Ивлин Во - Полное собрание рассказов

— Но кто мог вообразить, что маленькая Прунелла проявит такой ум…

— Я всегда говорил, что у этой девушки хорошие мозги.

Новости об открытии информационные агентства разнесли по всему цивилизованному миру. Сначала дело привлекло большое внимание. Сообщения о нем первые два дня были на первых полосах с портретом, потом на внутренней полосе с портретом, потом на внутренней полосе внизу без портрета и, наконец, когда история перестала быть такой тревожной, на полосе три «Эксцесс». Шифр дал истории новое право на существование. Стеббинг с портретом появился на первой полосе. Газета предложила десять тысяч фунтов в качестве выкупа, и звездный журналист появился с небес на аэроплане для ведения переговоров.

Это был крепкий молодой человек с австралийскими корнями, и с момента его появления все приняло невиданный размах. Колония забыла о своей неприязни к прессе, избрала его в клуб и заполнила его досуг коктейль-вечеринками и теннисными турнирами. Он даже занял место Леппериджа в качестве авторитета в мировых делах.

Но его пребывание было недолгим. В первый день он взял интервью у мистера Брукса и всех других важных персон в городе и отправил телеграфом в газету трогательную «человечную» историю о том, как Прунелла стала сердцем колонии. С этого момента для трех миллионов читателей газеты мисс Брукс стала Прунеллой. (Только с одной местной знаменитостью он не смог встретиться. Бедный мистер Стеббинг слег с лихорадкой и был отправлен обратно в Англию в отпуск по болезни в совершенно расстроенном состоянии нервов и рассудка.)

На второй день он взял интервью у мистера Юкумяна. Они устроились вдвоем с бутылкой мастики за маленьким круглым столиком около прилавка мистера Юкумяна в десять утра. Было три пополудни, когда репортер вышел на пекло, пропитанное белой пылью, но своего добился. Мистер Юкумян обещал отвести его в лагерь бандитов. Оба они дали слово держать все в секрете. К закату весь Матоди обсуждал предстоящую экспедицию, но журналиста никто расспросами не тревожил; он был один в тот вечер, печатая на машинке отчет о том, что, по его ожиданиям, должно было случиться на следующий день.

Он описал, как они отправились в путь на заре; «Серый свет покрывает осиротевший городок Матоди… верблюды фыркают, натягивая поводья… многие горюющие англичане, для которых солнце означало лишь конец еще одной ночи безнадежного наблюдения… серебристая заря проникает в маленькую комнату, где стоит кровать Прунеллы, покрывало заправлено так, как она оставила его в тот роковой день…» Он описал подъем на холмы — «…роскошная тропическая растительность сменялась тощим кустарником и голыми скалами…». Он описал, как посыльный бандитов завязал ему глаза и как он ехал сквозь темень в неизвестность, покачиваясь на спине верблюда. Казалось, время остановилось; когда повязку сняли с его глаз, он увидел бандитский лагерь: «…двадцать пар безжалостных восточных глаз блестели за уродливыми винтовками…». Здесь он вынул лист бумаги из машинки и сделал исправление; бандитское логово было в пещере, «…заваленной костями и шкурами». …Джоав, предводитель бандитов, сидел на корточках в своем варварском великолепии, на его коленях лежал меч, украшенный драгоценными камнями. И кульминация рассказа: связанная Прунелла. Какое-то время он поиграл с идеей раздеть ее и начал высекать словесный портрет ее девичьего тела, исчезающего, словно Андромеда, в тени. Но осторожность сдержала его и он ограничился описанием «ее красивого стройного тела со следами впивавшихся в него пеньковых веревок…». В заключительных абзацах рассказывалось, как отчаяние в ее глазах сменялось надеждой, когда он выступил вперед, протягивая выкуп предводителю бандитов, и «от имени „Дейли эксцесс“[19] и народа Великобритании восстановил ее наследственную свободу».

Закончил он очень поздно, но спать отправился с чувством исполненного долга, а на следующее утро передал свою рукопись в «Истерн эксчейндж телеграф компани» еще до того, как отправиться на холмы.

Путешествие во всех отношениях отличалось от повествования. Оно началось после сытного завтрака, успеха ему пожелала вся британская колония и большая часть французской, и отправились они не на верблюдах, а на маленьком «остине» мистера Кентиша. И логова Джоава они не посещали. Не успели они проехать и десяти миль, как увидели на дороге одиноко идущую им навстречу женщину. Она была не очень опрятной, особенно волосы, но в остальном выказывала все признаки здоровья и благополучия.

— Мисс Брукс, я предполагаю, — сказал журналист, бессознательно следуя за знаменитым прецедентом. — А где же бандиты?

Прунелла вопросительно посмотрела в направлении мистера Юкумяна, который шел на несколько шагов сзади и решительно мотал головой.

— Этот британский журналист из газеты, — объяснил он, — знает всех джентльменов в Матоди. Он привез тысячи фунтов для Джоава.

— Ну, тогда ему лучше быть поосторожнее, — сказала мисс Брукс, — бандиты здесь везде. Вы их, конечно, не увидите, но готова держать пари, что не меньше пятидесяти винтовок направлены на нас в этот момент из-за валунов, кустов и прочего. — Она махнула голой загорелой рукой в сторону невинного ландшафта. — Надеюсь, вы привезли деньги золотом.

— Они все здесь, мисс Брукс, в багажнике машины.

— Превосходно. Что ж, боюсь, Джоав не пустит вас в свое логово, так что мы с вами подождем здесь, а Юкумян поедет на холмы и доставит выкуп.

— Но послушайте, мисс Брукс, моя газета вложила много денег в эту историю. Мне надо посмотреть это логово.

— Я вам все о нем расскажу, — пообещала Прунелла.

— Там было три хижины, — начала она, потупив взор и сложив руки на груди, голос ее звучал ясно и мягко, словно она отвечала заученный урок. — Самая маленькая и темная использовалась как моя темница.

Журналист неловко помялся.

— Хижины, — сказал он. — У меня сложилось впечатление, что там были пещеры.

— Они и были, — сказала Прунелла. — Хижина — это местное слово, которым называют пещеру. Рядом со мной день и ночь сидели два льва на цепях. Глаза их светились, и я чувствовала их зловонное дыхание. Цепи были такой длины, что если я лежала совершенно спокойно, то была для них вне досягаемости, но стоило двинуть ногой или рукой… — Она замолчала и слегка вздрогнула…

Ко времени возвращения Юкумяна у журналиста набрался материал для еще одной забойной истории на первую полосу.

— Джоав отдал приказ снять снайперов, — объявила Прунелла после разговора шепотом с армянином. — Теперь мы можем беспрепятственно уехать.

Они все сели в маленькую машину и доехали до Матоди без приключений.

Мало что можно добавить к этой истории. В городе царило большое оживление, когда Прунелла вернулась, а в следующий вторник была организована официальная церемония. Журналист сделал много снимков, описал сцену возвращения домой, которая потрясла британскую публику до глубины души, и вскоре улетел на аэроплане получать поздравления и повышения в офисе «Эксцесс».

Ожидалось, что Прунелла наконец-таки сделает окончательный выбор между Кентишем и Бенсоном, но этого праздника колония не дождалась. Вместо этого кто-то узнал, что она уезжает в Англию. Казалось, свет азанийской жизни померк, и, несмотря на добрые пожелания, чувствовалось какое-то напряжение накануне ее отъезда — почти обида, словно Прунелла своим отъездом совершала какое-то предательство. «Эксцесс» поместила абзац о ее приезде, озаглавленный «ЭХО КИДНЕПИНГА», а в остальном общественное внимание быстро забыло ее. Стеббинг, бедняга, был вынужден оставить службу. Разум его пребывал в постоянном расстройстве, и с тех пор он проводил время безобидно и бесприбыльно в частном приюте, работая над скрытыми посланиями в Железнодорожном справочнике Брэдшоу. Даже в Матоди киднепинг почти не обсуждался.

Однажды шесть месяцев спустя Лепперидж и Бретертон пили в клубе свой вечерний розовый джин. Бандитская тема была снова в центре внимания, поскольку этим утром у ворот баптистского квартала нашли тело американского миссионера, у которого известные части тела отсутствовали.

— Это одна из проблем, с которой нам придется разбираться, — сказал Лепперидж. — Надо действовать. Я собираюсь написать отчет обо всем этом деле.

Мимо них к своему одинокому обеденному столу прошел мистер Брукс; теперь он был редким посетителем в клубе — нефтяное агентство преуспевало, и это держало его на работе допоздна. Он не помнил и не сожалел о своей былой популярности, но Лепперидж при встрече всегда проявлял по отношению к нему какую-то повинную сердечность.

— Добрый вечер, Брукс. Есть новости от мисс Прунеллы?

— Я как раз сегодня получил от нее весточку. Она только что вышла замуж.