Фрэнсис Фицджеральд - Последний магнат
– Хотите снимать меня в фильме?
– Нет, я не за тем.
Молчание, такое длинное, что он решил – она обиделась.
– Где же с вами увидеться? – спросила она внезапно.
– А на студии? Или дома у вас?
– Нет, лучше в другом месте.
И неожиданно он стал в тупик: какое назвать место? Домой пригласить? В ресторан? В коктейль-бар? Где встречаются люди? Не в доме же свиданий?
– В девять часов где-нибудь, – сказала она.
– Боюсь, что в девять не удастся.
– Тогда не нужно.
– Хорошо, пусть в девять. Но давайте неподалеку от студии. На Уилширском бульваре есть кондитерская…
Было без четверти шесть. В приемной ожидали двое, они являлись ежедневно в это время, и каждый раз их просили прийти завтра. Дело было не столь существенным, чтобы заняться им немедленно, несмотря на одолевавшую в этот час усталость, и не столь маловажным, чтобы вовсе отмахнуться от него. И, снова отложив прием, Стар посидел за столом неподвижно, думая о России. Вернее, о фильме про Россию, обсуждение которого займет сейчас тридцать безрезультатных минут. О России, он знал, тьма сюжетов, не говоря уже про Главный Сюжет, – и у него целая бригада больше года была занята разысканиями и созданием сценариев, но все получалось не то. Стар чувствовал, об этом можно сказать масштабно, крупно, языком Американской революции, а выходило иначе, упиралось в неприятные проблемы. Он считал, что относится к России по-справедливому, – картину он хотел поставить самую доброжелательную, но оборачивалось это лишь тугой головоломкой.
– Мистер Стар, к вам мистер Драммон, мистер Кристоф и миссис Корнхилл по поводу русского фильма.
– Хорошо, давайте их сюда.
Потом, с шести тридцати до семи тридцати, он просматривал отснятое днем. В другой раз он так и просидел бы до ночи в просмотровой или в зале перезаписи, но сегодня сказывался недосып – и предстояло свидание. По дороге в кафе он зашел к себе. В приемной ждал его Пит Заврас с рукой на перевязи.
– Ты Эсхил и Еврипид кинематографа, – сказал Заврас с поклоном. – И Аристофан, и Менандр тоже.
– Кто они такие? – улыбнулся Стар.
– Мои соотечественники.
– Я не знал, что у вас в Греции делают фильмы.
– Ты отшучиваешься, Монро, – сказал Заврас. – А я хочу то сказать, что ты великолепнейший парень. Я тебе на сто процентов обязан жизнью.
– Ну, как рука?
– Рука – пустяк. Такое ощущение, точно кто взасос целует меня в плечо. Рука – недорогая плата за такой исход дела.
– А как вышло, что ты именно сюда пришел прыгать? – спросил Стар с любопытством.
– Я пришел к Дельфийскому оракулу, – сказал Заврас. – Пришел к Эдипу – и он разрешил мою загадку. Попадись мне только в руки сволочь, пустившая эту сплетню.
– Жаль, что я не получил, как ты, образования, – сказал Стар.
– Выеденного яйца оно не стоит, – сказал Пит. – Я кончил бакалавром в Салониках, и что мне это дало в итоге?
– Итог подводить рано, – сказал Стар.
– Знай, Монро, я за тебя любому глотку перерву, – сказал Заврас. – В любое время дня и ночи.
Стар закрыл глаза, открыл опять. Силуэт Завраса слегка расплылся на солнечном фоне. Стар оперся рукой на столик позади себя, сказал обычным голосом:
– Всего хорошего, Пит.
В глазах потемнело почти до черноты, но он заставил себя сделать несколько привычных шагов в кабинет, защелкнул дверь и лишь затем нашарил в кармане таблетки. Стукнул графин о стол; зазвенел стакан. Он опустился в кресло, дожидаясь, когда подействует бензедрин, чтобы затем идти обедать.
Когда Стар, пообедав, возвращался к себе, ему помахали рукой из проезжающего «родстера». В открытой двухместной машине сидел молодой актер со своей девушкой, и Стар смотрел им вслед, пока они не растворились в летнем сумраке за воротами. Мало-помалу он терял живое ощущение этих радостей, и уже казалось, что Минна унесла с собой всю их остроту; золотой ореол чувства тускнел, скоро даже бесконечная печаль о Минне кончится. Ему по-детски представилось, что Минна там, на синих небесах, и, войдя в кабинет, он – впервые в этом году – вызвал из гаража свой «родстер». Большой лимузин слишком угнетал бы памятью вечных рабочих раздумий и усталых дремот.
Стар вырулил из ворот, все еще внутренне напряженный, но верх у «родстера» был откинут, и Стара опахнуло летней мглой, и он огляделся. Вдали над бульваром висела луна и очень убедительно казалась новой – круглый год, каждый вечер обновляемой. Минна умерла, но огни Голливуда не погасли; косо отразясь от лимонов, грейпфрутов, зеленых яблок, падало на тротуары матовое сияние из витрин. Лилово замигал стоп-сигнал идущей впереди машины и на следующем перекрестке снова замигал. Всюду кромсали небосвод рекламные прожекторы. На пустынном углу улицы двое загадочных людей ворочали мерцающий бочонок прожектора, чертя в небесах бессмысленные дуги.
В кондитерской, у прилавка со сластями, стояла и неловко ждала женщина. Ростом она почти не уступала Стару. Ей было явно не по себе, и если бы не вид Стара – учтивый, совсем не нахальный – она бы тут же оборвала свидание.
Они поздоровались и вышли на улицу без дальних слов, почти без взглядов, – но, идя к машине, Стар видел уже, что это просто миловидная американка – никак не красавица, не Минна.
– Куда мы едем? – спросила она. – Я не думала, что без шофера. Но ничего, – я неплохо боксирую.
– Боксируете?
– Звучит грубовато, конечно. – Она улыбнулась натянутой улыбкой. – Но про вас, киношников, такие страхи рассказывают.
Мысль о себе, как о бандите-насильнике, показалась Стару забавной – но лишь на секунду.
– Итак, зачем я вам? – спросила она, садясь в машину.
Он стоял молча, ему хотелось тут же попросить ее вон из машины. Но она уже села и успокоилась – и ведь он сам был виновником всей неловкой ситуации. Сжав зубы, он обошел машину, чтобы сесть за руль. Свет уличного фонаря падал женщине прямо в лицо, и не верилось, что это та самая, вчерашняя. Сходства с Минной не было теперь никакого.
– Я отвезу вас домой, – сказал он. – Где вы живете?
– Домой? – поразилась она. – Я не спешу. Если мои слова задели вас – простите.
– Да нет. Большое спасибо вам, что пришли. Это я сглупил. Мне вчера вечером показалось, что вы точная копия одной моей знакомой. Было темно, свет бил мне в глаза.
Женщина обиделась – вот еще, она не виновата, что не похожа на кого-то там.
– И только-то! – сказала она. – Странно. С минуту ехали молча.
– Ах, вы ведь были мужем Минны Дэвис? – осенила ее вдруг догадка. – Простите, что затрагиваю эту грустную тему.
Он быстро вел машину, стараясь лишь, чтобы эта торопливость была не слишком заметна.
– Если вы искали во мне сходства с Минной Дэвис, то напрасно, я совсем другого типа, – сказала она. – Возможно, вы спутали меня с моей подругой. Та похожа больше.
Теперь это было неважно. Важно было побыстрей кончить и забыть.
– Не она ли вам нужна? – продолжала женщина. – Она живет рядом.
– Спутать я не мог, – сказал он. – На вас был серебряный пояс.
– Да, пояс был на мне.
Свернув с бульвара Заходящего солнца на северо-запад, машина стала подниматься по извилистой дороге на холмы. По бокам мелькали невысокие бунгало, золотые от электрического света, он тек из окон, словно звук из радиоприемника.
– Видите окна на самом верху горы? Там Кэтлин живет. А я чуть подальше, на спуске.
– Остановите здесь, – попросила она минутой позже.
– Вы ведь сказали – на спуске.
– Надо заглянуть к Кэтлин.
– К сожалению, у меня…
– Мне самой к ней надо, – сказала женщина нетерпеливо.
Стар тоже вышел из машины. Она направилась к новенькому домику, укрывшемуся под ветвями ивы. Стар машинально поднялся следом на веранду. Она позвонила и повернулась, чтобы проститься.
– Извините, что обманула ваши ожидания.
– Виноват я. Спокойной вам ночи, – сказал он, огорчаясь и за нее и за себя.
Из отворяющейся двери косо упал свет, и молодой женский голос спросил: «Кто там?» Стар поднял глаза.
Это она в освещенном проеме – лицо, весь облик и улыбка! Это Минна – по-особому лучистая, точно фосфором тронутая кожа, горячий, щедрый, смелый очерк губ, – и разлита на всем чудесная веселость, чаровавшая целое поколение зрителей.
И, как вечером вчера, он потянулся к ней сердцем, но теперь блаженнее, увереннее.
– Ах, Эдна, в дом нельзя, – сказала девушка. – Я занялась уборкой, весь дом пропах нашатырем.
– По-моему, это тебя он хотел видеть, Кэтлин, – сказала Эдна с развязным, громким смехом.
Взгляды Кэтлин и Стара встретились и слились – эта первая радостная смелость уже не возвращается потом. Мгновенный взгляд был длительней объятия, призывней крика.
– А позвонил мне, – продолжала Эдна. – Должно быть, спутал…
Стар перебил ее, шагнув в полосу света.
– Я хотел принести извинения, мы к вам грубо отнеслись вчера на студии.
Но совсем иное звучало в его голосе, и она вслушивалась, не стыдясь.
