Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита
— Разумеется, сэр, — сказал мистер Тэпли.
— Вам нет надобности выражать изумление, когда они появятся, — намекнул Мартин.
— О, что вы, сэр, — сказал мистер Тэпли, — ровно никакой.
Хотя он поручился за себя очень уверенно, однако он и сейчас не мог опомниться от удивления. Мартин, как видно, заметил это; не укрылось от него и то, что мистер Тэпли выглядел довольно комично в столь затруднительных обстоятельствах: ибо, несмотря на то, что голос его был ровен и лицо серьезно, оно подчас выдавало недоумение. Впрочем, энергично принявшись за порученные ему дела и занятый хлопотами, Марк вскоре отвлекся и перестал выражать свое изумление столь заметным образом. Но после того как он привел в порядок платье мистера Чезлвита и старик оделся и сел завтракать, изумление овладело мистером Тэпли с прежней силой и, стоя за его стулом с салфеткой под мышкой (для Марка было так же легко и естественно изображать дворецкого в Тэмпле, как поступить коком на пароход), он никак не мог удержаться от искушения и частенько посматривал искоса на мистера Чезлвита. Да нет, удержаться было совершенно невозможно, и он уступал этому побуждению так часто, что старик ловил его на этом раз пятьдесят. Есть основание полагать, что те необыкновенные фокусы, которые мистер Тэпли проделывал со своим лицом, когда его заставали врасплох, — он то вдруг принимался почесывать себе глаз, или нос, или подбородок; то с глубокомысленным видом погружался в раздумье; то начинал интересоваться нравами и обычаями мух на потолке или воробьев за окном; то пытался скрыть свое смущение, с необычайной учтивостью подавая старику булочки, — что эти фокусы смешили даже Мартина Чезлвита, при всем его умении владеть собой.
Однако старик сидел совершенно спокойно и завтракал не торопясь — вернее, делал вид, что завтракает, потому что он почти ничего не ел и не пил и очень часто погружался в задумчивость. После того как он откушал, Марк сел за тот же самый стол, а мистер Чезлвит все так же молча принялся расхаживать взад и вперед по комнате.
Когда время стало подходить к десяти, Марк убрал со стола и выдвинул кресло, где старик и расположился, опираясь на трость, крепко стиснув руками набалдашник и положив на них подбородок. Все его нетерпение и задумчивая рассеянность теперь исчезли; и, глядя, как он сидит, устремив проницательные глаза на дверь, Марк невольно подумал, какое у него твердое, решительное, сильное лицо, и порадовался при мысли о том, что мистеру Пекснифу, чересчур затянувшему игру в шары со своим партнером, предстоит, по-видимому, проиграть партию-другую.
Уже одних сомнений насчет того, что тут должно произойти и кто с кем и как будет разговаривать, было достаточно, чтобы Марк положительно не находил себе места. А так как он знал к тому же, что молодой Мартин должен прийти и что он вот-вот явится, то ему было особенно трудно оставаться спокойным и молчать. Однако, если не считать того, что время от времени он позволял себе кашлянуть глухим и неестественным кашлем, он держал себя с большим достоинством все эти десять минут, самые долгие, какие только ему пришлось пережить.
Стук в дверь. Мистер Уэстлок. Марк Тэпли, впуская его, поднял брови насколько возможно выше, давая этим понять, что считает свое положение незавидным. Мистер Чезлвит принял молодого человека весьма учтиво.
Тем временем Марк поджидал у дверей Тома Пинча с сестрой, которые поднимались по лестнице. Старик вышел им навстречу, взял обе руки молодой девушки в свои и поцеловал ее в щеку. Все это не предвещало ничего плохого, и мистер Тэпли благосклонно улыбнулся.
Мистер Чезлвит снова уселся в кресло в ту самую минуту, когда вошел молодой Мартин. Почти не глядя на него, старик указал ему место как можно дальше от себя. Это не предвещало ничего хорошего, и мистер Тэпли снова упал духом.
Новый стук отозвал его к дверям. Он не вздрогнул, не крикнул, не споткнулся при виде Мэри Грейм и миссис Льюпин, но только глубоко вздохнул и посмотрел на собравшихся с таким выражением, которое говорило, что больше его уже ничто не удивит и что он даже рад, что навсегда покончил с удивлением.
Старик встретил Мэри не менее ласково, чем сестру Тома. С миссис Льюпин он обменялся взглядом, полным дружеского понимания, что свидетельствовало о существовании между ними какого-то уговора. Но это уже не вызвало изумления в мистере Тэпли: ибо, как он заметил впоследствии, он вышел из фирмы и продал свои акции.
Но растерялся не один только мистер Тэпли — все присутствующие так удивились и растерялись, увидев друг друга, что никто не отваживался, заговорить. Один мистер Чезлвит нарушил молчание.
— Отоприте дверь, Марк, — сказал он, — и сейчас же возвращайтесь.
Марк повиновался.
Теперь на лестнице раздались шаги последнего из приглашенных. Все их узнали. Это были шаги мистера Пекснифа, и мистер Пексниф явно торопился, он бежал вверх по лестнице с такой необычайной быстротой, что споткнулся раза два или три.
— Где же мой почтенный друг? — возопил он на верхней площадке, после чего влетел в комнату с распростертыми объятиями.
Старый Мартин только посмотрел на него, но мистер Пексниф отпрянул назад, словно от разряда электрической батареи.
— Мой почтенный друг здоров? — воскликнул мистер Пексниф.
— Вполне здоров.
Это, казалось, успокоило тревогу вопрошавшего. Он молитвенно сложил руки и, возведя очи кверху с благочестивой набожностью, без слов выразил свою благодарность небесам; потом обвел взором собравшихся и с упреком покачал головой — для такого человека сурово, очень сурово.
— О алчные пиявки! — возопил мистер Пексниф. — О кровопийцы! Неужели вам мало того, что вы отравили жизнь человеку, не имеющему себе равных в жизнеописаниях великодушных героев, неужели теперь, именно теперь, когда он сделал свой выбор и доверился смиренному, но по крайней мере искреннему и бескорыстному родственнику, — неужели вы хотите, кровопийцы и прихлебатели (сожалею, что приходится употреблять такие сильные выражения, досточтимый, но бывают времена, когда нет сил сдержать честное негодование), неужели вы хотите теперь, приживалы и кровопийцы (не могу не повторить!), воспользоваться его беззащитным состоянием и, слетевшись отовсюду, как волки и коршуны и другие животные крылатой породы, собраться вокруг — не скажу падали или трупа, ибо мистер Чезлвит есть нечто совершенно обратное, но вокруг своей добычи, для того чтобы обирать, и грабить, и набивать свою прожорливую утробу, и пятнать свой омерзительный клюв всем, что может радовать плотоядных?
Остановившись, для того чтобы сделать передышку, он весьма внушительно замахал на них руками.
— Стая противных естеству грабителей и разбойников! — продолжал он. — Оставьте его, оставьте его, говорят вам! Уйдите! Скройтесь! Бегите прочь! Рассейтесь по лицу земли, молодые люди, как и подобает таким бродягам, не смейте оставаться в том месте, которое освящено сединами престарелого патриарха, чьей немощной старости я имею честь быть недостойной, но, надеюсь, непритязательной поддержкой и опорой. А вы, мой нежный друг, — обратился мистер Пексниф к старику тоном кроткого увещания, — как могли вы покинуть меня, хотя бы на краткое время! Вы отлучились, не сомневаюсь, чтобы порадовать меня каким-нибудь знаком своего расположения, благослови вас бог за это! Но вам этого нельзя; не надо рисковать. Я бы, право, рассердился на вас, если б мог, друг мой.
Мистер Пексниф приближался с распростертыми объятиями, собираясь пожать старику руку. Но он не видел, что эта рука крепко стиснула увесистую палку. Как только он, улыбаясь, подошел ближе и очутился в пределах досягаемости, старый Мартин, весь горя негодованием, которое отразилось в каждой черточке и морщинке его лица и вылилось в одну бурную вспышку, вскочил и ударил его, свалив на пол.
Удар был так силен и так хорошо направлен, что мистер Пексниф повалился грузно, словно выбитый из седла лейб-гвардеец. Был ли он ошеломлен ударом, или только смутился от неожиданности и новизны столь теплого приема, но он даже не пробовал встать и лежал, озираясь по сторонам с растерянным и покорным выражением, которое было так невероятно смешно, что ни Марк Тэпли, ни Джон Уэстлок не могли удержаться от улыбки, хотя оба они подбежали к старику, боясь, как бы за первым ударом не последовал второй, что, судя по его сверкавшим глазам и энергичной позе, было как нельзя более вероятно.
— Оттащите его в сторону! Уберите его подальше, — сказал Мартин, — или я за себя не ручаюсь! Я так долго сдерживал себя, что меня чуть не хватил паралич… Я не властен над собой, пока он так близко. Оттащите его!
Видя, что тот все не встает, мистер Тэпли, нимало не церемонясь, буквально так и сделал — оттащил его и посадил на пол, прислонив спиной к стене.
— Слушайте меня, негодяй! — обратился к нему мистер Чезлвит. — Я позвал вас, чтобы вы посмотрели на вашу собственную работу. Я позвал вас, зная, что смотреть на нее будет для вас горше полыни и желчи. Я позвал вас, зная, что видеть каждого из присутствующих для вас все равно что кинжал в сердце, в ваше низкое, вероломное сердце! Что? Поняли меня наконец?
