Жена - девочка - Майн Рид
Не желая раздражать гордую и честолюбивую кузину, она попробовала ее успокоить:
— Хорошо, Джулия, пускай мисс Дж., мисс Л. и мисс Б. смотрят на нас свысока, но зато их братья совсем не такие. Я тебя уверяю, что они совсем не такие!
— Оставь в покое их братьев! Что толку, что они снизошли до нас? Не делай из меня глупышку, Нил! Миллион долларов — наследство, оставленное мне отцом, которое я получу после смерти матери, — вполне объясняет их внимание. К тому же, если зеркало мне не врет, я очень недурна!
Да, она имела все основания говорить так! Трудно найти девушку, которая была бы «недурна» так же, как Джулия Гирдвуд. Зеркало отражало этот цветок, уже успевший распуститься и принять совершенные формы. С такой внешностью дочь лавочника чувствовала себя герцогиней. Ее лицо и фигура были совершенны в равной степени. Такая девушка не могла не нравиться; хотя, как это ни странно, она вызывала у окружающих также неприятное чувство некоей опасности. Подобным свойством печально прославились Клеопатра[11], Лукреция Борджиа[12] или красавец-убийца Дарнли[13].
В ней невозможно было отыскать ни одной неуклюже-грубоватой черты, даже малейшего признака неаристократического происхождения или деревенщины и всего того, что этому сопутствует. Возможно, какая-то простоватость была в ее кузине, Корнелии. Но Джулия Гирдвуд так долго жила на Пятой авеню (здесь находился дом ее матери), что внешне ничем не отличалась от самых гордых девиц этой аристократической улицы.
— Ты права, Джулия, — согласилась с ней кузина. — Ты и богата и красива. Мне жаль, что я не похожа в этом на тебя.
— Ах ты маленький льстец! Может, ты и не такая богатая, как я, но уж красотой мне точно не уступаешь. Впрочем, ни то, ни другое здесь ничего не значит.
— Так почему ты приехала сюда?
— Это была не моя идея. Это мама привезла меня сюда. Если говорить обо мне, я предпочитаю Саратогу[14], где не придают такого значения родословной и где дочь лавочника так же хороша, как и его внучка. Я хотела отправиться туда на этот сезон, но мама возражала. Ничто другое ее не устраивало, только Ньюпорт, Ньюпорт, Ньюпорт! И вот мы здесь! Благодарение небесам! Но это недолго еще продлится.
— Хорошо, но поскольку мы уже здесь, давай наслаждаться тем, что дано здесь каждому: будем купаться и загорать.
— Ага, давай сделаем вид, что нам здесь хорошо! Если опустить тела мисс Дж., Л. и Б. в соленую воду, это во многом оправдает их присутствие в Ньюпорте, например, это могло бы немного улучшить цвет их лиц. Видит бог, как они нуждаются в этом; но я, благодарение небесам, совсем в этом не нуждаюсь!
— Но ты будешь купаться сегодня?
— Нет, не буду!
— Но кузина! Это же восхитительно!
— Ненавижу!
— Ты шутишь, Джулия?
— Нет, просто я хотела сказать, что ненавижу купаться в окружении этой толпы.
— Но ведь невозможно быть на пляже в одиночестве!
— Это неважно. Я не желаю с ними встречаться где бы то ни было — на пляже или в другом месте. Если бы только можно было купаться вон там, в глубоких синих водах, или среди этих белых скал, которые видны отсюда! Ах! Вот это была бы восхитительная процедура! Интересно, найдется ли такое местечко, где мы могли бы купаться в одиночестве?
— Да, я знаю такое местечко. Я открыла его на днях, когда собирала раковины вместе с Кецией. Внизу, под утесами. Там есть уютная небольшая пещера, великолепный грот с глубоким водоемом перед ним и гладким песчаным пляжем, белым, как серебро. Утес нависает над берегом, и я уверена, что никто не сможет заметить нас сверху, особенно когда мы будем купаться. Таким образом, мы будем на пляже, и утес будет защищать нас от посторонних взоров. Мы можем раздеться в пещере без опасения, что кто-нибудь нас увидит. Кеция будет сторожить нас наверху. Ну скажи мне, Джулия, ты пойдешь туда купаться?
— Хорошо, давай. Но что мы скажем маме? Она ужасно не любит, когда не соблюдаются правила приличия. Она будет против.
— Нам не следует раскрывать ей нашу тайну. Она не собирается сегодня купаться, она уже сказала мне об этом. Мы сначала вместе пойдем к обычному пляжу, как будто собираемся купаться там. Оказавшись вне поля ее зрения, мы можем уйти туда, куда нам надо. Я знаю тропинку, ведущую через поля прямо к утесу. Так ты пойдешь со мной?
— О да, я согласна.
— Сейчас как раз время отправиться. Слышишь топот в коридоре? Это купальщики собрались на пляж. Давай позовем Кецию и отправимся в путь.
Поскольку Джулия нисколько не возражала, ее кузина прошла в коридор и, остановившись перед дверью смежной комнаты, позвала: «Кеция!»
Это была комната миссис Гирдвуд, а Кеция, ее темнокожая служанка, играла роль горничной и прислуживала всем трем дамам. Правда, на зов Корнелии ответила не она:
— Что случилось, дитя?
— Мы собираемся идти купаться, тетя, — сказала молодая леди, приоткрыв дверь и заглянув в комнату. — Мы хотим, чтобы Кеция подготовила нам купальные платья.
— Да, конечно, — послышался тот же самый голос, который принадлежал миссис Гирдвуд. — Ты слышишь, Кеция? Послушайте, девочки! — добавила она, обращаясь к молодым леди, которые уже стояли вдвоем в дверном проеме. — Вам надо взять урок плавания. Помните, что мы путешествуем по крупным морям и океанам, и вам надо научиться плавать, чтобы в случае чего не утонуть.
— О мама! Ты нас пугаешь.
— Хорошо-хорошо, но я думаю, умение плавать вам в любой ситуации пригодится. Во всяком случае нелишне будет научиться держать голову над водой и овладеть еще одним навыком. Поторопись, девушка, с купальными платьями! Все уже ушли на пляж, а вы опаздываете. Ну же, ты нас задерживаешь!
Вскоре Кеция появилась в коридоре, неся с собой сверток — купальные принадлежности для молодых леди.
Крепкая, здоровая негритянка была важным атрибутом семьи владельца магазина; этот атрибут должен был подчеркнуть их принадлежность к южным штатам и, конечно, аристократическое положение. Надо сказать, не только Гирдвуды выбирали служанок подобным образом. На голове Кеции красовался шерстяной
