

Прислушиваясь к шагам тех, которые собирались под его знаменем, развевавшимся на разрушенных каменных ступенях тропы, ведущей к храму, он раздувал тлеющий факел, освещал идущих солдат и радовался, узнавая в рядах то одно, то другое знакомое лицо. Так собралась вся сотня, и когда Ван Тигр пересчитал их и оказалось, что пришли все, кого он ждал, он велел зарезать быка, свиней и кур. Люди весело принялись за дело, потому что уже много дней не ели свежего мяса. Одни разводили огонь в очагах, и из них вырывалось буйное пламя, другие носили воду из горного ручья, бежавшего неподалеку, третьи кололи скотину, свежевали ее и разрубали на куски. Ощипав кур, они насаживали их на вертелы из зеленых раздвоенных веток, которые они срубили с деревьев возле храма, и жарили на огне целиком.