Василий Аксенов - Пора, мой друг, пора
Пели траурные трубы, бухал барабан. Майор поднимал лицо к небу, его очки блестели.
На площади перед крепостью, где больше всего любят гулять туристы, можно сфотографироваться. Даешь сорок копеек и встаешь перед коричневым ящиком на треноге. С объектива снимают черный колпачок – и готово, ты уже запечатлен. Карточки завтра, можно оставить адрес – пришлют. А если хорошо получишься, твою карточку в целях рекламы выставят на общий стенд, и ты окажешься в компании множества незнакомых людей, в основном моряков.
Художник прошел по боковой аллее. Летел его плащ, летели волосы, и только крепко была прижата к телу кожаная папка с бумагами.
Он вышел из сквера и пошел по голой улочке, по стертым плитам вдоль белой монастырской стены. Огромная сплошная стена, без единого окна – высокий художник казался маленьким под этой стеной – тонкая черная черточка.
Кянукук оглянулся, посмотрел, как идет художник, ему показалось, что художник не идет, не движется сам по себе, а просто каждое мгновение оказывается в другом месте.
Два голубя, трепеща крыльями, повисли над его коленями.
Красные лапки их, сморщенные и согнутые, были неприятны. Они сели к нему на колени и вцепились лапками в ткань брюк.
Художник подошел к огромной дубовой двери и толкнул ее ногой. В огромной этой двери отворилась маленькая дверца, художник шагнул в черноту, дверца захлопнулась за ним.
Кянукук согнал голубей, встал и вышел из сквера. Он сразу оказался на людной торговой улице, на которой, несмотря на ветер, жизнь кипела.
Снова померк солнечный свет. Начался дождь. На город со стороны залива быстро неслись все новые и новые тучи. Кянукук поднял воротник пиджака и побежал вниз по улице.
Он заскочил в телефонную будку и набрал номер Лилиан.
– Виктор, вы причиняете мне горе, – сказала Лилиан.
– Куда вы пропали? Я все время думаю о вас.
– Лилиан, – сказал он, – мужчина должен самостоятельно идти по жизни, смело чеканя шаг.
– Ах, оставьте эти бредни, – нежно прошептала она, – дочь соскучилась по вас, а я…
– Я уезжаю, – перебил он.
– Куда? – вырвался у нее панический крик.
– Я уезжаю в Среднюю Азию, мы будем там искать нефть. Спасибо за все, Лилиан.
Он толкнул дверь закусочной, в тамбуре отогнул воротник, расчесал на пробор мокрые волосы и вошел в зал. В зале было людно. Старенькая уборщица в синем халате бродила среди мужчин и посыпала мокрый пол опилками. Дождь стекал по темным окнам, а здесь был электрический свет, пар из окошка раздачи, таинственные табло автоматов: «Пиво», «Соки», «Кофе», «Бутерброды». Здесь он встретил матроса, с которым вместе грузил цемент на товарной станции.
Глава 5
Сезон давно уже был на исходе, но тут вдруг выдалось несколько жарких ясных дней, и последние гуляки устремились на пляжи, на водные станции, в леса.
Для Тани это был прощальный день: съемки закончились, почти все разъехались, в городе оставалась еще только маленькая группа операторов по комбинированным съемкам да кое-кто из администрации. И Таня завтра должна была лететь в Москву.
Солнце уже клонилось к закату. Оно висело в виде красного шара над ясным и бодрым морем, обещая на завтра ветер и еще более резвые, чем сегодня, волны.
Таня в купальном костюме сидела на мостках яхтклуба, свесив ноги. Она разглядывала свои руки. Все же загорела за лето довольно сильно. Конечно, это не южный загар. У южного загара совсем другой оттенок, южный – йодного цвета, здесь же загар красноватый, нестойкий, но все-таки…
За спиной у нее раздавался стук шарика и короткие яростные возгласы. Эдуард и Миша сражались в пинг-понг. Эдуард накатывал, Миша подрезал. Рядом с Таней сидел Кянукук, высохший, как индус. Он обхватил ноги руками, положил подбородок на колени и мечтательно смотрел в море. Кто знает, что он видел в этот момент, должно быть, разные романтические образы: Фрэзи Грант, Ассоль и так далее. Верхняя губа его неприятно шевелилась.
– Мечтаешь, Витя? – спросила она.
– Лето кончается, – вздохнул он. – Жалко.
Она повернулась и положила ему локоть на плечо. Он вздрогнул, словно от тока, и сжался.
– Ты продолжаешь переписываться с Марвичем? – спросила она.
– Да. Только что получил. Он собирается уезжать куда-то в Сибирь.
Таня посмотрела в море. Катер уже появился из-за мыска. Он тащил за собой пенный бурун, а еще дальше за катером летела смуглая фигурка – это был Олег.
– А тебе он не сообщил об отъезде? – спросил Кянукук.
– С какой стати? – Таня дернула плечиком.
– Ну, как же… – пробормотал он. – Ведь вы все-таки…
На спине его под Таниным локтем дрожали мышцы. Она сняла руку и встала.
– Ах, во-от как, – протянула она. – Ты тоже посвящен в наши тайны. Ну, это все в прошлом.
– Ты завтра уезжаешь? – спросил Кянукук, глядя на нее снизу.
– Да.
Она смотрела на катер.
– Я тоже, наверное, скоро уеду, – сказал он.
– Ну, что ты там еще придумал?
– Должно быть, уйду в Атлантику, на плавбазу.
– Бездарно, – сказала она. – Раньше у тебя лучше получалось.
Уже был виден летящий в пене Олег, концы его лыж, мускулы, напряженные до предела, закинутая в счастливом хохоте голова.
Подошли Эдуард и Миша.
– Сделал я Мишу, – похвалился Эдуард.
– Просто я отрабатывал защиту, – отбрил Миша.
– Прыгнули? – предложила Таня.
И они втроем прыгнули. Кянукук остался сидеть на мостках.
Он видел, как они ушли в глубину и как потом пошли вверх, как колебались в воде их тела, как вынырнули на поверхность головы.
Всегда, когда он видел ныряльщиков, его охватывали зависть и уныние – он не умел плавать.
– Прыгай, Кяну! – крикнул Эдуард.
Он помотал головой.
– Не хочется. Горло болит.
– Да он плавать не умеет! – засмеялась Таня.
Она схватилась за поручни железной лесенки и наполовину вылезла из воды.
В треске мотора, в шорохе, в свисте, в потоках воды, в брызгах налетел бронзовый бог Олег. Таня подняла руку, приветствуя его.
Мало что изменилось у них с того дня. Таня сама не понимала, что сдерживает ее. Она ругала себя дурой, мещанкой, кляксой – так и юность пройдет, и нечего будет вспомнить.
Какая она актриса, она обыкновенная курочка ряба. Тоски по Марвичу давно уже нет, убеждала она себя, все это дело прошлое и ненужное, и она ему не нужна, уж он-то небось развлекается, как хочет… Она любовалась Олегом: вот тот самый парень, который нужен ей сейчас, в Москве она придет с ним в ресторан ВТО, и все будут глядеть на них и шептаться: он юноша, герой, муж, разбойник и защитник – то, что надо. Но что-то останавливало ее, что-то в Олеге настораживало, отталкивало ее, и она, сама того не замечая, начинала с невинным видом язвить, вышучивать его. Олег в такие минуты совсем выходил из себя, страдала его честь. Он становился жалок, когда при Мише и Эдуарде начинал разыгрывать из себя ее властелина, победителя.
Она не мешала ему этого делать, понимая, что значит для него авторитет у этих людей. Вот это еще очень смешило ее.
Недавно он пришел и с небрежной улыбкой сказал:
– Старуха, я сообразил, что именно такая женщина, как ты, нужна белому человеку.
– Что это значит?
– Хочешь, я женюсь на тебе?
Она вспомнила про Марвича, усмехнулась и медленно проговорила:
– Они прожили вместе сто лет и умерли в один день. Такая программа, да?
– Ну, зачем же так? – вскричал он. – Просто поженимся, и все. Свадьба там и прочие мероприятия. Батя купит нам однокомнатную квартиру в кооперативе. Представляешь, как мы будем жить? Свобода и любовь!
– Представляю.
Иногда они говорили на «серьезные темы».
– Я многого добьюсь, вот увидишь, – говорил он.
– Кулаками? – спрашивала она.
– Ну нет. Посмотрела бы ты мою зачетную книжку – только высшие баллы.
– Ах ты, мой отличник!
– Не смейся, мне это нужно. Понимаешь, батя мой – шишка на ровном месте, и поэтому я живу так, как другие не могут. Но в нашем обществе посты не передаются по наследству, и знания свои батя не может мне завещать. Поэтому надо самому соображать, как вырваться на орбиту. Батя мне передал кое-что – свою силу и хватку, вот что. Я ведь наблюдаю за ним.
Ей становилось неприятно, страшно, но она гнала от себя страх.
– Ты еще мальчик, Олег.
– Нет!
– Ты просто красивый мальчик.
– Нет, нет, ты ошибаешься!
…Все они вылезли на мостки и заплясали на них, радостные от молодости, от легкости и силы. Брызги слетали с них, и Кянукук стал мокрым. Он тоже плясал.
Миша включил приемник, нашел какую-то музыку и сообщил, что это «босса-нова». Миша всегда был в курсе всех новинок. Он показал, как танцуют «босса-нову», и все сразу усвоили эти нехитрые па. Эдуард пригласил Таню, а Олег пригласил Кянукука.
