Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне
Обнажив голову, на кладбище вошел какой-то старичок с блестящими, живыми глазами. Увидев его, кое-кто рассмеялся, а находившиеся поблизости женщины насупились. Старик, не обращая ни на кого внимания, направился к груде черепов, опустился на колени и некоторое время внимательно разглядывал кости. Затем он стал перебирать черепа по одному и, видимо, не найдя того, что искал, нахмурил брови, покачал головой, оглянулся и наконец, встав на ноги, направился к могильщику.
— Послушай! — окликнул он могильщика.
Тот поднял голову.
— Не знаешь ли ты, куда запропастился красивый череп, белый, как кокосовое молоко, со всеми зубами; он лежал там, у подножья креста, под листьями?
Могильщик пожал плечами.
— Погляди! — прибавил старик, показывая ему серебряную монету. — У меня сейчас больше нет денег, но я отдам тебе это, если ты найдешь его.
При виде блестящей монеты могильщик в раздумье посмотрел на груду костей и вымолвил:
— А там его нет? Нету? Тогда я не знаю.
— Послушай. Когда мне отдадут долги, я дам тебе больше, — продолжал старик. — Это череп моей жены; если ты мне его найдешь…
— А там его нет? Тогда я не знаю! Но если хотите, я могу дать вам другой!
— Ты как могила, которую роешь! — с горечью упрекнул его старик. — Не ведаешь цены того, что теряешь. Для кого эта яма?
— Откуда мне знать? Для мертвеца! — хмуро ответил тот.
— Как могила, как могила! — повторил, сухо усмехаясь, старик. — Не знаешь, что выбрасываешь и что глотаешь! Копай, копай!
И он направился к калитке.
Могильщик между тем кончил свое дело; два холмика свежей, красноватой земли возвышались по краям рва. Он вытащил из своего салакота буйо и начал жевать, тупо взирая на то, что происходило вокруг.
XIII. Предвестники бури
В ту минуту, когда старик покидал кладбище, у поворота на тропинке остановился экипаж, очевидно проделавший долгий путь: он был весь в пыли, а лошади в пене.
Из экипажа вышел Ибарра в сопровождении старого слуги. Он жестом отпустил возницу и направился к кладбищу, сумрачный и молчаливый.
— Я был очень болен, много работал и поэтому не смог здесь побывать! — робко говорил старый слуга. — Капитан Тьяго обещал, позаботиться о сооружении ниши, но я посадил цветы и поставил крест, который сделал своими руками.
Ибарра не отвечал.
— Там, за тем большим крестом, сеньор! — отворяя калитку, продолжал слуга и показал куда-то вдаль.
Ибарра так углубился в свои мысли, что не заметил, с каким изумлением переглянулись люди, узнав его, — некоторые перестали молиться и провожали его любопытными взглядами.
Юноша шел осторожно, стараясь не наступать на могилы, которые можно было различить по небольшим углублениям в земле. Раньше, бывало, он не замечал их, а теперь обходил с уважением: в одной из них покоился его отец. Зайдя за большой крест, он остановился и поглядел вокруг. Слуга смущенно озирался, пытаясь найти какие-нибудь следы на земле, ибо креста там не оказалось.
— Здесь… — бормотал он. — Нет, там, но земля вся перерыта.
Ибарра с тревогой наблюдал за ним.
— Да, — продолжал старик, — я помню, что рядом был камень; могилу вырыли короче, чем надо; могильщик лежал больной, и ее копал помощник; но мы его спросим, куда делся крест.
Они направились к могильщику; тот глядел на них издали с любопытством и снял салакот при их приближении.
— Не скажешь ли нам, на которой из тех могил стоял крест? — спросил слуга.
Могильщик посмотрел в указанном направлении и задумался.
— Большой крест?
— Да, большой, — подтвердил живо старик, выразительно взглянув на Ибарру, лицо которого просветлело.
— Резной крест, связанный лианами? — переспросил могильщик.
— Вот-вот, он самый; вот такой! — И слуга начертил на земле византийский крест.
— А на могиле были цветы посажены?
— Олеандры, жасмин и анютины глазки! Да, да! — радостно подтвердил слуга и предложил ему табак.
— Так скажи же нам, где эта могила и куда делся крест?
Могильщик почесал за ухом.
— Крест-то… да я его сжег! — ответил он, зевая.
— Сжег! Почему же ты его сжег?
— Потому, что так велел большой священник.
— А кто это большой священник? — спросил Ибарра.
— Кто? Да тот, который дерется: отец «Палка».
Ибарра потер лоб рукою.
— Но ты можешь, по крайней море, сказать нам, где находится могила? Ты должен это помнить.
Могильщик ухмыльнулся.
— Покойника-то там уже нет! — ответил он спокойно.
— Что ты говоришь?
— Был да сплыл, — шутливо добавил могильщик. — Вместо него я закопал там одну женщину на прошлой неделе.
— Или ты свихнулся? — спросил его слуга. — Ведь еще и года нет, как мы его похоронили.
— Вот именно! Я его уже давным-давно выкопал. Большой священник приказал перетащить его на китайское кладбище. Но он был такой тяжелый, да еще дождь лил в ту ночь, так что…
Договорить ему не удалось; он в ужасе отшатнулся, увидев лицо Крисостомо, который бросился к нему, схватил за плечи и стал трясти.
— И ты это сделал? — воскликнул юноша в неописуемом волнении.
— Не сердитесь, сеньор, — ответил тот, бледнея и дрожа, — я не положил его среди китайцев! Лучше утонуть, чем быть среди китайцев, сказал я себе, и бросил покойника в воду!
Ибарра сжал руками его плечи и долго смотрел ему в глаза с таким выражением, которое невозможно передать словами.
— Несчастный! — проговорил юноша и поспешно направился к выходу, попирая ногами кости и могилы, натыкаясь на кресты, словно помешанный.
Могильщик потер себе плечо и пробормотал:
— Сколько хлопот с этими мертвецами! Большой священник отлупил меня за то, что я дал похоронить его, когда был болен, а этот сейчас чуть не сломал мне руки за то, что я выкопал его. Вот они каковы, испанцы! Так и место свое потерять недолго.
Ибарра быстро шагал, устремив взор вдаль; старый слуга, плача, следовал за ним.
Солнце уже клонилось к горизонту; свинцовые тучи затягивали небо на востоке; резкий ветер раскачивал верхушки деревьев, бамбуковые заросли стонали.
Ибарра шел с обнаженной головой, ни одна слеза не выкатилась из его глаз, ни один вздох не вырвался из груди. Он спешил, словно бежал от кого-то, — быть может, от тени отца или от надвигавшейся грозы. Юноша пересек город, направляясь к окраине, туда, где стоял старый дом, порог которого он не переступал столько лет. Окруженный оградой, внутри которой росли кактусы, этот дом, казалось, приветствовал его: все окна были открыты, весело шевелились усыпанные цветами ветви иланг-иланга, голуби кружили над остроконечной крышей голубятни, стоявшей посреди сада.
Однако Ибарра не обращал внимания на эти милые приметы родного очага; его глаза впились в фигуру духовного лица, шедшего навстречу. То был священник городка Сан-Диего, тот самый задумчивый францисканец, которого мы уже знаем, враг альфереса. Ветер пригибал широкие поля его шляпы, ряса из гингона обвивалась вокруг тела и тонких, немного кривых ног. В правой руке он держал посох из паласана с набалдашником слоновой кости. Ибарра и он впервые столкнулись лицом к лицу.
Юноша при встрече на секунду остановился и пристально взглянул на священника; отец Сальви отвел глаза, будто не замечая его.
Но замешательство длилось лишь мгновение: Ибарра шагнул к священнику и остановил его, с силой схватив за плечо.
— Что ты сделал с моим отцом? — сдавленным голосом сказал юноша.
Отец Сальви вздрогнул и побледнел, поняв по лицу молодого человека, какие чувства того обуревают, но не смог ничего ответить: он словно оцепенел.
— Что ты сделал с моим отцом? — снова спросил его Ибарра глухим голосом.
Рука юноши, все крепче сжимая плечо священника, пригибала его к земле.
— Вы ошибаетесь, я ничего не делал вашему отцу! — с трудом проговорил тот.
— Не делал? — продолжал юноша, нажимая ему на плечо с такой силой, что отец Сальви вынужден был опуститься на колени.
— Нет, уверяю вас! Это был мой предшественник, это был отец Дамасо…
— А! — воскликнул юноша, отпуская его и хлопая себя по лбу. Бросив бедного отца Сальви, он поспешно направился к своему дому.
В это время к месту происшествия подоспел слуга и помог монаху подняться.
XIV. Тасио, чудак или философ
Странный старик брел с рассеянным видом по улицам. Он был когда-то студентом факультета философии и оставил это поприще, подчинившись желанию своей старой матери; произошло это, однако, не из-за недостатка средств или отсутствия способностей, но именно потому, что мать его была богата, а его все считали талантливым. Добрая женщина, опасаясь, что сын ее станет ученым и забудет о боге, предоставила ему выбирать: быть ли ему священником или оставить колледж Сан-Хосе. Он был в ту пору влюблен, а поэтому выбрал второе и женился. Овдовев и осиротев менее чем за один год, он стал искать утешение в книгах, чтобы спастись от тоски, от петушиных боев и безделья. Но он так пристрастился к науке и книгам, что совершенно забросил хозяйство и в конце концов разорился.
