Василий Сиповский - Коронка в пиках до валета
— Добро пожаловать, — сказал он. — Броун Джеральд, — отрекомендовался он. Мы с вами уже знакомы, — сказал он Вадиму, и Вадим в нем признал своего мельбурнского знакомого. Только теперь он был без черной бороды.
— Посидите, — сказал Броун, — я сейчас занят. Мы разрешаем важный вопрос жизни и смерти — обдумываем, как ответить на посылку карательного отряда из Мельбурна.
Совещание продолжалось. Возбуждение черных ораторов все росло. У некоторых глаза, казалось, готовы были вырваться из орбит и горели огнем ярости. Зубы скрипели и щелкали, ноги и руки выделывали какие-то судорожные движения. Жутко было смотреть на этот своеобразный «военный совет» австралийских вождей.
В конце заговорил Броун. Его спокойную речь слушали со вниманием, даже с благоговением. Конец ее был встречен кликами ярости. Даже для незнающих языка было понятно, что борьба с белыми угнетателями на этом совете была решена беспощадная.
После совещания Броун пригласил путешественников в общество вождей. Встреча была вежливая, но сухая, сдержанная.
— Ну, где хотите ночевать? — спросил Броун Илью и Вадима, — здесь или в моем лагере, в обществе белых каторжников?… Советую здесь, так как утром будет охота на кенгуру и казуаров. Заготовляем провизию для войны, — добавил он. — Впрочем, пойдем лучше ко мне. Я утром вас разбужу, и на охоту вы поспеете.
Илья и Вадим пошли за ним и через полчаса очутились в лагере белых.
Многие уже спали у потухающих костров, другие сидели и вели беседу вполголоса.
Какие все мрачные лица! Молодые и старые, но все озлобленные, решительные!
Броун усадил гостей около одного костра и угостил их жареным мясом.
— Кенгуру, — сказал он, — нравится?
После долгой, с утра до вечера, поездки верхом нежное сочное мясо обоим показалось восхитительным.
Броун рассказал им на сон грядущий свою историю. Еще мальчиком провинился он у себя на родине, в Ирландии. Был страшный голод. От голода вымирали села. Он с товарищами взломал амбар одного лорда, который выгодно торговал мукой и ни одной горсти не давал даром. Джеральд был пойман, избит и посажен в тюрьму. После отсидки он вышел на свободу. Остался один, как перст: отец, мать и сестра умерли голодной смертью. Джеральд избил того лорда. Опять тюрьма! А там и пошло. Он сделался непримиримым врагом всех лордов, баронов и баронетов, всех тех, кто губит нищих и голодных и набивает мошну. На фабрику поступил — повел пропаганду. Арестовали… сопротивлялся. Чуть не убил полисмена — и вот на каторге уже несколько лет… И все мы такие, — сказал он, показывая на спящий лагерь каторжан.
Броун рекомендовал спать на открытом воздухе.
— Только вот этих опасайтесь, — сказал он, показывая рукой на какие-то безобразные темные тряпки, которые быстро, почти бесшумно кружились над погасающими кострами.
— А что это? — спросил Илья.
— Вампиры, — ответил Броун. — Умереть от их укуса нельзя, но крови могут много выкачать.
Тишина опустилась на лагерь. Небо горело и переливалось незнакомыми созвездиями. Светящиеся жучки живыми искрами бороздили в разных направлениях ночную тьму. Где-то вдали завывали дикие собаки. На горизонте тревожно дрожали в разных местах зарева горящих ферм.
Вадим спал крепко. Илья сидел и думал. Глядел на незнакомое ласковое небо, на эти тревожные алые пятна далеких пожарищ. Потом усталая голова его склонилась на грудь. Он сам незаметно для себя опустился на шкуру и погрузился в сон.
Он проснулся от какого-то укола в шею в том месте, где бьется пульс артерии. Проснулся сразу, но сначала со сна ничего понять не мог: к его шее прильнуло что-то черное и огромное…
— Вампир! — мелькнуло в голове Ильи.
Он сразу вскочил на ноги и обеими руками отодрал от себя вампира, который успел пристроиться у него на груди и уже вонзил свои зубы в его шею.
Заснуть больше Илья не мог.
Небо бледнело на востоке. Звезды меркли, и предрассветный ветерок дышал нежной прохладой. Илья стал смотреть вокруг. Лагерь был расположен на возвышенности, и отсюда далеко были видны леса и степные равнины. На горизонте, в разных местах, курились дымки вечерних пожаров.
Но вот восток заалел, и бесцветный пейзаж вдруг стал оживать — порозовел, зазолотился… Природа проснулась. Ночные голоса, таинственные и мрачные, сменились теперь радостными звуками сияющего дня.
Скоро весь лагерь белых был на ногах. Опять запылали костры. Готовился утренний завтрак.
— Ну, добрый день! Как спали? — добродушно приветствовал Илью и Вадима Броун. — Ну, как же охота? Хотите, я велю вас проводить? Еще успеете.
Но как раз в это самое время из кустов выскочил туземец и, подбежав к Броуну, начал что-то оживленно говорить ему, махая рукой в сторону пожарищ.
— Ну, друзья, — сказал Броун, обращаясь к путешественникам. — Сегодня охоты на зверей не будет — будет охота на белых! Сейчас мы выступаем. Оказывается эти дураки-волонтеры разделились, и авангард их зарвался слишком вперед. Вот будет потеха! Хотите принять участие? Мы их перещелкаем до одного!
Илья решительно отказался. Вадим промолчал.
Через несколько мгновений каторжники с винтовками в руках уже сидели на конях, и по данному сигналу все галопом помчались куда-то в чащу кустов. Еще мгновение, и вслед за ними в том же направлении, стремглав пробежали чернокожие воины, вооруженные копьями, ружьями, бумерангами. Огромными прыжками пронеслись мимо путешественников эти жуткие черные фигуры с ужасными раскрашенными лицами. И сколько их!
Кроме Ильи и Вадима в лагере осталось лишь несколько человек. Все напряженно смотрели туда, где скрылись в кустах воины, конные и пешие и, затая дыхание, слушали.
Через какие-нибудь полчаса где-то далеко раздался взрыв выстрелов. Эхо отозвалось в горах и прокатилось по равнине.
Потом стали раздаваться отдельные одиночные выстрелы, и вдруг все смолкло.
Еще одна «шалость» князя Чибисова
Приблизительно через час вернулись победители, возбужденные битвой, опьяненные легкой победой. Дикари шли, подплясывая и распевая во всю глотку свои победные песни. Они несли с собой нескольких убитых и раненых, гнали пленных.
— Там, кажется, один из ваших — из русских офицеров, — сказал сухо Броун, показывая на раненых. — Ранен.
— Как из наших? — удивился Вадим.
— Он говорит, что русский, — сказал Броун.
Вадим догнал дикарей, которые уже скрылись в кустах, глянул в лицо одного из раненых…
— Чибисов! — воскликнул он вне себя от удивления.
Князь Чибисов (это был он!) на это восклицание не ответил, — он был без сознания. Голень правой ноги была перебита ниже колена и болталась на одних сухожилиях.
— Илья, — закричал Вадим, — ведь это Чибисов! Он без сознания! Истекает кровью!.. Мистер Броун, надо ему помочь. Он умрет!
— Тем лучше для него, — сказал Броун. — Все равно его ждет смерть… и мучительная. Их всех подвергнут утонченным пыткам. Таков здесь обычай, закон страны!..
— Спасите его! — закричал Вадим. — Ну, ради нашей дружбы!
Броун засмеялся.
— Какая между нами дружба! — сказал он, — так, мимолетная симпатия! Но он сам виноват! Он более виноват, чем все эти волонтеры, — те защищают себя, свое имущество, а он, ваш товарищ, чего он сунулся? Зачем он стрелял в нас?… Он убил одного туземца. За это и получил бумерангом по ноге.
Вадим и Илья, однако, упросили Броуна вступиться за несчастного Чибисова, и после горячих споров дикари уступили.
Чибисов, бледный, без кровинки в лице, с закрытыми глазами, с слабым пульсом, лежал на шкуре кенгуру, а Илья и Вадим завязывали в лубки его перерезанную бумерангом голень.
— Надо его везти в Мельбурн, но как? — сказал Илья.
— До шоссе везите на лошади, — сказал Броун, — а там где-нибудь на ферме найдете тележку. До шоссе я вам дам провожатого, а лошадей отдадите в Мельбурне, в кабачке «Три якоря». Знаете? — обратился Броун к Вадиму.
Тот утвердительно кивнул головой.
— Да воды по дороге не пейте, — прибавил Броун, — все речки, все колодцы отравлены. С собой воды возьмите, — и, сухо простившись, Броун отвернулся от наших путников.
Князь Чибисов черной стеной встал между Броуном и его новыми друзьями.
С трудом посадив Чибисова верхом на лошадь и придерживая его с обеих сторон, двинулись в путь. Впереди шел вожатый.
Ободранные и растерзанные, пробрались наконец путешественники через колючие ветви кустарников до шоссейной дороги. И лица и руки у них были в крови.
Вожатый мрачно простился с ними, не говоря ни слова, махнул рукой в сторону Мельбурна и скрылся в кустах.
Тяжел был этот путь. Брели пешком еле-еле, стараясь не трясти раненого, поддерживая его с обеих сторон. Знойное солнце безжалостно пекло их головы. Вадим надел свою шляпу на голову Чибисова, сам же на свою набросил носовой платок — другого ничего не было Казалось, что мозги плавятся от солнечных лучей. В глазах было зелено. Томила нестерпимая жажда. Чибисов время от времени как будто приходил в себя, стонал и шептал: «Пить… пить…» и потом опять терял сознание. Взятая с собой вода скоро была выпита. Отдыхали часто в тени придорожных деревьев и потом опять пускались в путь. Торопились…
